Подготовляя государственный переворот, Ежов готовил через своих единомышленников по заговору террористические кадры, предполагая пустить их в действие при первом удобном случае. Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов и Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который, по замыслу его вдохновителей, должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве.
Через внедренных заговорщиками в аппарат Наркомвнудела и дипломатические посты за границей Ежов и его сообщники стремились обострить отношения СССР с окружающими странами в надежде вызвать военный конфликт, в частности, через группу заговорщиков работников полпредства в Китае Ежов проводил вражескую работу в том направлении, чтобы ускорить разгром китайских национальных сил, обеспечить захват Китая японскими империалистами и тем самым подготовить нападение Японии на советский Дальний Восток.
Действуя в антисоветских и корыстных целях, Ежов организовал ряд убийств неугодных ему людей, а также имел половое сношение с мужчинами (мужеложство).
Руководствуясь статьей 91 УКП, постановил:
Приговорить Ежова Н. И. к уголовной ответственности по признакам ст. ст. 58-1 «а», 58-5, 19–58 п.п. 2 и 8, 58-7, 136 «г», 154 «а» ч. 2 УК РСФСР и приступить к следственному производству по его делу.
Меру пресечения способов уклонения от следствия и суда оставить прежнюю — содержание под стражей.
Справка: Ежов Н. И. арестован 10 апреля 1939 года и содержится под стражей в Сухановской особой тюрьме НКВД СССР.
Ст. следователь следственной части НКВД СССР
Ст. лейтенант госуд. безопасности
Записка из тюрьмы (без даты, между 12 и 16 июня 1938 г.)
«Лаврентий! Несмотря на всю суровость выводов, которых я заслужил и воспринимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину остаюсь до конца. Твой
Из показаний подследственного С. Б. Жуковского от 31 мая 1938 г.
«В состав отдела по распоряжению Ежова были переданы некоторые отделения, в том числе специальная химическая лаборатория на Мещанской улице. До перехода в состав 12-го оперативно-технического отдела НКВД руководителями этой лаборатории были сотрудники НКВД Серебровский и Сырин. Когда я возглавил этот отдел, начальником лаборатории был назначен мною инженер-химик Осинкин.
По заданию заместителя наркома внутренних дел комкора Фриновского задачей лаборатории должно было быть: изучение средств диверсионной работы, снотворных средств, ядов и методов тайнописи для целей оперативной работы. По распоряжению Фриновского был также установлен порядок пользования указанными средствами для оперативной работы. Оперативный отдел, который желал для своих целей получить, например, снотворное средство, мог его получить только с санкции наркома или заместителя наркома — начальника ГУГБ.
Этим отменялся существующий порядок, по которому средствами лаборатории могли пользоваться по усмотрению начальника лаборатории. При передаче лаборатории в ведение 12-го отдела выяснилось, что в ее составе было всего два научных работника, оба беспартийных, и никакой серьезной разработки средств для оперативной работы не велось. В связи с этим при помощи аппарата ЦК ВКП(б) были получены три научных работника — инженер Осинкин и доктор Майрановский, члены партии, и еще один комсомолец, фамилию его не помню. Кроме того, для работы в лаборатории были использованы заключенные профессор Либерман по зажигательным средствам и инженер Горский по отравляющим веществам.
По просьбе спецгруппы Серебрянского и с разрешения Фриновского велась разработка химического средства, способного быстро воспламенить сырую нефть. Эту работу вел заключенный профессор Либерман, опыты проводились на опытной станции Пожарного управления по шоссе Энтузиастов. По заданию иностранного отдела в лице бывшего начальника отдела Слуцкого и с разрешения Фриновского велась разработка снотворного средства. Работу эту вел указанный выше сотрудник-комсомолец. По заданию того же иностранного отдела и с разрешения Фриновского велась разработка яда. Работу эту вели сотрудники Щего-лева и доктор Майрановский.
Непосредственное руководство лабораторией, а также хранение и выдача средств с разрешения руководства наркомата, то есть Ежова и Фриновского, была возложена на моего заместителя капитана госбезопасности Алехина, у которого хранились также и ключи от шкафов лаборатории. Помню, что ко мне обратились Алехин и начальник лаборатории Осинкин с вопросом о том, что в работе лаборатории уже имеются некоторые результаты и что необходимо обязательно проверить на опыте действия подготовленных лабораторией зажигательных средств для нефти, а также действия снотворных и яда.
Мною было доложено заместителю наркома Фриновскому, который разрешил испытание зажигательного средства, что и было произведено при моем участии на опытном поле Пожарного управления. Что касается снотворного и яда, Фриновский, помню, сказал мне, что он поговорит с Ежовым и даст ответ.
Через некоторое время Фриновский мне сообщил, что имеется указание Ежова на испытание этих средств на осужденных к высшей мере и что Цесарскому, начальнику первого спецотдела, Ежовым дано соответствующее указание. На мой вопрос Цесарский подтвердил это. Мною было поручено Алехину осуществить опыт в двух или в трех случаях, договорившись с Цесарским о времени и месте. Опыты были проведены под руководством Алехина и при участии доктора Майрановского, и составлены соответствующие акты. По данным этих актов помню, что в двух или в трех указанных случаях опыты дали смертельный исход… Кто именно намечался для проведения опыта, сказать не могу, так как этот выбор из числа осужденных к высшей мере находился исключительно в ведении Цесарского, у которого я фамилий не спрашивал и который мне и, насколько я помню, Алехину также этих фамилий не называл. Опыты, как указано выше, были заактированы, подписаны Алехиным и доктором Майрановским и доложены Фриновскому. В бытность мою начальником 12-го отдела, то есть в течение пяти-шести месяцев, припоминаю, что таких опытов было два или три. Инициатива их постановки мотивирована их необходимостью и принадлежала инженеру Осокину, доктору Майрановскому и капитану госбезопасности Алехину. Непосредственно руководил опытами капитан Алехин. Насколько припомню, в бытность мою начальником 12-го отдела ни одного случая выдачи какому-либо отделу или сотруднику яда для оперативных целей не имело места. Припомню только один случай, когда начальник иностранного отдела обратился с просьбой выдать ему для научной оперативной работы яд, но с определенностью не могу сказать, был ли ему этот яд выдан или нет. Опытов по отравляющим средствам, разрабатывающимся инженером Горским, при мне не велось».
Вот как прокомментировал арестованный Ежов на допросе 25 июня 1939 года эту часть показаний бывшего своего подчиненного:
«Я знал, что такая лаборатория существует и Ягода использовал ее в своих террористических целях. Но когда я пришел в НКВД, Фриновский объяснил мне, что без средств этой лаборатории нам не обойтись, и она нужна нашей разведке и И НО за рубежом. Но я ничего не знал о том, чем они занимаются. Про все эти опыты, о которых говорил Жуковский, даже не слышал, наверное, Фриновский им все это разрешал. Правда, один раз, когда — не помню, Фриновский сказал мне, что в лаборатории у Алехина есть средство, принятие которого вызывает смерть у человека, как от сердечного приступа. Такое средство необходимо, когда нужно уничтожать врагов за границей. Но его надо испытать, не даст ли оно последствий на организм, которые можно определить при экспертизе и вскрытии. Фриновский сказал, что у них есть врач, которому для этого нужно исследование трупа умершего от этого средства человека. Тут же он предложил, что это средство можно дать тем, кто приговорен к расстрелу. Врачу нужно было провести опыты на трех-четырех людях. Какая разница, от чего они умрут, яд даже легче, чем пуля в затылок. Поэтому я согласился, но больше ничего про эту лабораторию и про то, что там изготовляли, не слышал.
— Опять отвечаете не по существу, — заметил следователь Родоса. — Назовите людей, которых вы
