отряда и, когда примет какое-то решение, пришлет за мной посыльного, Полковник, сопровождаемый своим грохочущим и воняющим выхлопом конвоем, укатил в сторону ворот. А мы остались обживаться.
Доставшийся нам в качестве временного пристанища постоялый двор назывался «Одноглазый медведь» и роскошью явно не блистал. Такой, средней руки гадюшничек, в меру грязный, в меру запущенный и не шибко дорогой. Ну, и постояльцы — соответствующие. По всему видно — не «Псарня» и даже не «Роща», тут вещи без присмотра оставлять точно не стоит. Ты и отвернуться-то толком не успеешь, а у них уже быстрые ноги выростут. Но, судя по уверениям хозяина — неопрятного жирного колобка с несколькими сальными прядями неопределенно-пегого цвета волос, зачесанных вперед в безуспешной попытке спрятать под ними конопатую лысину, из закрытых номеров и оставленных на платной охраняемой стоянке машин, вещи не пропадают. Ню-ню, посмотрим. Если соврал — ему же хуже.
К моему удивлению, думал Полковник недолго, едва за окнами начало смеркаться, как за мной уже примчался посыльный на небольшом, отчаянно тарахтящем двухместном багги. Надо же, какая честь! Тут идти-то метров сто, а за мною транспорт с шофером шлют. Обалдеть! Ну, раз приехал, значит, собираться нужно. Выдвигаться решил налегке. Посреди вражеской военной базы, случись что, меня не то что автомат, но даже и танк не спасет. А значит — нет ни малейшего смысла тащить на себе слишком много — «Кенвуда» и «Стечкина» за глаза хватит. Двадцать патронов в пистолете, еще двадцать — в запасном магазине. Застрелиться — за глаза хватит! И нож в кожаных ножнах на поясе — сеппуку делать… Вот рация — обязательно нужна, без связи никак.
Еще раз напоминаю парням об осторожности. Вроде, все правильно, но что-то по сердцу царапнуло. Больно уж нехорошие исторические ассоциации у меня вызывает собственный приказ: «Первыми огня не открывать, на провокации не поддаваться». Но, делать нечего, мы тут не для того, чтобы всех плохишей забороть, а для того, чтобы найти ценную вещь и свалить по тихой грусти. Конечно, имидж крутых парней заработать — тоже дело хорошее, но еще неизвестно, чем именно за этот имидж придется платить и не окажется ли эта цена для нас непомерно высокой.
База, ну, по крайней мере, та ее часть, что я разглядел по дороге, выглядит серьезно. Никакого свинарника, как в «посаде», никаких помоев посреди дороги и снующих крыс. До идеального армейского порядка, правда, тоже далеко: трава не пострижена, бордюры не побелены, но, как мне подсказывает личный опыт, порядок на территории — вовсе не гарантия боеспособности подразделения. Скорее — наоборот. Чем больше времени у солдата уходит на покраску заборов и красивую трассировку песочком тропинок, тем меньше он стреляет, бегает по ОШП и тактическому полю [63]. А покрашенные, не затертые и не облезлые турники на спортгородке всегда означают одно — на них никто не занимается. Так что, вид у базы Черного Полковника вполне боеспособный. В парке порыкивает дизелями какая-то невидимая мне из-за высокого забора «броня», видно оживление на штурмполосе, откуда-то издалека слышны азартные вопли и буцкающие звуки — похоже, кто-то в свободное время футбольный мяч гоняет. М-да, интересная такая банда. Не хотелось бы мне ее в противниках иметь. Действительно, больше похоже на полнокровный мотострелковый батальон. Один. А второй, кстати, где? Хотя, о чем это я? Второй, наверняка, по опорным пунктам, секретам, патрулям и прочим дозорам службу тащит. А эти, наверное, отдыхающая смена. Да уж, рука грамотного и толкового командира видна сразу. Эх, господин-товарищ полковник, твою бы энергию — да в мирное, ну, или, по крайней мере, в невраждебное нам русло.
Черный Полковник занял под свою резиденцию весь второй этаж бывшего штаба. Обстановка в апартаментах, конечно, не спартанская, но и особой роскоши тоже не заметно. Сразу видно — здешний хозяин в жизни привык довольствоваться малым, хотя и не чужд комфорта. Чем-то его кабинет неуловимо напоминает кабинет турецкого полковника Кылыча в Шарое: большой стол, удобное кресло, ворсистый ковер на полу, коллекция оружия на стене. Только у турка стволов было немного, зато каждый был со своей историей, а тут, похоже, просто богатая коллекция. Все пистолеты, автоматы и винтовки новые или почти новые. Красиво, конечно, не спорю. Любой мужик красоту оружия оценит… Но, все-таки как-то бездушно, что ли.
Хозяин кабинета уже успел переодеться из полевого хаки в черную форму, которую я без труда опознаю — парадное морпеховское «пэ-ша»[64]. На погонах — два просвета и три звезды. Каперанг. Хотя, стоп, какой нафиг капитан первого ранга? В морской пехоте ж офицерские звания сухопутные, а не флотские. Значит — полковник. Вот, похоже, и второе объяснение прозвища. Вроде как и полковник, но форма флотская, черная. Вот и ыходит — «черный полковник». Поведение старого бандита тоже изменилось, он больше не изображает пожилого ехидного хохла. Теперь он сух, деловит и собран, даже неистребимый украинский акцент и тот исчез. С чего бы такие перемены? Немного помолчав, он без обиняков заявляет:
— Я принял решение. Отряд ваш мне подходит, умелые и смелые люди нужны всем. Потом внимательно смотрит на меня и вкрадчивым голосом продолжает:
— Но есть одна серьезная проблема. Как мне кажется, на южных и юго-западных рубежах ты службу нести, скорее всего, не захочешь?
Ну, надо же, прямо гений прогнозирования, а!
— Вам верно кажется, — соглашаюсь я. — Воевать с югороссами ни я, ни мои люди особого желания не испытываем. Да, нас там считают преступниками и, если уж по правде, то мы ими и являемся… Но, защищаться, когда тебя хотят убить — это одно. Право на самооборону еще никто не отменял. А вот на полноценную войну против своих земляков ни у меня, ни у причин нет…
— Какая у тебя гибкая мораль, Великан, — с нехорошим прищуром смотрит на меня Полковник. — Значит, стрелять в югоросских солдат, которые мешают мародерничать в захваченном турецком банке — это нормально, а вот таких же солдат за мои деньги убивать — уже плохо. Как так? И там, и там — солдаты одинаковые, да и деньги, по большому счету, тоже. Так в чем проблема?
Изобразить замешательство мне совсем не сложно, потому как своим каверзным вопросом старый бандит и впрямь загнал меня в тупик.
— Я не знаю, как это объяснить, но точно знаю, что так оно будет, — упрямо морщу лоб я.
— Интересно, — с непонятной интонацией тянет Полковник. — Очень интересно. Ладно, не буду над тобою издеваться, решение твое мне понятно и давить на тебя я не буду. Я сам офицер и каково сейчас тебе — примерно представляю.
О, как! А чего это ты вдруг со мною так разоткровенничался-то? Полковник, видимо, истолковывает мой вопросительно-недоверчивый взгляд по-своему.
— Что, не веришь? Думаешь, я просто так, для форсу погоны нацепил? На вот, глянь.
С этими словами он протягивает мне стоящую на столе лицевой стороной к нему фотографию в рамке. На фото — счастливая семья флотского офицера: широкоплечий майор с белозубой улыбкой в парадной форме морского пехотинца: черный китель, наградные планки, овальный «огурец»[65] на лихо заломленном берете. Рядом с ним — симпатичная молодая женщина с густыми распущенными волосами, и две девчушки лет семи-восьми, близняшки. Левый угол фото сильно обгорел и от изображения одной из девочек остались только голова и часть плеча. Старый снимок, пожелтевший, что не удивительно. Сделан-то он явно за несколько лет до Большой Тьмы. Вон, у Полковника-то всего одна звездочка на погоне, значит, примерно, лет за пять до того, как всему хана пришла.
Внезапно взгляд у моего собеседника меняется. Вроде, только что был спокоен, как удав, и вдруг… Сорвало его с нарезки капитально, целую речь мне толкнул про то, какие все-таки сволочи и твари окопались у власти в Югороссии. Циничные и бессердечные ублюдки, что ради своей безопасности и благополучия хладнокровно убили тысячи своих соотечественников. С пеной у рта орал про сожженные лагеря беженцев, про горящую землю и про лужи кипящей на ней крови.
Мля, я вообще-то крепкий мужик, но что-то многовато на меня за сегодня свалилось, сначала хутор, теперь это… А главное — в голосе Полковника боль. Настоящая, неподдельная. Но в глаза его, горящие безумием и жаждой мести, смотреть просто страшно. Даже у таких твердолобых и толстокожих дуболомов как я есть пределы. Я своего достиг — Полковник меня откровенно пугает. Без дураков, до усрачки.
А тот уже завел себя, как глухарь на току и вещает о том, какая страшная месть ждет этих негодяев, когда он, наконец, найдет то, что ищет. Как они за все заплатят и за все ответят. Ой, мама моя женщина, а ведь он это о нашем изделии П-26/17-бис, которое «Вихрь-2ТМ». Похоже, действительно считает его
