осыпаться начнет. А еще нас всех мучает жажда. Нет, не так. ЖАЖДА. Вот, уже немножко больше на правду похоже, но все равно не то. Я еще со времен армейской срочной службы прекрасно помню, как нас учили, что пить в таких условиях нужно как можно меньше. Потому что все выпитое выйдет с потом уже через пару минут и станет только хуже. Что лучше прополаскивать рот небольшими порциями воды. Угу, попробуйте прополоскать водой рот, когда он забит песком. Вряд ли вам понравится от щеки к щеке теплую жидкую грязь перекатывать. Кроме того, висящая в воздухе пылища мгновенно набивается во флягу, стоит тебе только отвинтить крышку. И вся вода в ней тоже мгновенно превращается в грязь. Остается только одно — терпеть. Но это настоящая пытка. Да уж, планируя это безумие, я даже не представлял себе, насколько мы все на самом деле станем похожи на тех, кого будем изображать: покрытые слоем пыли, толщиной едва не в два пальца, фигуры, растрескавшиеся губы, воспаленные, красные глаза. Да и психологический настрой — полностью соответствует внешнему виду. Думаю, отчаявшиеся и отчаянные беглецы-дезертиры из нас выйдут очень убедительные
Технике приходится, пожалуй, даже хуже чем нам. Это человек может самому себе сказать: «Терпи!» и терпеть не смотря ни на что. Машина так не умеет, она железная. Моторы наших внедорожников и бронетранспортеров натужено ревут, взахлеб, с подвываниями. Ох, мать твою, главное — чтоб не встал никто. Тогда придется брать заглохшего на жесткую сцепку и тащить, еще больше напрягая и без того работающие на износ двигатели. И ладно если накроется УАЗ или «Нива». А если БТР? Ох, кисло нам тогда придется! Но об этом лучше сейчас даже не думать, чтобы не накликать. И остается только стиснув зубы продолжать движение и надеяться, что многократно поверенный перед отправкой в путь механизм не подведет.
— Ну, что, далеко еще? — спрашиваю я у Шрайнера, когда вечером наша колонна делает короткий привал в каком-то много лет назад брошенном людьми поселке, домишки которого уже почти полностью поглощены пустыней.
Думаю, о нем уже давно бы все забыли, если бы не великая ценность, расположенная на центральной площади — прикрытый сколоченной из толстенных, выгоревших добела, досок крышкой круглый каменный зев глубокого колодца. Вода в нем мутная и желтоватая, но восхитительно прохладная. Блин, да о чем я?! Какая к чертовой матери разница, какого она цвета?! Это же ВОДА! Посреди бескрайне жаркой полупустыни.
— Скоро уже, — отвечает Сергей напившись. — До темноты, конечно, не успеем, так нам оно и не нужно.
Это верно. Мы еще вчера до позднего вечера обсуждали и прикидывали, каким образом лучше все обставить. Сошлись на том, что для пущего правдоподобия нам лучше прямо вот так через границу и прорываться. Ежели поутру патруль бредунов встретим, а мы его почти наверняка встретим, бредуны со своей стороны границу если и не охраняют, то уж по крайней мере за ней приглядывают. Патрули, секреты, то-сё. Словом в такой ситуации никаких сомнений наша легенда у них точно не вызовет. А вот будем свеженькие, выспавшиеся и относительно чистые — не поверят. И тогда — все, хана и нашему прикрытию и, похоже, всей операции. Хорошо если ноги унести успеем, ничего уже не говоря о поставленной цели.
— Ваши-то там готовы?
— Еще с позавчерашнего дня, не переживай. Нам только в условленную точку прибыть и условный сигнал по рации дать. А потом — имитировать заполошный драп. Ну, а наши будут изображать ожесточенное преследование со стрельбой и взрывами.
— Есть что взрывать?
— А то! Я ж говорю, подготовились серьезно. Даже пару грузовиков и один джип аккуратно и очень тихо на базу привезли. Подшаманили их малость. Когда сгорят — будет полное ощущение того, что не металлолом ржавый, а нормальную машину подбили.
— Ну, раз так, давай, пошли вон там в тенечке присядем, еще раз все от начала и до конца прогоним, чтоб ночью все без накладок, как по нотам вышло.
Где-то в лесу, надрываясь, верещат какие-то пичуги, шелестят листвой на слабом ветерке окружающие весьма приличных размеров поляну густые кусты орешника, солнце над головой периодически выглядывает из-за серых дождевых тучек. Вдали видны развалины какой-то деревеньки, неподалеку замер навеки прямо посреди двухполосной дороги некогда бело-зеленый, а теперь просто грязно-ржавый автобус, в котором давно уже нет не только ни одного целого стекла, но и кресел внутри, один догнивающий остов остался. Да и дорога-то на проезжую похожа была мало: сквозь асфальт не то, что трава, но и кусты с тонкими молодыми деревцами кое-где пробились. Метрах в ста от дороги начинается лес, а между ними густо разрослись кусты лещины[49], образовавшие в одном месте довольно большую поляну. На самой полянке — этакий милитаризованный вариант цыганского табора. Правда, таборы те Володя видел только на картинках в древних, дотьмовых еще книжках, но, все равно, был уверен — похоже. Разве что народ одет не так пестро, да девок чернявых в ожерельях и монисто нет, а вместо больших крытых повозок — бронетранспортеры и внедорожники, покрытые настолько толстым слоем желтой степной пыли, что сквозь него даже и цвета-то их настоящего не разобрать. Только в тех местах, где кто-нибудь по борту рукой или ногой шаркнул и видны мазки цвета хаки. Буквально в десятке метров от Володи, сидящего на старом, трухлявом уже стволе неведомо когда поваленной березы, возле поддомкраченной «Нивы» собрались в кружок человек пять наемников, что-то негромко, но увлеченно обсуждавших и активно при этом жестикулировавших. А из-под самой машины явственно слышна безостановочная матерщина ковыряющегося там водителя — что-то явно полетело. Ситуация, похоже, не смертельная, если уж сюда доехали, но все равно требующая «хирургического вмешательства». С другой стороны — а чему удивляться-то? Разве что только тому, что после ночных гонок по пустыне, которые уже после остановки тут, оттряхивающий с себя пылюгу Тюкалов обозвал непонятным словом «триал», всего одна машина на домкрате задрана. Это «броне» на все наплевать, она, по словам Михаила, через полуметровые стенки переезжать может не напрягаясь. А вот внедорожникам куда сложнее. Но — бог миловал, проскочили. И теперь, встав лагерем на этой вот поляне, отряд приводит себя в порядок. Бойцы чистятся, кипятят на маленьких, почти не дающих дыма костерках, воду в котелках на чай, греют консервы. Некоторые даже кое-как, с горем пополам, умываются из канистр, хотя, какое там умывание — только грязь по роже развозят. Тут нормальный водоем нужен — пруд какой, ручей или речка. А еще лучше — банька. Но это вообще из области сладких грез. Так что, с помывкой придется немного потерпеть. Судя по ветхому дорожному атласу, на котором вчера лейтенант Шрайнер понаставил каких-то загадочных, только ему и Тюкалову понятных закорючек и который у Михаила теперь вместо нормальной карты, река неподалеку есть, но выдвигаться туда еще рано. Как сам Михаил выразился: «Будем ждать, пока здешняя таможня «Добро» даст». Фильм «Белое солнце пустыни» Володя видел, чай, не совсем дикий, и по смыслу фразы догадался, что именно тут командир и решил дождаться «парламентеров» от контролирующих здешний район бредунов. И в том, что они в самое ближайшее время появятся, он, похоже, ни капли не сомневался. На Володин вопрос о причинах такой уверенности он только улыбнулся, сверкнув зубами на грязном лице.
— Понимаешь, Вова, они ведь все-таки не идиоты, если их до сих пор не перебили. То есть, кого-то, разумеется, перебили, а значит — остались самые толковые и опытные. Понятное дело, что жить постоянно в такой близости от границы они не станут, но вот контроль над ней установят самый серьезный. Иначе всегда останется опасность проснуться от того, что тебе в голову влетает пуля югороссийского пограничника. А так — секреты расставили, патрулирование наладили и спите себе спокойно, если что — дозорные предупредят. Как думаешь, если есть тут у бредунов дозоры, пропустили они ночную заварушку?
Володя только отрицательно головой мотнул, припомнив рев моторов, вздымаемые машинами облака пыли, дульные вспышки, режущие ночное безлунное небо огненные росчерки трассеров, взрывы, крики и матерщину в эфире. Они и группа «преследовавших» их пограничников промчались через границу, словно пыльная буря, оставив позади распаханную протекторами степь, россыпи стреляных гильз и три кострами полыхающие машины — пару тентованных грузовиков и нечто внедорожное, когда-то бывшее японским джипом «Нисан-Патрол». Словом, то, что творилось этой ночью на всем протяжении «героического прорыва» их отряда от самой границы, даже немного раньше, и километров на двадцать вглубь Пустоши,
