эстраду как стрела. Быстро занял свое место в рядах товарищей. Снова срываются аплодисменты.
—
Массар поднял руку. Члены комиссии тоже пытаются успокоить зал. И вот… наконец. Профессор Массар громко оповещает…
— Педагогический совет Парижской консерватории в нынешнем году допустил к выпускному экзамену четырнадцать скрипачей из класса профессора Массара. Все они на этой эстраде демонстрировали свои таланты. Нет никакого сомнения — в мире появилось четырнадцать новых виртуозов-скрипачей. Уже давно не было столь благодатного года. Выпускники нашей консерватории представляют огромные, исключительные достижения нашей музыкальной школы, которые подтверждают правильность нашего педагогического метода. Педагогический совет единодушно присудил первое место молодому скрипачу, поляку Генрику Венявскому. Его техника, его музыкальность выдвигают его на ведущее место среди скрипачей мира. Генрик Венявский получает большую золотую медаль, почетный диплом и скрипку Гварнери дель Джезу.
Этот дар, прислал… царь Николай I в качестве приза победителю конкурса.
Профессор Массар пожимает Генрику руку, вручает медаль, диплом, скрипку. Зал аплодирует, музыканты из оркестра одобрительными возгласами приветствуют решение комиссии. Из глубины зала послышался возглас:
Снова ураган аплодисментов. Генек стоит, держа в руках полученные награды. Он кланяется и снова направляется к матери. Его задерживает дядя Эдуард.
— Тебе нельзя сейчас уходить.
— Что же мне делать с медалью и скрипкой? А там еще лежит моя старая гробличевская скрипка.
— Отдай мне, я об этом позабочусь.
Пани Регина в своей ложе не может побороть волнения. В глазах блестят слезы. Она слушает отрывистую речь Массара:
— A
He принять этой скрипки нельзя. Что по этому поводу скажут люблинские солдаты, эмигранты в Париже?
Возле пани Регины появился бородатый субъект. Он ворвался в ложу. Представился.
— Я импрессарио. Я готов подписать контракт на 30 концертов вашего сына.
— Обратитесь завтра к профессору Эдуарду Вольфу.
— Ах, ведь Вольф — дядя знаменитого виртуоза, каким оказался ваш сын. Разрешите оговорить мой приоритет. Договаривайтесь только со мной, я предоставлю самые лучшие условия.
Пани Регина благосклонно улыбается.
— Мы сделаем концертное турне по Франции. Я организую рекламу, подниму на ноги печать. Я сделаю вашего сына мировой знаменитостью… Все сделаю… — уверяет ловкий делец. — Могу даже выплатить аванс… — искушает он мать музыканта, при чем борода у него смешно дергается.
Пани Венявская не слушает коммерсанта. Все ее внимание обращено на сцену. Она ничего не хочет пропустить из происходящего торжества. Коллега и партнер Генека — Шампенуа, получает вторую награду. Опять раздаются аплодисменты, снова — рукопожатия. Генек от нетерпения не может устоять на месте.
— К маме! К маме! — зовет его сердце, а здесь еще должны раздать двенадцать дипломов.
ЧАШКА ЧАЮ ПАНИ РЕГИНЫ
Сам Джоаккино Россини пожаловал к пани Венявской с визитом. Он фанатичный друг поляков. Он уже давно интересуется Генеком. Он даже хотел откормить его у себя.
—
Теперь, когда в Париже очутился малый Юзик, пианист, а о его таланте уже разнесся слух по всему городу, маэстро Россини пожелал познакомиться с матерью гениальных мальчиков.
Квартира пани Венявской расположена на третьем этаже. Ей достаточно было нескольких дней для устройства гнездышка, куда она взяла Генрика.
Улица называется Вавен. Ничего особенного она собой не представляет. Лестницу в доме заметают не всегда, так как консьержка не любит этим заниматься. Зато в квартире — чистота. В гостиной великолепный рояль Эрара. Сюда охотно собираются знакомые послушать сонаты Бетховена, которые мастерски исполняет хозяйка квартиры.
На столе стоит начищенный самовар. На блюде — хрупкие пирожные-палочки. Темно-золотистая жидкость распространяет нежный экзотический аромат. Гости пьют чудесный напиток.
— Я предпочитаю это пирожное, — говорит маэстро Россини.
— Ах, пожалуйста, очень приятно! Позвольте, маэстро, я вам запакую немного этих пирожных?
— Будьте любезны. Можете даже насыпать их мне в карман.
Пани Регина берет блюдо, просит маэстро подставить карман.
— Мне очень приятно, что я познакомился с вами. Генека я знаю уже давно. Ваши мальчики играют превосходно. А вы похожи на римлянку, — быстро и без связи болтает маэстро. Такие черные глазки, такой прекрасный носик, такие чудесные, узкие ручки! Говорят, что все польки — блондинки с голубыми глазами, а вы похожи на женщину моей родины, Италии… Увы, Италия, как и Польша, находится под чужеземным игом! Может быть, сыграем с вами что-нибудь итальянское… В четыре руки?
— Что-нибудь из Россини, — любезно отвечает хозяйка.
— Верно, это лучше, чем варварские новости из Дрездена, Мюнхена и Веймара. Я надеюсь, что вы вместе с сыновьями прослушаете какую-нибудь из моих опер?
Толстяк Россини тяжело подымается со стула.
— Enchante, enchante… [12] — автоматически повторяет маэстро при прощании. С ним вместе уходит и дядя Эдуард.
Только теперь маленькая гостиная оживляется; многие эмигранты горят нетерпением услышать новости с родины.
— Говорят, крестьяне вырезали две тысячи помещиков!
— Восстали краковские крестьяне и горцы из Хохолова.
— Русские войска заняли Краков уже 24 февраля…
— Дембовского сразила австрийская пуля. Такой замечательный парень…
Хотя эти новости давно уже устарели, в Париже они все еще передавались из уст в уста, печатались во французских газетах.
— Вольный город Краков прекратил свое существование. Австрия захватила и эту старую столицу. Паскевич в докладе царю уверял, что «…Восстание не будет поддержано народными массами, которые больше верят правительству, чем шляхте…»
Пани Регина добавляет:
— Когда я выезжала из Люблина, был получен приказ, чтобы все вывески были написаны на двух языках.
Гости попивают чай, угощаются пирожными и все говорят, говорят о своих городах, о своих заботах.
Нельзя сказать, чтобы у них были общие взгляды. Среди эмигрантов — столько различных партий. Даже пани Регина уже знает что существуют монархисты из отеля Ламбер, приверженцы Чарторыских,
