Едва мы миновали ворота больницы и припаркованные у входа ряды машин, меня оглушила музыка, шквал музыки.

— Рождена… безум-нооой! — запела Триш, давя на акселератор.

Послышался скрежет шин, когда встречный грузовичок-пикап резко метнулся в сторону, чтобы избежать столкновения с нами.

— Поворачивайся живее, заморыш! — завопила Триш, тыча пальцем в воздух.

Встречная машина вылетела на противоположную сторону дороги и врезалась в пальму у обочины. Когда мы проезжали мимо, огромная немецкая овчарка выпрыгнула из кузова и с яростным лаем бросилась за нами. Вцепившись в сиденье так, что побелели костяшки пальцев, я попыталась нащупать ремень безопасности.

— Ой, Триш, — залепетала я. — Не можешь ли ты…

Триш ткнула пальцем в кнопку переключателя и вырубила музыку, включив вместо нее радио, по которому транслировали ток-шоу.

— Прошу прощения, Син, — пробормотала она не слишком любезно, — я и забыла, что ты провинциалка с Запада.

Наконец мы добрались до шоссе, запруженного медленно движущимся транспортом, и мне впервые за все время удалось хорошо разглядеть пейзаж. Разумеется, он совсем не походил на то, что я видела в Гилдфорде. Более всего поражала разница в погоде — она была здесь мягкой и солнечной, и это за несколько дней до Рождества! В моей прошлой жизни я не путешествовала дальше Европы и, не видя Америки своими глазами, всегда сомневалась в реальности ее существования.

Я и теперь не была в этом полностью уверена. Вертя головой и разглядывая дорожные знаки с незнакомыми экзотическими названиями, такими как Санта-Моника, Малибу и Беверли-Хиллз, я размышляла, не сон ли все это? Я была совершенно дезориентирована. Большинство людей должны провести в самолете не менее двенадцати часов, чтобы добраться до Лос-Анджелеса, и, как правило, они точно знают, куда направляются, поскольку планируют свое путешествие заранее. Но совсем иное дело — проснуться в пяти тысячах миль от того места, где легла спать прошлым вечером.

— Ну, детка, — проговорил рядом чей-то ворчливый голос.

Испуганная, я оглянулась и увидела, что на меня пялится из открытого окна соседней машины, двигавшейся бок о бок с нашей на такой же скорости, тучный мужчина средних лет.

— Хочешь посмотреть на моего «шалуна»? — Он разразился хохотом и начал возиться с застежкой штанов. — Если тебе интересно, я готов тотчас же представить его на обозрение.

Обе машины теперь оказались совсем рядом, и краем глаза я увидела что-то розовое.

— Триш! — воскликнула я. —Не можем мы ехать быстрее?

— Предоставь это мне, Син. — Триш подалась к моему окну. — Эй ты, придурок! И это ты называешь «шалуном»? — Она даже взвизгнула, подавившись смехом. — А где держишь микроскоп, чтобы его можно было разглядеть?

— Ах ты, вонючая сучка!

Мужчина высунулся из окна, стараясь достать нас. Триш нажала на руль и крутанула его в сторону так, что мы оказались на другой полосе, вызвав своим неожиданным скачком какофонию тревожных гудков. Я съежилась на сиденье, стараясь вжаться в него и моля Бога о том, чтобы мои дни не закончились в больнице, поскольку тогда я так и не узнаю, где живу.

Но мы благополучно влились в поток машин, оставив мужчину с пенисом сомнительного качества и размера беспомощно чертыхаться на запруженной транспортом полосе.

Примерно час мы потратили на то, чтобы добраться до голливудской квартиры Триш. Меня зачаровал этот адрес, звучавший так заманчиво и обольстительно, но, как только мы свернули с шоссе и проехали мимо невзрачных кварталов, я поняла, что нам не придется распивать чаи со звездами кино. На перекрестке возле бульвара Сансет стояла старая женщина с маленьким плакатом: «Готова работать за еду». Возможно, что-то в ней напомнило мне Хариэт — то ли черты лица, то ли возраст, то ли неряшливая одежда, но так или иначе я подумала о ней. Над ней возвышался непомерных размеров плакат, рекламировавший косметику «Лапиник», — «Для женщины, которая хочет немного больше»…

Меня охватила неприятная дрожь. Если бы я не встретила Мефисто, то могла бы закончить жизнь, как эта несчастная. Даже мои нынешние финансовые затруднения, пусть и весьма серьезные, не казались мне столь отчаянными, как у этой женщины. Вероятно, это объяснялось моей молодостью и будущим, открывавшимся передо мной, тогда как ее дни уходили безвозвратно.

— Вот мы и приехали в наш славный домик, — весело сообщила мне Триш, притормозив у мрачного многоквартирного здания на грязной улице.

Нам пришлось одолеть несколько лестничных пролетов, лавируя между рваными пластиковыми мешками с отбросами и лужами с 'отвратительным запахом. На площадке верхнего этажа Триш вступила в единоборство с многочисленными замками и болтами, но наконец дверь отворилась и впустила меня в мой новый дом. Делая вид, будто знаю, куда иду, я вошла в узкий коридор, потом открыла первую дверь и оказалась в чулане.

— Сюда, глупышка. — Триш, раздраженно вздохнув, потянула меня во вторую дверь.

— Похоже, ты вывалилась бы из окна, если бы тебе не показали, где лестница и как спускаться по ней.

Мы вошли в тесную и грязноватую комнатенку, заставленную мебелью. Еще одна дверь вела в комнату побольше, лучше освещенную и с огромной двуспальной кроватью. Вконец измотанная нашим путешествием, я направилась прямо к кровати, бросила свои сумки на пол и села.

— Я едва жива. — Я вытянулась на мягком цветастом стеганом одеяле. — Мне надо отдохнуть.

Триш смотрела на меня с таким удивлением, будто не поверила своим глазам.

— Эй, Син! Брось дурить. Ты отлично знаешь, что это моя комната! — Она покачала головой. — Ну что тут скажешь? Потеря памяти!

— Но я только…

— Твоя вон там. — Триш открыла другую дверь и с лукавой улыбкой добавила: — На всякий случай, если ты забыла.

Я взяла свои сумки и, волоча их по полу, добралась до комнатушки, едва ли более просторной, чем чулан. В ней стояли узкая кровать, платяной шкаф и комод. Солнечный свет проникал сюда сквозь узкое оконце, похожее на иллюминатор.

На кровати, прислоненный к подушке, сидел розовый плюшевый медведь. Простыни были аккуратно заправлены. Моя фантазия сыграла со мной шутку или эта чертова игрушка и вправду подмигнула мне?

— Привет, приятель, — пробормотала я, с нетерпением ожидая, когда Триш оставит меня одну.

— На случай, если ты действительно потеряла память, — сказала она, и в тоне ее я различила угрозу, — думаю, тебе стоит кое о чем напомнить: мои туалетные принадлежности в ванной слева, и я надписала все, что принадлежит мне в холодильнике. — Триш прислонилась к дверному косяку, а ее правая рука покоилась на бедре. — Я сообщила тебе о плате за квартиру, но пока ты лежала в больнице, пришел счет за электричество. Ты должна мне тридцать шесть баксов и пятьдесят центов. И еще семьдесят пять баксов я заплатила за то, чтобы твою машину отбуксировали.

Она бросила на меня сочувственный взгляд.

— То, что случилось с твоей машиной, Син, просто позор. Даже страшно вообразить такое — ведь ты только что выплатила за нее все взносы. Но если тебя надо куда-нибудь подбросить, дай мне знать. Для того и существуют друзья, верно, подружка? — Триш улыбнулась. — Конечно, пока ты будешь платить за бензин.

— Браво, Триш, — пробормотала я, закрывая за ней дверь. Видимо, дружба в этом городе обходилась недешево. Может, она собирается выставить мне счет за то, что навещала меня в больнице? А также за то, что привезла домой?

Наконец-то я осталась в одиночестве, впервые с той самой минуты, как очнулась после «несчастного случая». В больнице меня постоянно окружали люди. И я устала притворяться той, кем не была.

— Прости, дружок. — Зевнув, я сняла медведя с кровати. — Мои потребности гораздо важнее твоих.