— И наверно, жокейские подруги, — сказала Кэт, криво улыбнувшись.

— Да, — ответил я и только сейчас почувствовал, как приятно знать, что кто-то тебя ждет у дверей. Мы зашли в бар и уселись в ожидании кофе.

— Дядя Джордж был бы потрясен, если бы знал, что мы пьем такой безалкогольный напиток за здоровье моего Поднебесного, — сказала Кэт. — Неужели вы никогда не пьете чего-нибудь крепче кофе?

— Конечно, пью, но не в три часа дня. А вы как?

— Моя страсть — шампанское к раннему завтраку, — сказала Кэт. Глаза ее смеялись.

Я спросил, не проведет ли она сегодня вечер со мной, но она сказала, что никак не может. Кажется, у тети Дэб званый обед, а дядя Джордж захочет во что бы то ни стало услышать, как вел себя его подарок.

— Тогда, может быть, завтра?

Кэт в затруднении смотрела на свой стакан.

— Я… я… завтра я обещала поужинать с Дэном.

— Черт бы его побрал! — взорвался я. Кэт засмеялась.

— А в пятницу? — настаивал я.

— Вот это с удовольствием, — сказала Кэт. Мы прошли к трибунам и наблюдали, как в пятой скачке Дэн пришел первым на голову впереди. Кэт бурно приветствовала его.

На стоянке автомобилей шла жестокая драка. Я вышел из ворот, собираясь ехать домой после последней скачки, и остановился как вкопанный. На открытом пространстве между воротами и первой линией автомобилей дрались человек двадцать, и дрались просто насмерть. С первого взгляда было видно, что удары наносились далеко не по утвержденным Куинсберри правилам бокса.

Это было страшно. Схватки между двумя-тремя завсегдатаями — обычное дело на ипподроме, но битва такого масштаба и такой свирепости, должно быть, была вызвана чем-то более серьезным, чем ставки на тотализаторе.

Я пригляделся внимательнее. Не было сомнения, что некоторые орудовали кастетами. В воздухе мелькали велосипедные цепи. Два человека лежали на земли почти неподвижно, застыв в напряженных позах, словно они совершали какой-то странный туземный ритуал. Пальцы одного из них были сомкнуты вокруг кисти другого, у которого в руке был нож с острым лезвием в три дюйма шириной. Лезвие было недостаточно длинным, чтобы нанести смертельный удар, оно было предназначено для того, чтобы резать и уродовать.

Похоже было, что сражались две примерно равные группы, но невозможно было различить, кто к какой принадлежал. Человек с ножом, медленно выпускавший его из рук, был почти мальчик, но большинство из дерущихся были вполне зрелыми людьми. Единственный пожилой человек стоял на коленях посреди дерущихся, прикрывая голову руками, а вокруг него бушевала яростная битва.

Они дрались в жутком молчании. Слышно было только их тяжелое дыхание. Зрители, возвращавшиеся домой с ипподрома, стояли полукругом с разинутыми ртами, все увеличиваясь в числе, но не проявляя намерения вмешаться в драку и попробовать прекратить ее.

Я увидел рядом с собой продавца газет.

— Из-за чего драка? — спросил я. На ипподроме не было ничего такого, чего бы не знали газетчики.

— Это таксисты, — сказал он. — Тут две соперничающие группы: одна из Лондона, другая из Брайтона. Неприятности между ними — вечная история, когда они сталкиваются.

— Почему?

— Не знаю, мистер Йорк. Но это у них не в первый раз.

Я поглядел опять на дерущуюся толпу. У одного или двух оставались еще фуражки на головах. Несколько пар катались по земле, несколько пар боролись, колотили друг друга о бока машин. Машины стояли там в два ряда, все шоферы дрались.

Кулаками и всякого рода железными предметами они наносили друг другу тяжелые увечья. Два человека стояли, согнувшись, держась в агонии за животы. Почти у всех была кровь на лицах, одежда была порвана в клочья.

Они дрались с диким бешенством, не обращая внимания на растущую вокруг них толпу.

— Они же перебьют друг друга, — сказала девушка рядом со мной, глядя на эту сцену с какой-то смесью ужаса и восхищения. Я поглядел через ее голову на человека, стоявшего по другую сторону от нее, на крупного мужчину шести футов ростом, с сильно загорелым лицом. Он смотрел на драку с угрюмым отвращением, сузив глаза. Я не мог вспомнить его имя, хотя чувствовал, что должен был знать его.

В толпе зрителей нарастало беспокойство, люди бросились искать полицию. Замечание девушки было не пустяковым: кое-кто из дерущихся, если бы не пришла помощь, должен был умереть от ударов, толчков и пинков. Судя по всему, они решили драться насмерть.

Драка создала пробку на автомобильной стоянке. Появился полицейский, взглянул на происходящее и ушел за подкреплением. Он вернулся с четырьмя пешими констеблями и одним конным, причем все были вооружены дубинками. Они бросились в гущу сражения, но им потребовалось несколько минут, чтобы остановить драку.

Прибыли еще полицейские. Таксистов растащили и кое-как разделили на две группы. Обе банды были одинаково побиты, ни одна не одержала верх. Поле битвы было усеяно фуражками и обрывками курток и рубах. Два ботинка — черный и коричневый — валялись на расстоянии десяти футов один от другого. На земле виднелись пятна крови. Полицейские стали складывать в кучу найденное оружие.

Когда волнение улеглось, люди стали расходиться. Небольшая кучка пассажиров такси подошла к полисмену, чтобы узнать, надолго ли задержат шоферов. К ним присоединился загорелый человек.

Один из журналистов, постоянно пишущий о скачках, стоял рядом со мной, что-то записывая в блокнот.

— Кто этот загорелый человек, Джон? — спросил я его. Он поднял на меня глаза и посмотрел, на кого я показывал.

— Кажется, его зовут Тюдор, — сказал он. — У него несколько собственных лошадей. Он недавно приехал. Миллионер. Я мало знаю о нем. Похоже, он недоволен, что не может уехать.

Действительно, у Тюдора был очень рассерженный вид, он упрямо выпячивал нижнюю челюсть. Мне все еще казалось, что я должен что-то вспомнить об этом человеке, но я не знал, что именно. Он не добился успеха у полицейского, который отрицательно мотал головой. Машины стояли пустыми.

— В чем тут дело? — спросил я журналиста.

— Междоусобная война, так мне сообщила агентура, — ответил он весело.

Пятеро шоферов лежали навзничь на холодной мокрой земле, один из них непрерывно стонал.

Журналист сказал:

— Половину из них отправят в госпиталь, половину — в полицию. Какой материал!

Человек, стонавший на земле, перекатился на живот, его стошнило.

— Пойду позвоню в редакцию. А вы сейчас домой?

— Жду этого проклятого Джо Нантвича, — сказал я. — Обещал подбросить его в Доркинг, но он как в воду канул после четвертой скачки. Похоже, он поехал о кем-нибудь еще, а меня забыл предупредить.

— В последний раз я видел его, когда он ругался с Сэнди и получил от него по первое число.

— Да, эти двое здорово ненавидят друг друга, — сказал я.

— Знаете, почему?

— Понятия не имею. А вы знаете?

— Нет, — сказал журналист. Он улыбнулся мне на прощание и пошел на ипподром звонить по телефону.