вторжений. О-граж-де-ны. Ныне же все изменилось. Многие из нас принуждены выписывать бульварные газетки по этой именно причине. В одной из воскресных газет, в одном только номере сообщалось не менее чем о четырех бывших учениках Хекта. И обо всех четырех — в неблагопристойном контексте, смею вас уверить. И разумеется, эти газеты никогда не преминут упомянуть, что речь идет о карнианце. Я полагаю, вам известно, что у нас ныне обучается наследный принц. Сам я имею честь направлять его занятия французским. У нас также учится юный Солей. Во время бракоразводного процесса его родителей пресса вела себя прискорбно. Крайне прискорбно. Ректор писал об этом в Совет печати, должен вам сказать. Черновик письма составлен был мной. Но в связи с нынешним трагическим событием пресса буквально превзошла себя. Вчера репортеры даже присутствовали у нас на повечерии, представьте, в чаянии молитвы по усопшей. Заняли полностью две задние скамьи на западной стороне. Дежуривший в Аббатстве Хект попытался их выдворить. — Д'Арси помолчал, мягко-осуждающе приподняв брови, затем улыбнулся. — Конечно, это не входит в компетенцию дежурного, но наш добрый Хект этим мало смущается. — Повернувшись к Смайли, Д'Арси пояснил: — Хект — один из наших атлетических собратьев.

— На ваш вкус, Стелла была чересчур низкопородна, не правда ли, Феликс?

— Отнюдь нет, — поспешно возразил Д'Арси. — прошу вас, Теренс, такого обо мне не говорить. Классовых различий я абсолютно не провожу; разборчивость моя касается только манер. Не спорю, что манеры ее оставляли желать лучшего.

— Она во многом была как раз то, чего нам не хватает, — продолжал Филдинг, не обращая на Д'Арси внимания и адресуясь к Смайли. — Она воплощала в себе все, от чего нам вменено в обязанность отворачиваться: муниципальные микрорайоны, красный кирпич новых городов и университетов — все, являющее собой антитезу Карна. — Внезапно обернувшись к Д'Арси, он сказал: — А для вас, Феликс, она была лишь низкопородна.

— Отнюдь нет. Неприемлемо воспитана — вот и все. Филдинг в отчаянии повернулся к Смайли.

— Вот, извольте, — сказал он. — Мы говорим на ученом жаргоне, носим ученые мантии. Торжественными обедами отмечаем годовщины, произносим в трапезных длинные латинские молитвы, которых ни один из нас не может перевести. Ходим на литургии в Аббатство, и жены наши сидят там в «курятнике» в своих ужасных шляпах. Но все это пустопорожняя шарада, смысла в которой нет.

Д'Арси тускло улыбнулся.

— Не могу поверить, дорогой мой Теренс, чтобы такой гурман и хлебосол, как вы, мог столь низко ценить манеры и тонкости обхождения. — Он взглянул на Смайли, как бы призывая его в свидетели достоинств Филдинга, и Смайли счел долгом поддакнуть. — К тому же мы здесь к Теренсу привыкли издавна, нас не пугают его громы.

— Знаю, знаю, Феликс, чем вам эта женщина была неприятна. Она отличалась честностью, а против честности такого рода Карн беззащитен.

Д'Арси неожиданно рассердился не на шутку:

— Теренс, я протестую против подобных слов. Категорически протестую. Я считаю своим долгом — да и все бы должны считать это своим долгом — возрождать и утверждать здесь, в Карне, высокие нормы общественного поведения, которым война нанесла столь прискорбный ущерб. Я сознаю, что в связи с этим не раз уже мог вызвать по отношению к себе недружелюбные чувства. Но комментарии мои или советы никогда — прошу это заметить, — никогда не касаются личностей, а бывают направлены исключительно лишь против изъянов поведения, против нарушений благопристойности. Не спорю, Теренс, что не единожды я принужден был обращаться к Роуду в связи с поведением его жены. Но это сфера, чрезвычайно далекая от личностей. И я никому не позволю утверждать, что якобы я питал личную неприязнь к миссис Роуд. Такое утверждение, огорчительное в любое время, в нынешних трагических обстоятельствах особенно прискорбно. Воспитание и… э-э… среда миссис Роуд не могли, естественно, приготовить ее к нашему здешнему укладу, но это вопрос совершенно иной. Что, однако, позволяет мне вновь подчеркнуть: цель моя не осуждение, а нравственное просвещение. Ясно ли я выразил мысль?

— Куда уж ясней, — сухо ответил Филдинг.

— А жены сослуживцев относились к ней приязненно? — спросил Смайли.

— Жены! О мой бог! — простонал Филдинг, прижав руку ко лбу. Сделал паузу. — Не одну из них она здесь, думаю, скандализировала своей простенькой одеждой. Притом ходила в общественную прачечную, что тоже не могло прийтись по вкусу. И вдобавок не молилась в нашей церкви…

— А были у нее подруги среди преподавательских жен? — не унимался Смайли.

— Кажется, с ней дружила молодая миссис Сноу.

— Вы говорили, она была здесь в гостях в самый день убийства?

— Да, — тихо сказал Филдинг, — в среду. А Феликсу с сестрой пришлось потом оказать помощь бедному Роуду… — Он взглянул на Д'Арси.

— Да-да, — коротко подтвердил Д'Арси. Он покосился на Филдинга и — показалось Смайли — переглянулся с ним. — Нам никогда не забыть, никогда… Теренс, простите за экскурс в сферу узкопрофессиональную, но письменный грамматический разбор Перкинса невообразим: подобных ляпсусов мне еще не приходилось встречать. Что он, нездоров? Мать его — культурнейшая женщина, Сэмфордам доводится родней, мне говорили.

Смайли вгляделся в Д'Арси. Смокинг на Д'Арси выцветший, позеленевший от старости. Смайли не удивился бы, услышав: «Смокинг унаследован мною от деда». Кожа лица настолько лишена морщин, что создается какое-то жирненькое впечатление, хотя Д'Арси не толст. Голос настроен на одну слащаво- вкрадчивую ноту, и все время он улыбается — при разговоре и когда молчит. Улыбка навечно вштампована в гладкое лицо, она обнажила ровные зубы и оттянула уголки румяных губ словно невидимыми пальцами дантиста. Но лицо Д'Арси невыразительным не назовешь. Напротив. Мельчайшее движение губ, носа, бровей, малейший взглядик уловимы и читаются. И ясно, что он хочет уйти от темы. Не от Стеллы Роуд (к ней он вернулся сам немного погодя), а от вечера, когда произошло убийство, от точного пересказа событий. Более того, у Смайли не было сомнений, что и Филдинг заметил увертку Д'Арси и что переглянулись они, как будто связанные страхом, и взгляд был предостережением, что ли, ибо с этого момента Филдинг переменился: надулся, ушел в себя, и долго затем Смайля ломал себе голову над этой переменой.

Обратясь к Смайли, Д'Арси заговорил слащаво-интимно:

— Прошу прощения, что согрешил, посудачил о школьных делах. Вы, вероятно, находите, что мы здесь несколько замкнулись в своей сфере? Я знаю, нас часто обвиняют в отгороженности. Карн, дескать, школа снобов. Об этом трубит ежедневно бульварная пресса. Но что бы ни утверждали наши авангардисты, — Д'Арси хитровато взглянул на Филдинга, — я могу заверить, что нет человека, менее грешащего снобизмом, чем Феликс Д'Арси.

Смайли отметил, что волос у Д'Арси тонкий, рыжеватый и начинается высоко над розовым загривком.

— Возьмем, к примеру, злополучного Роуда. Я нимало не ставлю бедняге Роуду в укор среду, взрастившую его. Классические школы, без сомнения отлично выполняют свою функцию. К тому же Роуд вполне приемлемо освоился с нашим укладом. Именно так и отозвался я в беседе с ректором, подчеркнув, что Роуд превосходно исполняет свои обязанности по церкви. Более того, смею думать, что здесь сыграли роль мои наставления. При надлежащем руководстве ими люди эти, заметил я ректору, способны усвоить наши обычаи и даже наши манеры; и ректор со мной согласился.

Бокал Смайли был пуст, и Д'Арси, не спрашивая у хозяина, налил из графина. Руки у Д'Арси по- девичьи холены и безволосы.

— Но, — продолжал он, — я должен честно признаться — миссис Роуд не проявила подобной готовности примениться к нашему укладу. — По-прежнему улыбаясь, он изящно отхлебнул из своего бокала. Следы заметает, подумалось Смайли. — Она-то никогда не стала бы вполне приемлемой, хотя при жизни ее я, понятно, не высказывал вслух своего мнения. Ей помешали бы ее среда и воспитание. И это не вина ее, а беда. Если же говорить откровенно и доверительно, то у меня есть основания думать, что именно ее прошлое послужило причиной ее смерти.

— То есть как это? — встрепенулся Смайли, и Д'Арси пояснил, бегло взглянув на Филдинга:

— Факты говорят, что она ожидала нападения.

— Моя сестра любит собак, — продолжал Д'Арси. — Воз можно, это вам уже небезызвестно. Ее