том же духе. Работайте. Бога ради, не останавливайтесь. Не топчитесь на одном месте. Я знаю многих молодых людей, которые остановились после первой своей книги, и вовсе не потому, что им нечего было больше сказать. Всякие умники воображают, будто причина в этом. Им всегда так кажется, но это чепуха. Да в каждом из нас заложены сотни книг! Хватит на целую жизнь. Опасность не в том, что исчерпаешь себя. Единственная опасность — что застрянешь на месте.
— А что это значит? С чего бы человеку застрять на месте?
— Чаще всего ему изменяет мужество, — сказал Мак-Харг. — Он прислушивается к словам всяких умников. Первая книга получила довольно хорошую прессу. Он отнесся к ней серьезно. Его начинает тревожить каждое самое незначительное критическое замечание, затесавшееся среди похвал. Начинают пугать сомнения, сумеет ли он написать еще одну книгу. На самом-то деле он вполне мог бы написать новую книгу ничуть не хуже первой, а то и лучше. Прежде он был бойцом, не знающим усталости, и наносил удары огромной силы. Теперь он начинает «бой с тенью». Он прислушивается ко всему, что ему говорят. Как бить по корпусу и как наносить короткий сбоку. Как наносить встречный удар правой. Как уклоняться. Как раскачиваться и как подскакивать. Как беречь ноги. Он учится избегать каната, но разучается наносить тот парализующий удар, который был дан ему от бога, и не успеет оглянуться, как появляется какой-нибудь никудышный боксер и кладет его на обе лопатки. Смотрите, чтоб с вами такого не случилось. Изо всех сил учитесь. Изо всех сил совершенствуйтесь. Впитывайте из их поучений все, что только можно. Но помните, никакие поучения не заменят доброго старого удара правой. Если это умение вы утратили, изучите хоть все верные приемы, которые помогают работать другим, но ваша сила уже не вернется. Как писатель вы кончитесь. Так что, ради всего святого, не останавливайтесь. Не давайте им путаться под ногами. Ошибайтесь, рискуйте, не бойтесь показаться глупцом, но идите вперед. Не застывайте на месте.
— А по-вашему, это возможно? Можно застрять, даже если человек талантлив?
— Да, — спокойно ответил Мак-Харг, — такое может случиться. Мне приходилось такое видеть. Со временем вы убедитесь: почти все, о чем они говорят, от чего вас остерегают, просто не существует. Они станут, к примеру, говорить, чтоб вы не проституировали свой талант. Станут остерегать, чтоб вы не писали ради денег. Не продавали душу Голливуду. Не делали еще тысячи вещей, которые не имеют никакого отношения ни к вам, ни к вашей жизни. Вы не станете торговать собой. Человек не продает свой талант просто оттого, что у него перед носом помашут крупным чеком. Если вы станете торговать своим талантом, значит, вы по натуре проститутка. Удивительно, как много есть писателей, которые проливают горькие слезы за стаканом виски и рассказывают, какие замечательные книги они написали бы, если бы не запродались Голливуду или «Сатердей ивнинг пост». Но среди тех, кто запродался, больших писателей немного. Сказать по правде, я думаю, таких вовсе нет. Если бы «Сатердей ивнинг пост» предложил Томасу Гарди договор на рассказы, как по-вашему, он написал бы как Зейн Грей или как Томас Гарди? Могу ответить. Он написал бы как Томас Гарди. По-другому он бы писать не мог. Он оставался бы Томасом Гарди, даже если писал бы для «Сатердей ивнинг пост» или для «Побасенок капитана Билли». Развратить большого писателя невозможно, потому что большой писатель всегда останется самим собой. Даже если бы он захотел запродаться, он все равно не смог бы. А, наверно, многие большие писатели и правда этого хотели, по крайней мере так им казалось. Но большой писатель может застрять на месте. Он может чересчур истово прислушиваться к молодым умникам. Он может научиться вести бой с тенью, делать ложный выпад, и наносить удар по корпусу, и уклоняться — и при этом может утратить главное свое умение. Поэтому делайте что угодно, только не застревайте на месте.
В дверь постучали, Мак-Харг крикнул: «Войдите!» — и появился Джон с пачкой хрустящих новеньких банкнот.
— Надеюсь, все правильно, сэр, — сказал он, вручая деньги Мак-Харгу. — Я пересчитал. Сто фунтов, сэр.
Мак-Харг взял банкноты, перегнул пополам и небрежно сунул в карман.
— Ладно, Джон, — сказал он. — А теперь сложите, пожалуйста, мои вещи.
Он встал, рассеянно огляделся, и вдруг на него снова накатило лихорадочное нетерпенье, и он рявкнул:
— Ну-ка, Джордж, надевайте пальто! Пора ехать!
— Нн-но… м…может быть, сперва лучше пообедать, мистер Мак-Харг, — попытался Джордж оттянуть время. — Раз вы так долго не ели, вам необходимо перекусить. Давайте прямо сейчас пойдем куда-нибудь и поедим.
Он говорил со всей силой убедительности, на какую только был способен. Он уже и сам изрядно проголодался и с тоской думал о «распрекрасном кусочке» ветчины с горошком, который приготовила для него миссис Парвис. И потом… может быть, удастся убедить Мак-Харга перекусить перед отъездом, а тогда воспользоваться случаем и уговорить, чтоб не ехал сейчас же и не тащил его, Джорджа, с собой колесить чуть не по всей Британии? Но, словно разгадав замысел Уэббера и, может быть, чувствуя, что силы его на исходе, Мак-Харг резко, с непреклонной решимостью бросил:
— Поедим где-нибудь по дороге. Выезжаем сейчас же.
Джордж понял, что спорить бессмысленно, и замолчал. Пусть так, он поедет с Мак-Харгом куда придется и, если надо, переночует у его друзей за городом, в надежде, что хороший ужин и добрый сон восстановят силы Мак-Харга и помогут отговорить его от нелепой затеи. Итак, Джордж надел пальто и шляпу, спустился с Мак-Харгом в лифте, подождал, пока тот оставил портье какие-то распоряжения, и они вышли к стоявшему у обочины автомобилю.
То был взятый Мак-Харгом напрокат «роллс-ройс». Увидев эту великолепную машину, Джордж чуть не расхохотался: если в таком экипаже Мак-Харг собирается исследовать сельскую Англию, стряпать на костре и ночевать при дороге, поездка эта будет поистине самым роскошным и самым, нелепым кочевьем, какое когда-либо знала Англия. Джон вышел на улицу раньше и уже поставил небольшой чемодан на пол у заднего сиденья, Шофер, маленький человечек в ливрее, как и положено, почтительно поднес руку к козырьку фуражки и вместе с Джорджем помог Мак-Харгу сесть в машину. Того вдруг одолела слабость, и, садясь, он чуть не упал. Опустившись на сиденье, он попросил Джорджа дать шоферу суррейский адрес, и силы совсем его оставили: голова свесилась на грудь, и снова он как-то странно согнулся в поясе, словно переломился пополам. Одна рука его была просунута в петлю у дверцы, а не то он просто свалился бы на пол. Все еще отчаянно ломая голову над тем, как быть, как, черт побери, выпутаться из этой истории, Джордж влез в машину и устроился подле Мак-Харга.
Когда они тронулись в путь, был уже второй час. Плавно въехали на Сент-Джеймс-стрит, в конце свернули на Пэл-Мэл, обогнули Сент-Джеймский дворец и по Моллу поехали в сторону Букингемского дворца и той части Лондона, где жил Уэббер. Когда они выехали с Молла и пересекали огромную площадь перед дворцом, Мак-Харг рывком выпрямился и сквозь изморось и туман сумрачного дня стал вглядываться в величественных часовых — они шагали взад-вперед перед дворцом, шагали торжественно, доходили до конца здания и поворачивали назад, — потом снова тяжело повалился было на сиденье, но Джордж крепко ухватил, его и удержал.
Эбери-стрит была сейчас совсем рядом, и Джордж подумал о ней с нежностью. С вожделеньем и тоской вспомнил о своей постели, о нетронутой ветчине с горошком, приготовленной миссис Парвис. От радостной доверчивости, с которой он утром выходил из дому, осталось лишь далекое воспоминание. С горькой улыбкой подумал он о своем разговоре с миссис Парвис, о том, как они гадали, куда поведет его Мак-Харг обедать — в Риц, или к Стоуну на Пэнтон-стрит, или к Симпсону на Стрэнде. Видения лукулловых пиршеств растаяли без следа. Сейчас он с радостью согласился бы на обыкновенную забегаловку, на кусок сыра и кружку пива.
Машина плавно катила мимо дворца, и Джордж чувствовал, ускользает последняя надежда, еще миг — и будет поздно. В отчаянии он дернул своего спутника за локоть и взмолился: он живет тут рядом, за углом, на Эбери-стрит, нельзя ли остановиться на минутку, он захватит зубную щетку и безопасную бритву. Мак- Харг мрачно задумался и наконец пробормотал, что ладно, согласен, «только живо!». Джордж сказал шоферу, куда ехать, они обогнули дворец, свернули на Эбери-стрит и, сбавив скорость, подкатили к его скромному жилищу. Мак-Харг теперь казался совсем больным. Он угрюмо цеплялся за кожаную петлю, но, когда машина остановилась, покачнулся на сиденье и, если бы Джордж его не удержал, съехал бы на пол.
— Мистер Мак-Харг, — сказал Джордж, — прежде чем мы поедем дальше, вам надо хоть что-то съесть.
