не могу выкинуть из головы этого гнусного щелкопера Дрисдейла. Очень жаль, что он видел нас вдвоем.
– Успокойся, дорогая. Забудь об этом. Он не посмеет и заикнуться о нас. Я буду думать о тебе все время. Обещаю, что когда ты вернешься, то через шесть месяцев станешь миссис Шерман Джемисон.
– Ну, если ты так уверен в этом, то и я не сомневаюсь больше, – ответила Тарния. – Я позвоню тебе сразу же, как только прилечу в Рим. А сейчас я должна бежать. Мне еще многое нужно сделать. Пока, милый. – И она повесила трубку.
Джемисон тоже задумчиво положил трубку. Он предлагал Тарнии сделать ее одной из богатейших в мире женщин, разделить с ним жизнь, стать матерью его сына, его возлюбленной. Но в ее голосе не слышно радости и энтузиазма. Все, о чем она думает, это чертов показ мод!
Ну как тут не впасть в меланхолию? Когда Лукан сел в машину, Джемисон, ни слова не говоря, завел мотор и погнал к побережью. Только когда они остановились, Шерман повернулся к Лукану и буркнул:
– Рассказывайте.
Глянув в его ледяные глаза, Лукан в очередной раз пожалел, что ввязался в эту авантюру.
– Я говорил с Клингом, – произнес он, робея. – Он утверждает, что все будет в полном порядке. Но прежде всего, сэр, ему нужны дополнительные сведения о вашей жене.
– Какие еще сведения? – ощетинился Джемисон.
– Он ведь профессионал, сэр. Когда Клинг идет на такое дело, то прежде всего заботится, чтобы не оставить никаких следов. Ему нужно с неделю, чтобы досконально изучить обстановку и найти самый лучший и безопасный способ выполнения задания.
– Ясно. Так что его интересует?
– Ну, например, нет ли у вашей жены любовника.
– Нет, – резко сказал Джемисон, в душе об этом сожалея.
– Наверно, у нее есть друзья, с которыми она регулярно общается?
– Регулярно ни с кем, но у нее есть друзья, которые, как и она, увлекаются музыкой, и они видятся время от времени.
– У нее есть постоянный распорядок дня?
– В какой смысле?
– Люди часто делают одно и то же каждый день: выгуливают собаку, ездят в клуб…
Джемисон кивнул:
– Да, каждое утро в восемь часов она ходит к мессе, возвращается к завтраку, примерно час плавает, а потом садится за виолончель. Она обычно обедает дома. Любит ездить верхом. Она катается по берегу час или около того обычно вместе с друзьями. Вечерами выбирается на концерты или выступает сама. Вот и вся ее жизнь.
«Господи, – подумал Лукан, записывая ответы, – тоска-то какая!»
– А она хорошо плавает, сэр?
– Великолепно.
– А в седле хорошо держится?
– Более чем.
Лукан подумал и сказал:
– Это можно будет сделать, когда она будет выходить из церкви. Вы не будете возражать?
Джемисон воззрился на него:
– С какой стати? А ей… что ж, все-таки поближе к Богу.
«Ну и тип! – негодовал Лукан. – Чудовище какое-то, дикарь! Чего только не сделают некоторые люди, чтобы добиться своего».
– Окончательный ответ мне нужен завтра, Лукан. Если план мне не понравится, то все отменяется. Встречаемся завтра в вашем мотеле в одиннадцать. Все понятно?
– Да, сэр, – ответил Лукан, отодвигаясь от этого человека, которого он теперь считал хладнокровным чудовищем.
Джемисон отвез Лукана к мотелю и уехал.
Клинг, нежившийся под лучами утреннего солнца в шезлонге, поднялся и пошел в свой номер, куда направился и Лукан.
– Как дела? – спросил он, закрывая за собой дверь.
Лукан уселся и скривился:
– Это настоящая свинья, Эрни. Мутит меня от него. Надо срочно выпить.
Из кухни бесшумно, как тень, появился Нго с двумя большими стаканами виски с содовой. Поставив их перед собеседниками, он так же бесшумно удалился.
– Не принимай близко к сердцу, Лаки. Конечно же, тип, который строит планы убийства своей жены, – свинья. Ты узнал, что я тебя просил?
– Да, – сказал Лукан, протягивая ему свои записи и жадно глотая скотч. – Как я жалею, что ввязался во все это! Ты ведь знаешь, я не работаю по таким делам.
– Заткнись! – отрезал Клинг, просматривая сделанные Луканом заметки. – Все нормально, Лаки. Когда люди ведут такой размеренный образ жизни, как эта дамочка, то проблем с ними не возникает. Когда ты встречаешься с ним?
– Завтра утром в одиннадцать на том же месте.
– Прекрасно, Лаки. Если ты мне понадобишься, я тебя кликну. А пока – твое дело сторона. Ни во что не суйся.
– Хорошо. – Лаки поднялся. – Но я тебя предупредил. Это сукин сын очень опасен.
– Да и я не пацан, – ухмыльнулся Клинг.
Увидев, что Шеннон вернулась после утренней мессы, Смит быстро приготовил ей завтрак. Войдя в гостиную, он застал ее в излюбленной позе – стоящей перед раскрытым окном, ведущим в сад.
Она повернулась и улыбнулась ему.
– Завтрак на столе, мадам.
– Спасибо, Смит.
– Надеюсь, концерт прошел с успехом, мадам?
– Думаю, что да, – улыбнулась Шеннон, – или же все были добры ко мне. Играть для друзей – это совсем не то, что играть для критически настроенной аудитории.
– Да, мадам, я понимаю. Очень жаль, что не смог его послушать.
– Не расстраивайтесь, Смит. Концерт записан на пленку. Я взяла для вас копию.
Она сделала жест в сторону письменного стола.
– Можете взять и послушать, когда будет время. Мне интересно услышать ваше мнение.
Лицо слуги засветилось неподдельной радостью.
– Спасибо, вы очень добры ко мне, мадам.
Он взял кассету, поклонился и вышел.
«По крайней мере, у меня есть хоть один преданный и бескорыстный друг, – подумала Шеннон. Она была в подавленном состоянии. – Друзья? – думала она. – У нее нет настоящих друзей».
Окружающие завидовали ей, ведь она была женой богатого и весьма влиятельного человека. Многие слушатели ее концертов, несомненно, по-настоящему любили музыку, но все равно интерес к ее выступлениям подогревался тем фактом, что она жена Джемисона. Джей и Мэг Уилбуры по-настоящему преданы ей. Она вспомнила их теплые поздравления после концерта. И ее музыка много для них значила. Да, это настоящие друзья.
Позавтракав, Шеннон встала из-за стола и вновь подошла к двери, ведущей в сад. Если она расстанется с Шерманом, то вместе с ним уйдет половина ее жизни. Зато вторая станет богаче и насыщенней. Да, она больше не будет миссис Джемисон, окруженной восторженной толпой поклонников, прислугой, хозяйкой двух домов, не знающей проблем с деньгами. Снобы, конечно же, сразу от нее отвернутся. Шерман, конечно, обеспечит ее, но нынешнему образу жизни придет конец.
«И что? – говорила она себе. – Все образуется».
Она чувствовала, что ей нужно поговорить с Мэг, прежде чем окончательно решиться. Это слабость,
