— Хирург просидел рядом с ним всю ночь, сэр, — покачал головой Натаниэль. — Явных улучшений нет. Так плохо ему на моей памяти еще не было, сэр.
Дункан кивнул.
— Он по-прежнему отказывается взять отпуск?
— Да, сэр.
— Ну хорошо, мистер Дринкуотер. Возвращайтесь на свою позицию.
Двусмысленное положение адмирала без кораблей, в котором очутился Дункан, вынуждало его вести себя соответственно. Ему не хотелось переводить офицеров или разрушать деликатные взаимосвязи, скрепляющие до обидного крошечную эскадру. Гриффитс, которого он знал, ручался за профессиональные качества штурмана «Кестрела». Сам адмирал, весьма не плохо разбиравшийся в людях, тоже составил благоприятное мнение о способностях Дринкуотера.
Когда неделя восточных ветров подошла к концу и период наивысшей опасности миновал, Дункан получил подкрепления. Прибыл сэр Роджер Кертис с несколькими кораблями из Флота Канала. «Глэттон», бывший «индиец», вооруженный одними карронадами, взбунтовался и ушел в Даунс, где и торчал некоторое время. Потом команда одумалась и вернула судно на позиции. Подоспели еще несколько кораблей, включая русскую эскадру адмирала Ханыкова.[29] Потом, к концу июня, мятеж в Норе завершился, и Дункан получил свои корабли обратно. Доведенная до прежней силы эскадра Северного моря удерживала блокаду в ходе следующего периода восточных ветров в начале июля.
«Кестрел» нес ежедневную патрульную службу, пока его капитан обливался потом в своей койке, а Эпплби неотлучно находился при нем. Сантона они больше не видели, а голландцы не спешили выходить в море. Такой оборот событий все сильнее раздражал майора Брауна. Сантона опустошил свой колчан: мятеж в Норе заглох, и французский капитан остался с носом, как и в случае с «Каллоденом». Теперь же Сантона — если он еще под Текселем, — не смог убедить де Винтера перейти к действиям.
— Человек действия, мистер Дринкуотер, не способен долго сидеть на заднице. Эта ваша морская блокада — дело чертовски нудное.
Отхлебнув кофе, Натаниэль улыбнулся.
— Сомневаюсь, что вы придерживались бы этого мнения, сэр, находись корабли на вашем попечении. Для нас это трудное дело, требующее постоянного напряжения.
— О, не сомневаюсь, — бросил Браун. — Однако у меня такое предчувствие, что де Винтер не тронется с места. Когда мы в следующий раз пойдем к адмиралу с рапортом, я переберусь на флагман и с первой оказией вернусь в Ярмут. Нет, мистер Дринкуотер, тут фитиль уже погашен.
— Отлично, сэр, — ответил Дринкуотер, поднимаясь из-за стола и надевая шляпу. — Но возможно, на это уйдет несколько больше времени, чем вы рассчитывали.
Браун смотрел вслед юноше и думал, стоит ли приписать последние слова Натаниэля дерзости или за ними кроется нечто большее. Безусловно, Дринкуотер выказал явно недостаточное уважение к майору королевской тайной службы, но ведь он не дурак, совсем не дурак. Браун припомнил обед в «Фонтане» и непреклонную убежденность Дринкуотера в том, что обнаруженные на борту «Ситуайенн Жанин» мундиры, карты и деньги оказались там неспроста. Еще ему вспомнилось, что он сам он не был откровенен насчет того, что выяснил в Танбридж-Уэллс.
Говоря по правде, он ничего и не нашел, о чем и доложил лорду Дангарту. Но там где спал волк, остается примятая трава. Этой мудрости научили его ирокезы, и майор не сомневался, что Сантона частенько отлеживался в Танбридже, причем не без комфорта. Стремление обрести отдохновение в объятьях красавицы было типично галльской чертой, и даже если Сантона не сам убедил Ортанс покинуть Францию, он быстро обратил подвернувшееся обстоятельство в свою пользу.
Но Браун не мог выложить офицерам «Кестрела» все так же откровенно, как Дангарту. Ловушка была расставлена, и пока Сантона не попал в нее, охотник должен был сидеть тихо. Этому он тоже научился у раскрашенных воинов Шести наций. Подозревал ли подобное Дангарт, когда приказал установить наблюдение за домом овдовевшей графини, не так существенно. Сантона улизнул от Брауна так же, как тот улизнул от Сантоны в Париже.
При этом воспоминании майор закусил губу. Узнала его девушка? Ко времени, когда он увидел ее идущей под ручку со своим очаровательным флотским любовником в Париже, могла она сама уже видеть его раньше, во время переговоров с Барайе и де Токвилем? Это могло уличить его, а Этьен Монтолон принимал участие в их затее. Браун размышлял, не могла ли Ортанс выдать его Сантоне английского агента, скрывающегося под обликом клерка Морского министерства? Он пожал плечами: «Все возможно…».
Сантона достиг побережья раньше него и отрезал бы от «Кестрела», если не искусство Мэдока и отвага молодого Дринкуотера. Круг замкнулся. Прав ли Дринкуотер и Сантона до сих пор пытается убедить Яна де Винтера выйти в море? Он знал, насколько безжалостен Сантона. Наверняка именно француз заколол де Токвиля в Лондоне, единственно с целью устранить угрозу своему пребыванию в постели Ортанс. А французский офицер, командующий морскими силами в Роскоффе был расстрелян за разумное предложение пополнить охрану конвоя за счет присоединения «Ситуайенн Жанин» — ошибка бедолаги заключалась в том, что он посмел реквизировать собственный люггер Сантоны. Браун ухмыльнулся — одним, мол, французом меньше, но стоящую перед ним проблему это не облегчало, наоборот, заставляло встряхнуться, советуя не расслабляться, имея дело с таким противником.
Здесь ли еще Сантона? Прав ли Дринкуотер? Тлеет ли еще фитиль здесь, под Хаакгронденом? Давят ли на де Винтера французы?
— Все возможно, — повторил он сам себе. — И существует единственный путь выяснить.
Он вздрогнул, и непрошенная картинка с изображением гуся над могилой всплыла в его памяти.
Дринкуотер жутко устал. Теперь, когда они оказались в спокойных водах Зеегат-ван-Тексель, ритмичные движения гребцов оказывали на него усыпляющее действие. За кормой терялась в сумерках линия поросших травой песчаных дюн, уходящая к Кийкдуину и Шульпен-Гату, где остался на якоре «Кестрел». Скоро наступит полная темнота, и им нужно поторопиться выполнить свою работу. Натаниэль слегка переложил руль на бакборд, следуя изгибу уходящего к востоку побережья. Потом выровнял шлюпку снова, на миг коснувшись человека, располагавшегося на банке рядом с ним.
Браун, завернувшись в плащ, под которым скрывался тючок с припасами, настоял на своей высадке. Прикованный к кровати Гриффитс был бессилен отговорить майора от этой бессмысленной, с его точки зрения, затеи. Он не сомневался в способностях Брауна, но попытка выведать намерения де Винтера выглядела отчаянной. Тогда Гриффитс поручил Дринкуотеру лично высадить агента. Джонсон, плотник, получил задание изготовить пару деревянных башмаков, которые должным образом вымарали, чтобы Браун, принявший одновременно свои меры, мог сойти за неряшливого и насквозь провонявшего рыбака.
Дринкуотер повернул к берегу и шепотом скомандовал: «Весла!». Матросы перестали грести, и через несколько секунд нос гички мягко въехал на отмель. Браун оправил плащ и стал протискиваться между парами моряков. Дринкуотер последовал за ним на сушу, где они намеревались соорудить знак, чтобы отметить место возврата. Шесты от рыболовных сетей как нельзя лучше подошли для этой цели.
— Ну, я пошел, мистер Дринкуотер, — проговорил Браун, вскинув сумку на плечо, и махнул едва различимой в темноте рукой. — До встречи послезавтра. Пожелайте мне удачи, ведь по-голландски я не говорю.
Глядя вслед удаляющемуся майору, Дринкуотер заметил, что горделивая осанка куда-то исчезла, поступь стала нетвердой. Но тут же одернул себя: ходить в сабо занятие и так непростое, а на рыхлом песке — практически вообще невозможное.
Ближе к вечеру того дня, когда им предстояло забрать майора Брауна, «Кестрел» вошел в Шульпен- Гат, пользуясь приливом для рутинного обхода побережья. Пересчитав через прогалины между дюнами мачты голландского флота и подметив возможные приготовления оного к отплытию — в чем все кроме Дринкуотера начали теперь сомневаться — куттер должен был вернуться в море, чтобы в полночь отправиться на рандеву с агентом.
Пока корабль приближался к берегу рядом с батареей у Кийкдуина, Дринкуотер осматривал местность. За их перемещениями наблюдали, как обычно, офицер с ординарцем. Натаниэль перехватил трубу и поймал в пляшущий объектив укрепления батареи. И увидел нечто, от чего кровь похолодела у него в жилах.
