На Рождество Вилларе-Жуайез выскользнул из Бреста, преследуемый фрегатами Уоррена. А «Кестрел» стоял борт о борт с «Ситуайенн Жанин» в устье Гаслара в Портсмуте, дожидаясь резолюции призового суда. До Нового года решения суда ждать смысла не было, и поскольку до вынесения оного офицеры порта не выражали желания довольствовать куттер, команду «Кестрела» перевели на брандвахту «Ройял Уильям». Дринкуотер взял отпуск и встретил Рождество вместе с Элизабет. Их навестил Мэдок Гриффитс. Старик чувствовал себя на берегу не в своей тарелке, но с Элизабет был просто сама любезность.

В конце первой недели января призовой суд решил, что оба транспорта будут проданы, корвет введен в состав флота, а люггер также выкуплен для нужд последнего. Гриффитс торжествовал.

- Побили мы их козыри, мистер Дринкуотер. Они подорвались на собственной петарде!

Он дочитал опубликованное в портсмутской газете решение, улыбнулся Дринкуотеру через заставленный остатками пудинга стол и ткнул пальцем в запачканную вином страницу.

- Прошу прощения, сэр, я не совсем понимаю как…

- Как я их обошел? А вот как: между капитанами фрегатов существовало соглашение слить призовые премии в один пул, чтобы каждый получил равную долю. Поскольку я всего лишь лейтенант, а «Кестрел» всего лишь куттер, нас ни о чем не спрашивали и ничего нам не предлагали. В результате, за вычетом доли коммодора, мы имеем все права на вырученные от продажи «Ситуаенн Жанин» деньги. Вам причитается кругленькая сумма, осмелюсь заявить.

- Благодаря тому, что я настоял на взятии приза?

- Именно так.

Гриффитс внимательно посмотрел на подчиненного. На лице последнего он не мог разглядеть отражения своей собственной радости, и ему стало обидно, что такой редкий момент триумфа оказался подпорчен. Охваченный раздражением, он приписал недостаток энтузиазма Дринкуотера прозаическим мотивам.

- Черт, мистер Дринкуотер, не хотите ли вы сказать, что раз я в тот момент болел, вам полагается капитанская доля?

Тон Гриффитса сделался жестким, лицо пошло красными пятнами. Погруженный в свои мысли Натаниэль сообразил вдруг, что его поняли совершенно превратно.

- Что вы, сэр? Боже правый, вовсе нет! Честью клянусь, сэр… - Дринкуотер окончательно вышел из своей задумчивости. – Нет, сэр, я просто вспомнил о тех бумагах и картах, которые нашел на люггере.

Гриффитс посерьезнел.

- Я отослал их лорду Дангарту. Учитывая обстоятельства, я решил не передавать их Уоррену. А почему вы спрашиваете?

- Ну, сэр, - вздохнул молодой человек, - поначалу это было только подозрение. Доказательство настолько зыбкое, что… - он смущенно осекся.

- Бах, продолжайте! Если что-то беспокоит вас, лучше выложить все начистоту!

- Хорошо. Среди бумаг оказалось личное письмо. Я не передал его вам, хотя должен был, сэр. Сам не знаю почему, но было в нем нечто, что пробудило во мне подозрения…

- Какие же? – спросил Гриффитс тихо, но настойчиво.

- Я нашел в нем прядь волос, сэр, каштановых волос, и… - Натаниэль почувствовал себя идиотом, и все это как-то сразу показалось ему пустяком, не стоящим внимания. – Проклятье, сэр! Мне пришла в голову мысль, что человек с люггера, которого мы считаем своего рода французским агентом, связан каким-то образом с той женщиной с каштановыми волосами, что мы подобрали у Бобиньи.

- Что Ортанс Монтолон как-то связана с Сантона?

Дринкуотер кивнул.

- А что с письмом?

Юноша смущенно закашлялся.

- Письмо у меня, сэр. Я взял его домой, Элизабет перевела написанное. Ей это все очень не нравилось, но я настоял.

- И что оно сообщило вам, это письмо?

- Только что его автор и Сантона являются любовниками, - Гриффитс вопросительно вскинул бровь и Дринкуотер сглотнул. – И что написано оно было с целью сообщить получателю о устранении в Лондоне некоего мешающего им обоим препятствия. Автора, похоже, сильно заботило, чтобы все следующие из этого обстоятельства выводы были сообщены в письме, и что оные, в некотором роде, серьезно меняют дело…

- Кто автор письма?

Дринкуотер потер шрам.

- Только одна буква, сэр: «О», - запнувшись, ответил он.

- И вы сказали, что они являются любовниками?

Натаниэль нахмурился.

- Да, сэр. Дата на письме совсем свежая, но адреса нет.

- Значит, если вы правы, и письмо от женщины, которая живет сейчас в Англии, то значит, она до последнего состояла в переписке с Сантона?

- Письмо подразумевает близкие отношения, сэр.

Гриффитс с трудом сдержал улыбку. Зная Элизабет, он представил себе картину, как та излагает содержание письма в подобных терминах.

- Ясно, - протянул капитан. – А откуда такая уверенность, что эта мисс «О» и есть та самая молодая дама, которую мы забрали у Бобиньи, и что имеется в виду под «мешающим им обоим препятствием»?

Этого вопроса Дринкуотер и боялся, но отступать было уже некуда, да и интерес Гриффитса подбодрил его.

- Уверенности нет, сэр. Это скорее ощущение, зародившееся во мне уже давно… Я хочу сказать, что хотя французский мой весьма плох, сэр, и ограничивается несколькими общими фразами, но какое-то чутье подсказало мне, что той ночью она не хотела уплывать с нами… Что ее вынудили. Помню, как она стола в шлюпке, когда мы отвалили от берега и французы открыли огонь. Девушка кричала что-то вроде: «Не стреляйте, я ваш друг, друг!». - Натаниэль старался освежить в памяти воспоминания о той ночи. - Трудно сказать еще что-либо, сэр, мы все так устали тогда.

Он замолчал, готовясь увидеть на лице Гриффитса выражение презрительного разочарования. Пожилой человек был, казалось, погружен в свои мысли.

- Что до «препятствия», сэр, - продолжил Дринкуотер, - Могу лишь предположить, что речь шла о де Токвилле… - Он прочистил горло и закончил уже окрепшим голосом. – Говоря по правде, сэр, все это весьма смутно, и я должен попросить у вас прощения за то письмо.

Ладони Натаниэля сделались влажными, но ему стало легче, когда он покончил с признанием.

Гриффитс махнул рукой.

- Бах, не стоит извиняться. В том, что вы говорите, возможно, кое-что есть. Когда мы упомянули про Монтолонов и Бобиньи в беседе с майором Брауном, с ним что-то произошло. Затрудняюсь сказать, что именно, но мне кажется, капитан Сантона не только отважный офицер, но и человек, имеющий определенное влияние на французских политиков. – Он помолчал. – Меня всегда занимала мысль: почему наша перестрелка у Бобиньи не вызвала никаких последствий? Можно сказать, историю замяли. – Гриффитс вскинул бровь. – Но пару недель спустя, в случае с «Чайлдерсом» Барлоу, французы оказались совсем не так терпимы…

- Меня это тоже удивляло, сэр.

- Значит, мы с вами придерживаемся одного мнения, мистер Дринкуотер, - улыбнулся Гриффитс, закрывая тему.

Дринкуотер успокоился, и ему вспомнились слова Дангарта при их давней встрече. Теперь он начал понимать, почему лорд назвал Гриффитса примечательным человеком. Молодой человек признался себе, что кроме этого валлийца вряд ли излил бы душу кому-нибудь. Пожилой лейтенант молча сидел некоторое время, разглядывая винные пятна на скатерти. Потом поднял взгляд.

- Передайте то письмо мне, мистер Дринкуотер. Я сообщу о нем его светлости. Возможно, будет проведено расследование.