людей гордо называется «ренессансом». Люди стали заниматься поисками «знания». И что же привез ваш Колумб, вернувшись из своей пресловутой Америки? Сифилис!
–
– Я живу в свое время, сэр, – ответил славный доктор, но трагические нотки в его голосе плохо вязались с жизнерадостной наружностью.
– Вы толкуете как какой-нибудь чертов уэслианец7, Эпплби.
– А если я симпатизирую этому человеку?
– Ха! В таком случае будь я проклят, если когда-нибудь еще угощу вас кофе. Верно, Дринкуотер?
Последняя фраза адресовалась мичману, появившемуся в дверях кают-компании.
– Прошу прощения, сэр, лодки приближаются.
Блеск, появившийся в глазах Дево, мог служить подтверждением правоты Эпплби.
– Спасибо, Дринкуотер, – мичман повернулся. – Да, Дринкуотер!
– Сэр?
– Присядь-ка сюда, парень, и выслушай хороший совет, – сказал первый лейтенант, указывая на свободный стул. Дринкуотер сел, недоумевающе глядя на обоих лейтенантов. – Мистер Эпплби хочет кое- что сказать тебе. Разве не так, доктор?
Эпплби кивнул, выстроил в уме колонны своих аргументов и повел их в атаку на мичмана.
– Так вот, юноша, первый лейтенант имел в виду заразную болезнь, которой можно успешно избежать, соблюдая полное воздержание…
Несколько секунд Дево наблюдал, как по лицу Дринкуотера расползается выражение ужаса, потом нахлобучил на голову треуголку и махнул Прайсу. Лейтенанты вышли из каюты.
– … полное воздержание, которого я настоятельно рекомендую вам придерживаться, и прошу вас приложить все возможное старание…
Прибытие женщин собрало на палубе всех матросов. Следя за подходом лодок, люди выглядывали из-за коечных сеток, высовывались из портов и облепили нижний ярус рангоута. Они не забивали себе голову тем, что предстоящие события не будут должной полноценной заменой увольнению на берег, которое многим было недоступно из опасений перед дезертирством. Сейчас их занимали только мысли о дебоше.
Джин и женщины прибыли на корабль. Вилер и его морские пехотинцы делали вид, что поддерживают порядок, но обычаи морской службы, открывая доступ на борт женщинам всех классов, подразумевали, что на любые проявления пьянства и разврата придется закрыть глаза. Нужно понимать, что большая часть женщин являлась шлюхами, палубе вскоре предстояло превратиться в картину отчаянного распутства. Женщины были самых разных возрастов: от заматерелых потаскух – размалеванных и всклокоченных, в поношенных грязных платьях, дырявых, как фонарь из тыквы; до начинающих проституток, чей цвет молодости уже обсыпался под житейскими ветрами, а глаза устало потухли от постоянной борьбы на грани выживания.
Было и несколько законных жен. Более старшие уже привыкли к обществу своих товарок, две-три помоложе растерялись и испугались, попав в хаос главной палубы. Могло случиться так, что жена какого- нибудь бедного конторского клерка, насильно завербованного во флот, лелеявшая кое-какие претензии на благородство, обнаруживала, что ее супругу приходится обитать в столь жутких условиях. Такие женщины тут же становились предметом жестоких насмешек со стороны других, которые еще более усугублялись открытием, что муж давно уже утратил былой лоск. Законных супруг легко было отличить еще на входе, так как они предъявляли часовым пропуска.
Супруги искали взглядом мужей, избегая намеков и щипков остальных матросов. Для кое-кого из жен поиски заканчивались шумным скандалом. Не ожидая прибытия супруг, мужья уже развлекались со шлюхами. Одна изрядных размеров дама обнаружила своего благоверного, одного из шкотовых, между двумя двенадцатифунтовками именно за таким делом, и измочалила зонтик о его ягодицы. Из ее уст изливался непрерывный поток брани, и вскоре вокруг троицы собралась толпа зевак из матросов и потаскух. Приостановив избиение, жена сделала большой глоток джина из протянутой кем-то бутылки. Воспользовавшись перерывом, муж завершил начатое, и, под одобрительные крики толпы, девка выскользнула из под него, наскоро приводя в порядок одежду. Она протянула было руку за деньгами, но передумала, заметив выражение лица законной супружницы. Стремительное наступление оскорбленной леди заставило ее искать убежища за орудийным станком.
– Не видать тебе моих денег, грязная шлюха! Ты еще и ремесла своего не знаешь: денежки-то надо брать вперед!
При этих словах шкотовый ухватил жену за руку и врезал ей по губам:
– А тебе-то это откуда известно, а, крошка Полли?
Сообразив, что дело из публичного превращается в сугубо семейный разговор, толпа стала растекаться.
Весь день совокупление продолжалось то с большей, то с меньшей силой. Остатки денег, имевшихся у моряков, вскоре перекочевали в карманы женщин. Мистер Коппинг, казначей, с важным видом, как и полагается представителям своей породы, сидел за столом и принимал от желающих расписки с их отказом от части полагающихся призовых денег в обмен на аванс наличными. Подогреваемые страстью, многие моряки переходили границы разумного, но таков уж хлеб казначея, пусть презираемый, но далеко не постный.
Патруль с «Метеора» отчаянно курсировал вокруг «Циклопа». Время от времени, под вопли и улюлюканье, из открытого пушечного порта вылетала пустая бутылка или женские подштанники. Это явно довело команду катера до белого каления, и наконец, его командир, помощник штурмана, окликнул фрегат.
– Сэр, – обратился он к лейтенанту Кину. – Ваши люди высказывают нам неуважение. Трое или четверо показывают мне голые задницы и пушечных портов…
К ухмыляющемуся лейтенанту, не удостоившего патруль ответом, присоединился доктор Эпплби.
– Эй, мистер, а ты готов поклясться, что не заголял свою задницу в Порт-Маоне? – спросил хирург.
Ответа не последовало.
– Похоже, в точку, а, лейтенант? – бросил Эпплби лейтенанту, видя, как командир патруля потупил взор.
– Если этот корабль оскорбляет вас, сэр, почему бы вам не нести охрану других судов флота? Здесь вам ничего не светит!
Помощник штурмана сплюнул за борт и буркнул гребцам:
– А ну навались, проклятые бездельники.
Ближе к полудню на корабле появилась жена матроса Шарплза. Она была очень молода, и, хотя об этом мало кто догадывался, приехала из Чатэма с единственной целью увидеть мужа. Путешествие заняло целую неделю, и, учитывая ее нетерпение, показалось ей настоящим кошмаром. Но вот встретивший ее у порта Шарплз заключил жену в объятия под добродушные крики своих товарищей. Никто не заметил ехидного выражения на лице проходившего мимо мичмана Морриса. Никто, кроме Тригембо, которой как раз разыскивал Морриса. Пока Шарплз в обнимку с женой удалялись, переступая через распростертые совокупляющиеся тела, не обращая внимания на эту пародию на любовь, Тригембо подошел к Моррису и взял под козырек.
– Прошу прощения, мистер Моррис, – произнес Тригембо с преувеличенной вежливостью, – лейтенант Кин приказывает оснастить шлюпку для отправки на флагман за приказами.
Буркнув что-то, Моррис зло посмотрел на Тригембо. Позвав помощника боцмана, особенно известного склонностью к рукоприкладству, мичман двинулся вперед. На ходу он выкрикивал имена матросов. Их владельцы принадлежали к самым отбросам команды «Циклопа». Некоторые из парней, которым было не до того, посоветовали Моррису убираться к дьяволу, одного или двух ему так и пришлось оставить в покое,
