уже едва волочил ноги. Он передвигался по периметру, держась рукой за холодную и влажную каменную кладку. Порой он опирался на стену плечом или сразу двумя руками – чтобы не упасть, чтобы не потерять шаткого равновесия. И так мгновение за мгновением, минута за минутой, час за часом он шел, он продвигался – иногда бочком, бочком! – вдоль стены. Вдоль кажущегося, несмотря на тесноту «двушки», бесконечным каменного периметра.
Со стороны это выглядело странно и жутковато. Он, Костин, прошагал уже тысячи и тысячи шагов. Но все никак не мог найти выхода из каменного лабиринта.
За помещенным в камеру № 27 гражданином – опасным преступником, кстати! – велось круглосуточное наблюдение. Периодически в глазок камеры, расположенной на втором этаже СИЗО № 1, заглядывали то младший инспектор СИЗО, то старший прапорщик внутренней службы, то старший смены. В воскресенье, в восемь утра, сразу трое сотрудников СИЗО ворвались в камеру. Попытка накормить подследственного через специальное приспособление закончилась ничем: все, что попало в желудок Костина через «шланг», тут же было исторгнуто на цементный пол камеры…
Алексей не позволял себе в последние часы присесть или лечь на пол. Ни на минуту! Что- то жизненно важное было в этом движении. Он откуда-то знал (или догадывался, а может, внушил себе сам), что он и жив-то пока лишь потому, что двигается, не стоит на месте, как бы ему ни было худо, ищет выход…
Поскольку наручные часы у него отобрали, он не знал, что за день сегодня и какое время суток нынче. После инъекций, которые ему делались в ходе допросов, Костин потерял счет времени.
В уме у него было лишь одно: не сдаваться, двигаться, перебирать ногами и руками. Где-то должен быть выход; не может быть, чтобы выхода не было.
Из коридора послышался топот шагов. Загремели запоры. Он даже не посмотрел в сторону двери. Одно из двух. Либо его попытаются вновь насильно кормить, вливая какую-то питательную жидкость через зонд. Либо прозвучит команда: «Лицом к стене! Руки за спину!» После чего на него наденут наручники и поволокут на допрос.
Но случилось неожиданное.
– Костин Алексей Михайлович?! – раздался от порога чей-то звучный голос. – Я – начальник изолятора! Подполковник внутренней стражи…
Мужчина произнес фамилию неразборчиво, а может, Костин, удивленный таким поворотом, сам ее не расслышал.
– Жалобы, пожелания, просьбы имеются? – спросил мужчина в форме, которого Костин видел смутно, как сквозь закопченное сажей стекло. – Какие-нибудь претензии к администрации изолятора?
Костин хрипло рассмеялся. Потом вдруг сипло, севшим голосом, запел:
– Протрубили во дворце трубадуры,
Хвать стрелка и во дворец волокут…
Начальник тюрьмы обернулся к сопровождавшему его старшему смены.
– Что это с ним?
– Симулирует сумасшествие! Четверо суток уже бродит по камере. Одну и ту же песню напевает! Про какого-то «королевского стрелка».
– Следователи в курсе?
– Так точно. Он это… Еще и голодовку объявил!
– Что?! – начальник СИЗО бросил на подчиненного гневный взгляд. – Сколько дней подследственный без пищи?
– Трое суток. Мы сегодня пытались…
– Ма-алчать! – рявкнул начальник изолятора. – Почему сразу мне не доложили! Где постельные принадлежности?!
– Но…
– Почему я узнаю об этом беспределе от других людей?! А не от своих подчиненных?!
– Товарищ подполковник внутрен…
– Строгий выговор!!! Вы у меня сами по статье пойдете! Здесь не ежовские застенки, чтобы над подследственным так издеваться!
– Э-э… Но были строгие указания! Нас инструкти…
– Рот закрой! – свистящим шепотом произнес начальник СИЗО. – Все поменялось – есть другие инструкции! Значит, так. Переведите его в «еврокамеру»!
– Но там ведь… Там двое…
– А вот тех – сюда, в двадцать седьмую! Временно…
– Будет исполнено.
– Отведите его в душ! Потом покормите по высшему классу!
– Но он ведь отказывается!
– Меня не иппет! Фрукты, соки, шоколад – в камеру! Но сначала дайте ему бульона… Или чего-то легкого!
– Так точно. Но… Его ведь придется кормить опять через шланг!
Начальник тюрьмы погрозил подчиненному кулаком.
– Найдите подход! Исключительно по-хорошему! Если хоть один волосок с его головы упадет… Я вас сам, млять, тогда поимею резиновым шлангом!
Глава УФСКН Бекетов приехал в СИЗО в половине первого ночи на понедельник. Виктора Ивановича, а также сопровождавшего его «личника» встречали двое: начальник изолятора и помощник областного прокурора, присланный самим Котовым.
Бекетов еще только поднимался по ступеням на «административный» этаж, когда во внутренний двор изолятора через служебный проезд въехал микроавтобус горпрокуратуры.
Из салона выбрался Михеев. Важняк, разговаривая на ходу с кем-то по мобильному, торопливой походкой направился мимо козырнувшего вахтера в здание СИЗО.
Виктора Ивановича провели в один из следственных кабинетов. Начальник изолятора крутился вокруг визитера ужом.
– Может, сначала рюмочку чая? – спросил он заискивающим тоном. – Вы ужинали, Виктор Иванович? У меня в кабинете и стол уже накрыт…
– Я сыт, – сказал Бекетов. – Давайте не будем терять времени. Вы, должно быть, знаете, зачем я здесь?
– Да, конечно. То есть мне позвонили! И предупредили, что вы приедете где-то в районе полуночи! Я сейчас дам команду, чтобы привели гражданина Костина. Вот только…
Начальник изолятора замялся.
– Какие-то проблемы?
– Сейчас должен подъехать глава оперативно-следственной группы, которая ведет дело…
– И что?
– Поймите, Виктор Иванович… Я к вам со всем уважением!.. Но закон есть закон! Ваша… ваше… э-э-э… свидание с подследственным Костиным будет проходить в присутствии старшего следователя Михеева!
Важняк тем временем, закончив разговор на повышенных тонах с самим начальником следственного отдела СК Генпрокуратуры РФ по области, вступил затем в перепалку с помощником Котова, которого он застал в компании начальника СИЗО в коридоре возле блока следственных кабинетов.
– Вы что, с ума сошли?! – процедил он, отозвав коллегу в сторонку. – Что это за самодеятельность?! Кто дал санкцию на приезд Бекетова и его встречу с Костиным?!
– Остынь, Федор Николаевич!
– Я задал вопрос!
– Котов лично дал санкцию! – сухо сказал коллега.
– Не известив меня?! Через головы «московских товарищей»?!
– Я думаю, Александр Матвеевич согласовал этот вопрос с кем надо!
– А почему я ничего не знаю?
– Так тебе ведь позвонили, Николаич! И поставили в известность…
– Ни хрена себе… поворот! – зло сказал Михеев. – Так дела не делаются!
