И тогда боцман сказал, словно невзначай:

— На катере, пожалуй, больше нас переживают. Мина-то в самой бухте хлопнула, на нас подумали. Надо доплыть, Степан, а то никто ничего не поймет. И бухту загубят. А она правильная.

Эту длинную для пловца речь он произнес по крайней мере в десять приемов. Артюшин ответил короче:

— Факт, надо. Мы и плывем.

Они проплыли еще минуты три, и вдруг Артюшин заорал так громко, как только можно заорать в воде:

— Боцман, вижу! Зеленый ратьер вижу! Провались я на этом месте, вижу! Братцы, что же это делается? Вижу! Гляди правее, вон туда!

Хазов рывком выбросил плечи из воды и тут же увидел зеленую точку. Она светила на самом краю воды, до нее, казалось, было безмерно далеко, но она светила!

Они повернули на нее. И тут оказалось, что она совсем не так далеко. Зыбь приподымала их, и всякий раз зеленая точка сияла им верным светом надежды и спасения. С каждым движением рук они приближались к ней, к катеру, к теплу, к продолжению жизни.

Теперь, когда великий их воинский долг был выполнен, когда самым появлением своим они вносили ясность в запутанную обстановку бухты Непонятной, когда важнейшее задание, имеющее государственное военное значение, было обеспечено, они думали о том, о чем до сих пор ни у одного из них не мелькнуло и мысли: что они спасены, что они не утонут, что в этом громадном ночном море они не проскочат мимо крохотного катерка, стоящего в нем на якоре.

Время пошло в тысячу раз быстрей. Они не успели опомниться, как зеленый огонь достиг нестерпимой яркости и руки их коснулись благословенной, желанной твердости борта.

И тут Артюшин не удержался.

— На катере! — закричал он слабым голосом. — Прошу разрешения подойти к борту!

На палубе зашумели, раздался топот многих ног, потом послышался тревожный голос Решетникова:

— Оба здесь? Боцман где?

— Здесь, товарищ лейтенант!

Сильные руки вытянули их на борт.

Через минуту блаженное тепло охватило их иззябшие тела. Остро пахло спиртом, видимо, их растирали. Хазов поймал чью-то руку, больно царапавшую кожу на груди.

— Командира позови…

— Здесь я, Никита Петрович, слушаю.

— Товарищ лейтенант, в бухте все в порядке… Течение, не выгрести… Надо идти в базу, взять другую шлюпку… Завтра проведем туда… Мина была… Взорвалась… Чисто…

— Понятно, Никита Петрович, сделаю.

Но Хазов уже ничего не слышал. Сознание его провалилось в мягкую, но сухую и теплую бездну. «Ра- аз, два-три — пауза… Ра-аз, два-три — пауза…»

Решетников вышел на палубу из отсека среднего мотора, куда внесли боцмана и Артюшина. Полной грудью вдохнув свежий воздух, он громко скомандовал:

— Радиста ко мне! На мостике! Выключить зеленый луч!

Бакштов — трос, выпускаемый с кормы стоящего на якоре судна для крепления при его помощи находящихся на воде шлюпок.

Бейдевинд — курс корабля под острым углом к ветру.

Ванты — тросы, крепящие и поддерживающие мачты с бортов судна. Одновременно служат для подъема на мачту.

Гафель — деревянный шток, прикрепленный под углом к верхней части мачты (кормовой мачты — на тех судах, где имеется несколько мачт) и предназначенный на современных судах для флага.

Гюйс — флаг, поднимаемый на носу больших кораблей при стоянке на якоре.

Дейдвуд — отверстие в кормовой части судна, в котором гребной вал, идущий из машинного отделения, соединяется с гребным винтом, находящимся снаружи, в воде.

Кильватерная колонна, или строй кильватера — строй кораблей, идущих один за другим.

Подволок — потолок в судовых помещениях.

Румпель — часть рулевого устройства, рычаг, с помощью которого руль поворачивают в нужную сторону.

Фок — треугольный парус на одномачтовом судне.

Шкот — трос для управления парусами,

Эллинг — береговое сооружение для ремонта или постройки судов.