Все существо Питера возмутилось. Грязная цыганка? Никогда!

— Я ни секунды не думал о вас как о грязной цыганке, — отрезал он.

— О, да вы умеете льстить, сеньор американо, — засмеялась она, и журчание горного ручейка уловил Питер в ее смехе.

— Я всегда говорю только правду, — твердо сказал он.

Очарование этой женщины сводило его с ума, но он обладал уже достаточным жизненным опытом, чтобы держать себя в руках.

— Я был очень удивлен, увидев вас рядом с Диего, — спокойно продолжил он.

— Неужели Иларио ничего не рассказал вам? — Лаура повернулась к Питеру лицом и оперлась спиной на балконные перила.

Питер сжал зубы. Поведение того, кого он считал своим другом, было странным. Но хотя бы в одном он мог быть теперь уверен — ни о какой любви между Лаурой и Иларио речи не может быть. Ведь они брат и сестра…

— А я-то думала, что Иларио обрисует меня самыми черными красками, — вздохнула девушка, не сводя глаз с американца.

Она чуть запрокинула голову назад, и хотя он пытался не смотреть на нее, краем глаза он видел и плавный изгиб шеи, и нежный овал лица, и соблазнительные линии груди. У него пересохло во рту. Эта женщина олицетворяла собой желание, любой мужчина был способен потерять голову в ее присутствии. Но в то же время Питер четко знал, что только очень глупый и самовлюбленный человек сможет оскорбить это неземное существо наглым словом или фамильярным движением. Нет, какой бы прекрасной и соблазнительной ни была Лаура Кавадос, Питер инстинктивно чувствовал, что ничья воля, кроме ее собственной, не заставит ее одарить мужчину любовью.

— Я сводная сестра Иларио Мендеса. У нас разные матери и один отец, — начала Лаура.

Она оставалась в той же позе, спиной к улице и лицом к балконной двери, но взгляд ее был устремлен теперь вдаль, а не на Питера.

— Моей матерью была цыганка. Самая настоящая, которая бродила вместе со своим табором по дорогам Испании. Говорят, он была очень красива.

В это легко поверить, глядя на вас, чуть не сказал Питер. Но к чему заурядные комплименты? Лаура выше их. Выше любой похвалы, которую может выдумать банальный ум мужчины.

— Я очень плохо помню ее. Она умерла, когда мне было пять лет. — Голос Лауры зазвенел в ночном воздухе. — Но об истории ее любви мой народ слагает легенды. Они оба были прекрасны. Он — зрелый мужчина, влиятельный и властный, прячущий за ледяной маской ранимую душу и нежное сердце, и она — невообразимо юная и восторженная, дитя полей и лесов, необузданная в своей любви. Он увидел ее на городском празднике, где она танцевала… Говорят, я унаследовала ее мастерство… Но разве что-нибудь на земле может сравниться с тем танцем, в котором ее впервые увидел Диего Мендес? Ведь после этого он потерял покой. Взрослый, солидный мужчина впервые в жизни увидел настоящую красоту…

Питер вцепился руками в балконные перила. Он никогда не считал себя поэтической натурой, но это… Теплая испанская ночь, полная сладких волнующих ароматов, россыпь звезд на бархатном небе, нежный мелодичный женский голос, рассказывающий историю страстной любви, и сама женщина, головокружительная, умопомрачительная, волшебная…

— Их любовь была похожа на страсть, которая вспыхивала внезапно между испанскими конквистадорами и прекрасными индианками. Победителем он ворвался в ее жизнь… Ей говорили, что она глупа и что она потеряет себя, не приобретя ничего взамен. Она знала о том, что страшная боль ожидает ее впереди. Ведь моя мать была цыганкой и умела видеть будущее. Но отказаться от любви она не могла. Судьба предназначила их друг для друга, кем была моя бедная мать, чтобы сопротивляться настойчивому зову судьбы?

Лаура замолчала.

— Диего… оставил ее? — спросил Питер.

Ему было необходимо услышать звуки своего голоса, чтобы понять, что это происходит на самом деле, чтобы вернуться в реальность из мира грез, который рисовала ему Лаура своим рассказом.

— Со стороны казалось, что их любовь закончилась именно так, — проговорила Лаура. — Страсть блистательного идальго погасла так же неожиданно, как и вспыхнула, и бедная цыганочка осталась в одиночестве с маленьким ребенком на руках.

Но в действительности все было иначе. Я знаю об этом со слов бабушки, и у меня нет причин сомневаться в ее искренности. Любовь богатого сеньора и простой цыганки была слишком сильна, чтобы закончиться как обычная любовная интрижка. Но условности и предрассудки восторжествовали. Диего был женат, у него рос сын. Все его дело могло бы пострадать, если бы он принял решение оставить семью и соединиться с моей матерью. Она слишком любила его, чтобы допустить подобную жертву. Что могла она ему дать, кроме своей молодости и красоты?

И это немало, подумал про себя Питер. Я бы удовольствовался этим, если бы некая Лаура Кавадос предложила мне свою молодость и красоту.

— Моя мать оставила его и ушла. И только много лет спустя Диего Мендес узнал, что у нее родилась дочь.

— Он очень любит вас, — негромко заметил Питер.

Эта реплика дала ему возможность посмотреть на Лауру. Она смело встретила его взгляд, и Питеру показалось, что, если сейчас он протянет руку и обнимет ее, она ни словом, ни жестом не воспротивится ему.

— Любой был бы счастлив иметь такую дочь, как вы, — добавил он с еле заметной хрипотцой.

— Да, сейчас он счастлив, — усмехнулась Лаура. — Но два года назад меня считали мошенницей и обманщицей. Сеньора Мендес была в ярости. Иларио тоже…

Питер скорее почувствовал, чем увидел ее напряжение. Голос Лауры зазвучал глухо и натянуто.

— Но сейчас они приняли вас? — спросил он. Печальная улыбка появилась на губах девушки.

— По крайней мере, донья Лусия, — поспешно добавил Питер, вспомнив необъяснимую злость Иларио.

— О, донья Лусия весьма умная и дальновидная женщина, — печально засмеялась Лаура, и на этот раз она не скрывала своей грусти. — Когда-то давно она потеряла любовь мужа и смирилась с этим. Соперница уступила ей, и она попыталась снова стать счастливой. Я не знаю, удалось ли ей это. А потом пришла я, и ее хрупкий мир вновь оказался под угрозой. Сеньора Мендес сделала все, что могла, чтобы не допустить нашего воссоединения. Но она проиграла и достойно признала свое поражение. Как это ни странно, сейчас она вполне примирилась с мыслью о том, что в ее доме свободно принимают незаконнорожденную дочь ее мужа. По крайней мере, мне так кажется.

— А… Иларио? — осмелился спросить Питер. Раз уже сегодня вечер откровений, то неплохо было бы выяснить все до конца.

— Я не хочу говорить о нем, — отрезала Лаура и встала спиной к балконной двери.

— Тогда, на площади, вы предупреждали меня, чтобы я держался от него подальше, — настаивал Питер, удивляясь собственной дерзости. Ведь очень легко разрушить доверительный тон, возникший между ними. Ради чего он так рискует?

— А вы всегда слушаетесь уличных гадалок?

Сердце Питера заколотилось. Она дразнила его, насмешливо и в то же время нежно.

— Только когда я им доверяю…

— А вы доверяете мне? — Лаура выпрямилась.

Она стояла очень близко от Питера, гораздо ближе, чем дозволялось приличиями и здравым смыслом. Балкон был достаточно велик для того, чтобы отойти друг от друга, но она намеренно не делала шаг назад. Питер затаил дыхание, моля про себя, чтобы это мгновение длилось как можно дольше.

— Да, — прошептал он.

Лаура с жадностью следила за движением его губ.

— Но только тогда, когда гадание происходит до конца, — продолжал Питер. — Вы же остановились на самом интересном месте…

— На Иларио Мендесе? — удивленно спросила она.