– Так что все-таки вы от меня хотите?

– Прежде всего мне нужно завещание.

– Вы можете его получить, хотя я и не понимаю, какой вам от него толк. Вы же не собираетесь подделать ее подпись?

Бромхед кивнул:

– Именно таковы мои намерения.

– Возможно, вы думаете, что вам это удастся, но Уэйдмана, ее адвоката, на мякине не проведешь. Уэйдман и я прекрасно знаем ее роспись. И сразу заметим подделку.

Бромхед вытащил из кармана блокнот, паркеровскую ручку.

– Мистер Паттерсон, позвольте дать вам наглядный урок. Вас не затруднит расписаться в этом блокноте?

Паттерсон помялся, затем взял блокнот, ручку, нацарапал свою подпись и отдал блокнот. Бромхед всмотрелся в его каракули.

– Это, конечно, посложнее росписи миссис Морели-Джонсон. Но…

Он вырвал страницу, на следующей расписался сам, вырвал вторую, потасовал листки, а затем протянул Паттерсону.

– Где расписывались вы?

Паттерсон вгляделся в обе росписи, и по спине его пробежал холодок. За долгие годы работы в банке ему приходилось сверять десятки тысяч подписей, но сейчас он не мог сказать, где расписался он сам, а где – Бромхед.

– Это искусство, – улыбнулся Бромхед. – Теперь вы понимаете, мистер Паттерсон, что я без труда воспроизведу роспись старушки. – Он что-то написал на чистой странице и протянул блокнот Паттерсону. – Я внимательно изучил ее подпись. Смотрите сами…

Паттерсон взглянул на нее, вырвал страницу, разорвал ее на мелкие кусочки, бросил в пепельницу.

– Да… вы сможете подделать подпись старушки. С этим все ясно, но нужны свидетели.

Бромхед кивнул.

– Разумеется. Но и это не проблема. У меня есть два человека, которые за скромное вознаграждение поклянутся, что засвидетельствовали подпись миссис Морели-Джонсон.

Паттерсон покачал головой:

– Нет… ничего не выйдет. Ее адвокат никогда с этим не согласится. Он начнет расследование.

– Мистер Паттерсон, я позаботился и об этом. Вы прочли завещание. Обратили, наверное, внимание, что мистер Уэйдман, ее адвокат, ничего не получает. Теперь я сделаю так, чтобы старушка его не забыла. Мистеру Уэйдману отойдут три картины Пикассо. Я знаю, как ему хочется иметь их у себя. Каждый раз, заходя к старушке, он пожирает их взглядом. И объяснение будет предельно простым. Она хочет преподнести ему сюрприз. Поэтому пишет новое завещание, пользуясь услугами другого адвоката. Отписывает племяннику полтора миллиона долларов, а прежнему адвокату – три картины Пикассо, стоимость которых никак не меньше пятисот тысяч. Как по-вашему, будет мистер Уэйдман оспаривать такое завещание?

Паттерсон затушил в пепельнице окурок.

– Так что вы от меня хотите? – вновь повторил свой вопрос.

– Вы отдаете мне завещание, чтобы я мог переписать его. Затем говорите мистеру Уэйдману, что старушка хочет составить новое завещание при помощи другого адвоката, потому что хочет оставить кое- что и мистеру Уэйдману. Кроме того, она изменила свое мнение о племяннике и решила завещать ему крупную сумму. Мы должны сделать все возможное, чтобы нейтрализовать мистера Уэйдмана.

– Вы так говорите, будто миссис Морели-Джонсон должна умереть со дня на день, – заметил Паттерсон.

– Операция рассчитана на долгий срок, – губы Бромхеда изогнулись в улыбке, – но никто не живет вечно.

– И я получу пленку, если сделаю все, что вы просите? – осведомился Паттерсон.

– Нет, пленку вы не получите, но будьте уверены, мы ею никогда не воспользуемся. Повторяю, операция рассчитана на долгий срок. Передайте мне завещание, убедите мистера Уэйдмана и можете не беспокоиться из-за пленки. Не в наших интересах отдавать ее старушке… Так что волноваться вам не о чем.

Паттерсон закурил новую сигарету. Он в ловушке. Если обратиться в полицию, не видать ему ни работы, ни наследства. А мертвым действительно все равно. Тут Бромхед прав. И какое ему дело до остального, если свои сто тысяч он получит? С Фонда по борьбе с раком не убудет, если он недополучит полтора миллиона…

– Хорошо. – Паттерсон встал. – Я поговорю с мистером Уэйдманом. А запечатанный конверт с завещанием оставлю у портье с надписью: «Мисс Олдхилл».

– Благодарю вас, мистер Паттерсон, – встал и Бромхед.

Они молчали, пока не поднялся и не пошел вниз лифт, увозя Паттерсона. Потом Бромхед улыбнулся:

– Видите? Все прошло как по писаному. Напрасно вы волновались.

– Наверное, вы правы.

– Без вас у меня ничего бы не вышло. – И Бромхед направился к двери на пожарную лестницу. – Только подумайте, что принесет вам успех операции.

Когда он ушел, Шейла перемотала пленку, убрала бобину в футляр, футляр – в ящик столика у кровати.

Разделась и легла в постель, думая о Джеральде. Где он сейчас? Что с ним случилось? Кто-то наверняка приглядывает за ним. Как только Бромхед подделает завещание и положит его в банк, останется только ждать. Как говорится, вопрос времени. Шейла решила, что уйдет от старушки, найдет себе другое место, медицинских сестер всегда не хватает, и они с Джеральдом заживут как и прежде. Будут спокойно дожидаться смерти старушки. Бромхед абсолютно прав: никто не живет вечно. Операция долговременная, его слова. Старушка может отдать концы завтра, а может протянуть еще пять лет. Шейла беспокойно заворочалась. За пять лет Джеральд может найти себе кого-нибудь и помоложе.

Заснула она поздно, когда на востоке забрезжила заря.