Я работал техническим директором только что построенного Кузнецкого металлургического завода имени Сталина. Ночью 18 декабря 1934 года меня разбудил телефонный звонок.

— Не случилось ли что-нибудь серьезное на заводе? — встревожился я.

Работа у домен, у мартенов, у расплавленного металла всегда сопряжена со всякими неожиданностями.

На заводе все оказалось в порядке. Мне сообщили, что я приглашен на встречу металлургов, с товарищем Сталиным.

В то же утро я выехал в Москву.

В пути вспомнилось, как пять-шесть лет назад я отправлялся с поручением Валериана Владимировича Куйбышева из Москвы в Сибирь строить Кузнецкий завод.

…Это было в январе 1929 года. Эта дата открыла в моей биографии новую страницу, которой я горжусь. Был я тогда в Харькове. Утром ко мне в номер гостиницы пришел незнакомый человек.

— Насилу нашел вас. Если не ошибаюсь, вы товарищ Бардин?

— Да. Чем могу служить?

— Приступлю прямо к делу. Мне поручено переговорить с вами: поедете вы в Кузнецк?

Предложение поехать на строительство Кузнецкого завода было заманчиво. Не помня себя, я помчался в Москву и через день был уже в ВСНХ, а еще через несколько дней все было готово. Я был назначен главным инженером Кузнецкстроя.

Я был горд неожиданно выпавшей мне честью. Постройка целого завода американского типа у себя на родине! Не об этом ли я, мечтал всю жизнь, не к этому ли стремилась моя душа инженера, не это ли является счастьем и идеалом для всякого инженера, имеющего мало-мальское уважение к своим знаниям и труду?!

Никогда в старое время я не смел даже думать, что буду когда-нибудь главным инженером на таком большом заводе и тем более буду строить что-нибудь подобное кузнецкому гиганту.

Я был горд доверием, которое оказала мне советская власть. Мое назначение в Кузнецк произошло через несколько месяцев после шахтинского процесса. Слишком свежа была еще горечь обмана и предательства интересов, пролетарского государства значительней группой старых инженеров. Имена многих старых инженеров произносились в стране с упреком и ненавистью.

…Память прекрасно сохранила незабываемый вечер, когда перед отъездом в Кузнецк меня пригласил к себе Валериан Владимирович Куйбышев. Мм были в его кабинете одни. Валериан Владимирович говорил мне о значении новой стройки, о том, что Кузнецкий завод явится одним из главных камней фундамента социализма. Он говорил мне о Сталине, вдохновителе этой стройки.

— Имейте в виду, — говорил он мне, — за стройкой будет следить Сталин. Стране нужен новейший и совершеннейший завод.

Затем товарищ Куйбышев сказал:

— Товарищ Сталин интересуется, нельзя ли увеличить размер доменных печей?

Я затруднялся ответить на этот вопрос, но уже тогда я понял, что мы должны построить не просто завод, а, завод, который со всех точек зрения должен быть на высоте современной техники.

Так оно и вышло!. Рассмотрение проектов двух новых металлургических заводов — Магнитогорского и Кузнецкого — происходило при непосредственном участии товарища Сталина.

Первоначально в Магнитогорске предполагалось построить домны объемом в 600 кубометров. Товарищ Сталин, детально ознакомился с делом и, узнав, что в США имеются домны в тысячу кубометров, настоял на том, чтобы удвоить мощность домен. То же случилось с мартенами и блюмингами. Не скрою, что тогда такой прыжок в технике металлургического производства многим нам, инженерам-металлургам, казался рискованным. Но, как и всегда, прав оказался Сталин, а не мы, техники.

Много раз во время беседы товарищ Куйбышев возвращался к указаниям товарища Сталина о том, каким должен быть Урало-Кузнецкий комбинат, на двух полюсах которого надо было воздвигнуть два огромных металлургических завода.

Валериан Владимирович был в особо приподнятом настроении. Кузнецкий завод должен был строиться в местах, где он бывал в ссылке. Валериан Владимирович хорошо знал эти места, у него были там знакомые, которых он помнил по имени и отчеству. Он рассказывая о жизни и быте людей в тамошних местах.

Валериан Владимирович встал, прохаживаясь вдоль огромного письменного стола и посматривал на меня большими, детски чистыми, проникновенными глазами на красивом интеллигентном лице. Он заговорил необыкновенно тепло:

— В Сибири теперь зима, холод, мороз. Хорошо! Я люблю сибирскую зиму. А вы не боитесь холода? Сибирь, Сибирь! Русские цари сделали этот изумительный край краем каторги.

Валериан Владимирович подошел к шкафу, достал книгу «Былое и думы» Герцена и стал читать:

«Сибирь имеет большую будущность: на нее смотрят только как на подвал, в котором много золота, много меха и другого добра, но который холоден, занесен снегом, беден средствами жизни, не изрезан дорогами, не заселен. Это неверно. Мертвящее русское правительство, делающее все насилием, все палкой, не умеет сообщить тот жизненный толчок, который увлек бы Сибирь с американской быстротой вперед».

Валериан Владимирович читал изумительно.

— Не правда ли, как замечательно, Иван Павлович! «Америка встретится с Сибирью». Об этом сто лет назад мечтал Герцен. Эту, встречу устраиваем мы, большевики, наша великая партия. Но строить в Сибири, создавать там социалистическую Америку будет нелегко. Многое будет зависеть от людей…

— Вы имейте в виду, — закончил нашу беседу Валериан Владимирович, — что это глубокая разведка партии и рабочего класса в завтрашний день нашей страны. Это будет замечательное «завтра». В это «завтра» ведет нас Сталин. Вам, строителю первого металлургического гиганта в Сибири, позавидует не один инженер!

Куйбышев протянул мне руку, большую, мягкую, теплую:

— Счастливых вам успехов. Действуйте смело, и вам обеспечена поддержка наша и товарища Сталина.

Когда я вышел из кабинета товарища Куйбышева, у меня сильно забилось сердце: никогда я не думал, что мне поручат работу, за которой изо дня в день будет следить товарищ Сталин.

Слишком велика была ответственность!

…Сидя в вагоне скорого поезда, который вез меня в Москву, я вспомнил разговор с товарищем Куйбышевым. Казалось, что он происходил вчера. А ведь прошло почти шесть лет!

Нелегко было построить в тайге большой металлургический завод. Среди наших инженеров было еще слишком мало таких, которые верили в грандиозное дело, затеянное партией. В Гипромезе,[11] где проектировался завод, сидели ленивые и малоспособные люди. Они работали с ленцой, в меру дискутировали, нехотя проектировали, строили узкие планы и в душе даже посмеивались над ними.

Еще в 1928 году из Америки прибыл фрейновский[12] проект Кузнецкого завода; одновременно прибыла и группа работников Фрейна. Они внесли некоторое оживление в работу этого тихого учреждения, но многие наши инженеры не хотели прислушиваться к голосу американцев, располагавших тогда богатым опытом. Они говорили, что Америка — одно, а Россия — совсем другое. Они доказывали, что в Сибири надо строить небольшие и маломеханизированные печи, что американский завод где то на отлете будет плохо работать, что Сибирь является плохим рынком сбыта и потому невыгодно покупать дли завода дорогое оборудование.

Близорукие люди! Они не видели завтрашнего дня. Нет, они не могли спроектировать такой завод, каким хотел его видеть товарищ Сталин.

Признаться, и мне на первых порах было немного страшновато вводить у нас в России сразу такого рода технику.

У нас многие не умели еще обращаться с машинами. Я боялся, что все будет испорчено.