свое господство на морях…»

…Кончилась наша картина, наше «Попурри». Зажгли свет. Друг друга разглядываем.

Лева несмело предлагает:

Надо бы найти Костю… Еще попросить пленки… Алеш­ка, ведь он же заходит к твоей Нонке… Ну, вот и по­проси…

— Привет, он уже давно к нам не заходит. Он учится в школе рабочей молодежи.

— Это как понять?

— Как понять? На студента разозлился.

— Почему?— удивляется Мишка.

— Ну, потому что он студент… Высшее образование… Знает много.

— Алеша, как же Нонка?— спрашивает Лидочка.

— Ну, что Нонка? Не поймешь ее… Костя, конечно, лучше.

— Значит, он работает и учится?

— Работает и учится.

— А студент?

— Студент учится.

— Ну, он хоть к вам заходит?

— Кто?

— Костя.

— А когда же ему заходить? Он в утренние сеансы кру­тит, а вечером в школе.

— Давайте его навестим,— предлагает Лидочка.

В дверь кто-то царапается. До звонка не достанет, вот и скребется..

— Это Славик,— определяет Женька.

Открыли дверь. Точно — Славик. Сказал всем: «Здравст­вуйте» и «Разрешите войти?»— шапку снял, уселся на табу­ретку, спрашивает:

— Ну, о чем задумались?

Мы переглядываемся, Женька объясняет:

— О кино, Славик. Нет, у нас новых лент.

— Давайте найдем Костю,— говорит Славик.

Нам просто удивительно, до чего умные эти люди, маль­чишки.

— Костя работает, когда мы в школе. А когда мы дома, то Костя в школе. Понял?

— Ну и что же?— просто говорит Славик.— Посмотрите мое горло.

Он раскрывает рот. Мы по очереди заглядываем.

— Горло как горло,— говорит Лидочка,— чуть-чуть крас­нота.

— Завтра у меня будет ангина,— обещает Славик.— В школу не пустят, чтоб других ребят не заразить. А если шарфом обмотаться — до «Кадра» дойду.

— Какие глупости,— ежится Лидочка.— Вы только по­смотрите на этого симулянта.

— На эту молекулу,— добавляю я. Славик сползает с табуретки, идет к двери.

— Славик, постой,— говорю я. Он в замке путается, торопится.

— Славик, стой!

Хлопнула дверь. Догнал его на лестнице. Вырывается. Даже не знал, что в таком маленьком столько силы.

— Славик! Хороший наш мальчишка. Ну, конечно, все вместе пойдем, и ты с нами.

— А не врете?— утирает он слезы.

— Вот. Давай твою руку.

Мы пожали друг другу руки. Пожали по-мужски.

В следующий выходной мы пришли во двор «Кадра», к нашей кинобудке. Постучали в окованную железом дверь, открыл Костя. Обрадовался, в будку пригласил. Скорее тряпкой вытер руки, со всеми здоровается.

Мы гудящий аппарат рассматриваем, восторгаемся его ровным гулом, любуемся на Костю, как он ловко, с щелчка­ми перезаряжает аппарат. Славик прилип к моталке, изо всех сил ее раскручивает. Тут же на столе учебники, тетра­ди. Учебники новенькие, а на страницах следы пальцев. Знать, Костя учится даже здесь, в своей будке.

Костя в окошко, в зрительный зал посмотрел, что-то чуть подкрутил в аппарате и к нам:

— Ну, как жизнь?

— Плохо, Костя,— говорю я,— беда у нас.

— С Нонкой что-нибудь?— насторожился Костя.

— Да нет,— смеется Лидочка.— Нужна новая лента. Старая надоела.

— Ах, вот что,— радуется Костя.— И больше ничего? Ну, это полбеды. Есть тут подклейка из старья.— Он торопливо звякает круглыми железными коробками, достал несколько роликов, на свет посмотрел, нам протянул.

Мы поскорее их в карманы запихиваем, а Костя меня тихо за плечо трогает:

— Ну, как Нона?— Он виновато кивает на учебники.— Мне, брат, теперь некогда. Взялся.

— Что Нона? Хорошо Нонка. Каждый день о тебе спрашивает: не встречался ли где?

Вдруг из зрительного зала в будку ворвались шум, свист, топот, а Костя никакого внимания. Меня за плечи держит, в глаза смотрит:

— Не сочиняшь? Это правда, что она спрашивает?

— Угу,— говорю я.

Костя шлепает меня по затылку и к окошку. Что-то подкрутил в аппарате — в зале сразу тишина.

Нагнулся к уху, спрашивает:

— А студент заходит?

Я ему руку на плечо:

— Знаешь, Костя, уж «к Чапаеву не пришлют замухрышку какого-нибудь»…

Он засуетился, опять загремел своими коробками:

— Вот еще ролик! Цветной. Бери, бери.— Нагнулся, в карман мне сует.— Передай ей: в выходной забегу.

Славик раскрутил моталку так, что она вдруг загудела, как сирена. Лидочка испугалась, закричала на него. Славик начал тормозить, но у него не получается.

— Ничего, мальчик! Крути! Крути!— радуется Костя.

Нам уже домой не терпится. Прямо жгут карман ролики пленки. Выпросили чуточку киноклея и скорее к дверям, обещаем Косте:

— Мы еще зайдем!

Дома начали клеить, не глядя что получится. Лишь бы концы с концами ровно скреплялись. Моток получился со­лидный. Заряжаем его всеми руками сразу в наш аппарат. Наводим фокус, я за ручку взялся.

— Начали,— говорит Лева. Застрекотал и наш аппарат.

На экране какой-то дядя с бородкой в ужасе читает записку, потом ее комкает, бросает на стол. И сразу надпись: «Ушла жена».

Потом этот дядя рвет с себя галстук, ерошит седую при­ческу, бессильно падает в кресло, и тут же надпись: «Душев­ные переживания».

Что было дальше, мы не знаем, потому что сразу пошло про другое.

Какие-то люди объедаются кремом, потом пирожными швыряются друг в друга.

И вдруг идет цветное кино. Я даже крутить перестал. Уж очень все красиво, Все синее, синее. И небо, и деревья, и трава. Костер с ярким огнем, тоже синим, около — синие люди. На небе радуга, люди в цветных нарядах, синяя вода, красные, зеленые крыши домов.

— Ой, как это они?— спрашивает Лидочка.

— Наверное, по кадрикам разными красками разрисовы­вают,— прикидывает Мишка.

— Я знаю, это вроде как продают картины «Раскрась сам»,— вмешивается Славик.