Мы переглянулись, подтолкнули друг друга, но орать «ура!» и «банзай» не стали. Все-таки сейчас неловко. Только один Славик сказал: Мировецки!
А как дела с хоровым кружком? Помните?— спрашивает Наташа.— Я заходила в музучилище. Сейчас там каникулы. Осенью обещают помочь.
— Плохо у нас с этим,— бухнул Женька.— Не получается, в темноте еще петь можно, а днем противно.
Наташа смеется:
— Ну, раз так, лучше не будем. Беремся за кино. Идет?
Откуда-то появился Жиган. Видит нас, не спеша направляется к скамейке.
— Мое вам с кисточкой,— снимает он кепочку-малокозырку.— Что нового в Голливуде? Боевики «Труп на небоскребе» или «Я убил ее, но, кажется, зря»? Так?
Мы не отвечаем.
— Вот смотрите мое кино,— говорит Жиган. Он усаживается с краю, достает нож, кладет на скамейку руку с растопыренными пальцами и начинает тыкать ножом между пальцами. Ему хочется проделать это очень быстро, но он боится.
Лидочка закрывает глаза, отворачивается:
— Сумасшедший! Так можно по пальцу.
Жиган бледнеет, губы у него дрожат, он подбадривает себя дикими криками, но нож по-прежнему тычется между пальцами, медленно и с выбором.
— Ну-ка, дай мне,— вдруг говорит Наташа. Жиган часто моргает, протягивает ей нож.
— Смотри,— спокойно говорит Наташа и кладет руку на скамейку.
Все быстрее и быстрее стучит нож между ее пальцами. Вот уже не видно стального лезвия. Над пальцами сплошное ослепительное сияние.
Мы не дышим.
Наташа закрывает нож, вкладывает в руку обалдевшего Жигана.
— Как это вы, гражданочка?
— Очень просто,— поправляет Наташа волосы.— В детдоме научилась.
Жиган сидит так, словно его дождик намочил.
— А что вы еще умеете? Например, свистеть?
Наташа заложила в рот два пальца, и сразу откуда-то в панике взвились над двором воробьи.
— А еще?— шевелит Жиган отвисшей челюстью.
— А еще в другой раз,— встает Наташа.— До свидания, ребята, заходите ко мне в райком комсомола,— прощается она с нами. Жиган тоже подает руку, челюсть по-прежнему его не слушается.
Уже давно захлопнулась калитка за Наташей, а Жиган все смотрит то на ворота, то на скамью со следами ножа, цокает языком:
— Из райкома комсомола! Надо же! Коломбина! Сильва! Жанна дАрк! Дуся и Маруся Виноградовы!
Во двор заглянул участковый дядя Карасев. Увидел Жигана, подошел, встал напротив, руки за спину. Жиган смотрит куда-то сквозь него, бормочет:
— Из райкома! Сказка, а не девушка. Василиса прекрасная. Красная шапочка.
— Справку взял?— хмуро спрашивает дядя Карасев. Жиган перестает бормотать, оглядывается и, кажется, только сейчас замечает участкового.
— Ах, справку? Пожалуйста. С печатью.
Он достает бумажку, показывает всем, читает вслух:
— Дана ученику слесаря…
Дядя Карасев похвалил Жигана. Тот сплюнул, сказал, вставая:
— Ну их всех к черту! Запишусь в комсомол, в ячейку.
Прошло еще несколько дней. Наташа выполнила обещание. .в «Кадре», в клубе «Каучук» и в других кинотеатрах для нас специально механики оставляли обрезки пленки.
Раза два забегала Наташа, торопливо смотрела кино, Хвалила нас и так же быстро исчезала.
В последний раз она задумчиво сказала:
— Ну что же, у вас люди на экране не двигаются. Надо бы свой, настоящий киноаппарат построить.
У меня вдруг запрыгали в голове те самые вкусные названия деталей, о которых нам рассказывал Костя.
— Достанем чертежи самодельного аппарата, и начинайте,— говорит Наташа.— Железок во дворе сколько хочешь.. Пилить, паять научитесь. Вот вам и аппарат. У нас в детдоме ребята такой сами делали.
Сказала и ушла. Словно зернышко в землю бросила. И нет у нас теперь покоя. Ведь это же чудо! Свой киноаппарат! Достаем целую часть от какой-нибудь картины и показываем кино прямо во дворе на простыне. Люди на экране двигаются как живые. Лариска прямо из окна будет смотреть. Дядя Карасев придет в парадной форме, станет уговаривать зрителей не толпиться, спокойно занимать свои места. Ларискин отец, наверное, тоже придет и потом у себя дома сделает открытие:
— Смотрите, какой умный мальчик, а я-то думал…
Моя мама всем скажет:
— Ну, вот, а вы говорили, что, мол, безотцовщина. Нонка распрощается со своим студентом:
— Вершина человеческого ума — это кинотехника. Пламенный привет!
Со всех дворов улицы будут к нам приходить ребята, почтительно здороваться и тихо сидеть во время сеанса.
Мы будем проходить по Плющихе, а нам вслед оглядываться прохожие, говорить:
— Смотрите, смотрите! Эти те самые, что построили свой киноаппарат,
Может быть, про нас напишет «Пионерская правда», и тогда тысячи людей станут ломиться в наш двор, чтобы посмотреть кино и своими руками дотронуться до его создателей.
А что будет в нашей школе! Например, вызвали к доске. Мы ответим заданный урок, а потом так, между прочим, начнем чертить на доске схему настоящего киноаппарата со всеми барабанами, эксцентриками и мальтийским крестом.
Учителя в замешательстве заглядывают в научные справочники, хлопают в ладоши, вытирают слезы и дрожащими руками выводят нам сверхотличные оценки.
— Ах, как мы были к ним несправедливы,— говорят они хором.
Директор школы в физкультурном зале произносит речь, октябрята изнывают и ждут той минуты, когда пора преподносить букеты.
Среди зрителей в нашем кино я, конечно, не замечаю Лариску, то есть замечаю, но не подаю вида. Она будет то и дело отрываться от экрана, оглядываться на меня, но я никакого внимания, кручу себе ручку аппарата, и все.
Она будет смотреть на меня умоляющими глазами, и яркий свет из аппарата охватит ее встревоженное, в слезах лицо, но я останусь холодным и неприступным. Я буду улыбаться Рыжику и вести с ней около аппарата специальный технический разговор. Вроде:
— Пожалуйста, Лидочка, подверни объектив и увеличь обороты.
И тогда Лариска, рыдая, выйдет, из кино, а я, немного помедлив, последую за ней. И где-нибудь около ее парадного она обернется и, задрожав, спросит:
— Алеша, это ты?
— Да, скажу,— это я.
А что делать дальше, я пока не знаю, может быть, погладим друг друга по голове.
Я бы и еще мечтал, но Лева все испортил. Словно на одуванчик дунул:
— Так что же такое мальтийский крест?
Нет, никто из нас этого не знает. Да и вообще мы пока ничего не знаем и ничего не узнаем. Вот приедет Костя из отпуска, он объяснит, он научит.
