нанесли удар правой ногой по автомату-продавцу бутербродов?») и приговаривается к порицанию. Небезынтересно, что решение суд принимает с помощью робота-юрисконсульта, так как никто не знает, что именно за такой проступок положено давать. В конце концов поборенный клиент войну со сферой обслуживания прекращает, а заодно навсегда перестает подписываться на уважаемые журналы, которые, тем не менее, продолжают собирать «круглые столы», полные гневных монологов и раздирательных примеров из жизни.

Если я по натуре и борец, то не со сферой обслуживания. Поэтому слово «сон» я произнес голосом исключительно кротким, лишенным строптивости и даже как бы заранее благодарным.

Но робот, скотина, почувствовать этого не пожелал.

— Чего там сон, — небрежно заметил информатор. — А то давай поболтаем? Скукотища тут, очуметь. Он как-то сразу перешел на «ты».

— Послушайте, това… — я подавился словами «товарищ робот» и продолжал с прежней кротостью. — Дело в том, видите ли, что после напряженного дня вполне естественно хочется немного передохнуть, расслабиться. И потому моя просьба о…

— Стоп-машина! — скомандовал информатор.

— Это вы в каком смысле?

— В таком, что хватит уже. Нет, это просто мило! Не успеют войти, сразу, давай, давай! Хозяин прибыть изволили… А «добрый вечер» сказать — пет, это не в их манерах, как же…

— Позвольте, — осмелился подать я голос. — Но Петр Евсеич уверял, что будут созданы все…

Зря я подбирал слова. Не спасла униженная интонация. Разгневанный робот-информатор поступил так же, как поступали обиженные кассирши — в каком-нибудь задрипанном XX веке, — захлопнул окошко и более продолжать беседу не пожелал.

В динамике щелкнуло, поперек смотрового экрана появилась радужная надпись: «Счастливого пути!» и вновь полилась струнная музыка.

Ночевать, следовательно, было негде.

Человек, один на пустом космическом корабле. Жуткий запутанный клубок. Драма. Что написать о ней после многотонных (виноват, многотомных) психологических романов? Классики нашего века, плюс фантасты века предыдущего извели на описание этой драмы столько бумаги, что теперь оставаться в одиночку на звездолете просто неприлично. Что бы ни сделал несчастный одиночка, как бы ни изощрялся в своих поступках и думах — все уже описано и разработано! И как ни повернись, сразу раздаются голоса: ну, братец, это уже было! банально, голубчик! старо! неинтересно!

Что сказать на это? Нечего сказать. Остается только склонить голову перед величием классиков, в космос хоть и не летавших, но предусмотревших решительно все. На то они и классики, чтобы время от времени поражать своим величием обыкновенного серенького человека.

Но с другой стороны, в определенных ситуациях все мы становимся до ужаса банальными. Как, позволено будет спросить, вести себя оригинально и свежо, если очень хочется поспать? Или покушать? Нет, право слово, во всем этом есть что-то от лукавого. Приходится выбирать: или лишний раз проявить перед читателями свою недюжинную натуру, или проглотить яичницу. Я лично сторонник второго пути, и никто не убедит меня в обратном. Возможно, я обыватель, возможно, никогда не обернется мне вслед взволнованная девушка в легком платьице и не подбежит на улице подросток за автографом, — но все свои поступки я предпочитаю совершать, только плотно позавтракав. Или поужинав, смотря по обстоятельствам.

Теперь, надеюсь, понятно, почему прежде всего я отправился на поиски кухни. Вслед мне из рубки звучала струнная музыка. Аппетита она не портила.

Во избежание недомолвок сразу объясняю: разгуляться на корабле особенно негде. Нету и в помине узких таинственных переходов, по которым при тусклом свете аварийных ламп должен пробираться главный герой в поисках товарищей, погибших при катастрофе. Не раздается таинственных звуков. Ниоткуда не капает. Не попадаются на пути помещения, уставленные приборами, хранящими в своих недрах память об аварии, но при катастрофе почему-то не разбившимися.

Ничего такого на корабле нет, а таинственные звуки раздаются, только если забарахлит водопровод. А есть длинный кольцевой коридор, сплошь утыканный дверями и табличками, способными объяснить все даже идиоту. Первая же такая табличка предостерегала меня от выхода в открытый космос без скафандра. Я внял страстной мольбе и пообещал не выходить в открытый космос никогда. Признаться, я уже не раз пожелал, что попал в закрытый космос, то бишь на этот проклятый звездолет.

Далее надписи следовали в таком порядке:

Последние слова были криво перечеркнуты углем, а сверху подписано: «Вход через бойлерную». Бойлерной поблизости не оказалось, зато я увидел уже знакомую спальную каюту и с удовольствием пнул дверь ногой. Затем шел сучковатый красный щит, увешанный баграми, ломами и ведрами еще один призыв не курить, и наконец, бросилась в глаза симпатичная табличка

Сбоку была нарисована тарелка с аппетитно дымящимися сосисками.

На этом наглядная агитация кончилась, и я вошел в царствие сосисок.

Иллюзии тешут человека! С мечтами рождаемся мы на свет, живем весь отпущенный срок, с ними же и умираем! Знал же, знал я очевидней очевидного, что раз написало что-то, значит ничего такого и близко быть не может! Знал, но поддался иллюзиям, и был наказан за это незамедлительно.

Конечно, никаких сосисок и в помине не было. То есть, в меню они значились, и даже в четырех различных видах. Но после набора соответствующего кода пищевой агрегат мгновенно выдал на-гора тарелку манной каши.

Поругав себя за невнимательность, я снова набрал код, нажимая на клавиши осмотрительно и как бы фиксируя их на мгновение. Результатом была еще одна тарелка манной каши, на сей раз суповая.

Я быстро набрал бифштекс с луком. Манная каша.

Компот из консервированных вишен. Она, проклятая.

Борщ по-украински, кабачки, фаршированные мясом, заливное. Она.

Часть тарелок пришлось составить на пол, так как на столе они не умещались. В тот момент, когда я нервно выстукивал на клавишах код «азу по-татарски с солеными огурцами», сзади послышалось хихиканье. Я живо оглянулся и осмотрел пространство камбуза, тесно уставленное тарелками. Никого не было.

Как и всякий нормальный человек, в привидения я не верю, но их боюсь. На этот раз, впрочем, я бы охотно познакомился с парочкой выходцев с того света, чтобы узнать, чем они питаются тут, на этом чертовом корабле и сколько раз в день.

Недоразумение разъяснилось тут же. В динамике булькнуло, и знакомый голос информатора язвительно посоветовал:

— Слышь, турист! Шашлык по-карски попробуй. И эту… как ее… индейку с яблоками. — И снова противно захихикал.

Я стоял посреди камбуза с тарелкой в руке и боролся с желанием залепить манной кашей весь динамик до самого нутра. Но тут какое-то новое, непонятное ощущение заставило меня насторожиться. Что-то менялось на корабле. Изменился ли ровный и глухой шум работающего двигателя, пронесся ли тихий