император знает во всяком случае, что делать. Либеральными мерами Александра и его дружбой с Наполеоном после Тильзитского мира здесь недовольны, тем более, что это сближение отражается опять- таки в заимствованиях, которых эти люди так не любят. Это настроение неудовольствия против перемен отразилось в баснях Крылова: «Огородник и Философ», «Парнас», «Синица», «Воспитание Льва» и других. Литературные вечера были прелюдией знаменитого концерта «Беседы любителей русского слова», общества, более известного под названием просто «Беседы». Раньше чем сложилось общество, выразителем мнений этого кружка служил «Драматический Вестник».

Издателем его был князь Шаховской, но главной поддержкой — Крылов. Подписчиков было не много, но, благодаря басням, которые помещал здесь Иван Андреич, номера его переходили из рук в руки и попадали иногда в самые далекие углы провинции. Орган этот боролся с новым направлением в литературе и на сцене — со школой Карамзина, с европеизмом. Из всего кружка шишковцев и оленистов, один Державин понимал достоинства Карамзина. Крылов несомненно чувствовал крайности узкого патриотизма Шишкова в языке и слоге и говорил о его «руководстве», что читать его должно, но руководиться им не следует; однако патриархальность его натуры, воспитание, которого корни были в почве прошлого века, пробелы в его образовании и полное незнакомство с Европой, делали его врагом всего иноземного, при всей его гуманности и любви к просвещению. Приятельские связи с Олениным и его друзьями утвердили в нем взгляды и убеждения, выразителем которых он остался навсегда. От всех других членов дружеского кружка отличался он однако трезвым умом и талантом. То и другое спасло его от нетерпимости к чужому мнению. Никогда не воздвигал он гонения на что бы то ни было новое, свежее. Он подмечал лишь смешную, комичную сторону явления и подсмеивался над этим в баснях. Правда, и это было несвоевременно, когда новое, свежее и без того с трудом пробивало себе путь, но, благодаря иносказательной форме, Крылов оставил много ценного даже в тех баснях, за которые — одни обвиняли его, а другие неудачно защищали. Все оправдание Крылова в том, что, благодаря художественному таланту, басни эти хороши, а понимать их и толковать мы можем теперь помимо той морали, какая навязывалась им тогда, хотя бы даже самим автором. Гениальный баснописец и сатирик, он не мог быть и не был общественным писателем уже потому, что не стоял по развитию впереди своего века, а также потому, что обладал мудростью, трезвым умом и талантом сатирика, но не настроением и чувством. Когда написал он комедию «Урок Дочкам» и «Модную Лавку», его хвалили за «совершенное отсутствие самого автора» в пьесе. Конечно, присутствия автора не должно быть заметно, но пульс его должен слышаться в пьесе, чего Крылов никогда не проявлял.

Его отношение к брату и к семье Оленина показывает однако, что он был великодушен, добр и привязчив. Его все любили. «Он желал всем счастья и добра, но в нем не было горячих порывов доставить их своему ближнему» — так говорят о нем те, кто понимал его хороню, кто знал его мысли, благородные побуждения и поступки. В нем было равновесие ума и сердца. Однако трезвый ум преобладал, благодаря может быть физическим качествам, и он жил по расчету рассудка: «физическая ли тяжесть, крепость ли нервов, любовь к покою, лень или беспечность, только Крылова не так легко было подвинуть на одолжение или на помощь ближнему». «Крылов всячески отклонялся от соучастия в судьбе того или другого лица». Этот расчет холодного, трезвого ума внес он и в свои басни.

Его покоя не смущал крепостной гнет, не смотря на его гуманность. В басне «Листы и Корни» он выразил трезвое убеждение лишь в важном значении производящего класса, в басне «Колос» он как бы отвечает тем, кто находит это недостаточным, и дополняет значение басни «Листы и Корни» тою мыслью, что всякое состояние имеет свои права и требования. Все недостатки Крылова, как представителя патриархального прошлого, значительно выкупаются его терпимостью. Под сенью этого дуба расцветало новое поколение, и знаменитые слова Грибоедова —

не коснулись старого уже тогда Крылова. Напротив, он был одним из первых, сочувственно внимавших молодому поэту, когда последней читал свою, еще не напечатанную, комедию в небольшом кругу избранных.

Не даром так часто тонкая улыбка являлась на губах Крылова в архаических беседах членов «Беседы». Крылов не был впереди своего времени и не понимал многих новых явлений, что отразилось в некоторых его баснях, но это не мешало ему будить своим смехом спящее царство...

Беседа любителей русской словесности. – «Демьянова уха». – «Огородник и Философ». – «Гуси». – «Осел и Соловей». – «Квартет». – Архаизм «Беседы». – Публичная библиотека. – «Щука и Кот». – Пенсия. – Д. С. Хвостов. – Эпиграмма на Шишкова. – Эпиграмма на критику Руслана. – «Водолазы». – Батюшков. – Вандалы. – Попытки освобождения от французского влияния. – Путаница идей. – Вольтер. – «Сочинитель и Разбойник». – Елизавета Марковна. – «Свое кресло». – Пожалование перстня. – Критика басен Крылова. – «Любопытный». – Басня Анюте. – Извещение при издании басен 1819 года. – Перерыв деятельности Крылова до 1825 г. – Греческий язык. – Перевод из Одиссеи. – Эзоп. – Ответ Крылова. – Воробей в гостях у Крылова. – Купанье. – Гнедич. – Беспечность Крылова. – Лев Андреич Крылов. – Переписка. – В кабинете у Жуковского. – Рукопись в Публичной библиотеке.

В 1811 году начались заседания «Беседы любителей русского слова» в доме Державина, на Фонтанке — в огромном доме с колоннами, в два света. Литературные вечера у Державина, Шишкова, Оленина, Шаховского и др. были подготовкой к образованию «Беседы». Самым талантливым из всех членов «Беседы» был конечно Державин, но был уже давно. Даже тот, кто еще недавно смотрел на него с 6лагоговением, не мог уже без смущения слушать стихов старика, в присутствии автора. Скучны были эти собрания невообразимо. Уже и прежде на литературных вечерах, несмотря на их многолюдность и разнообразие публики, многие старались ускользнуть тайком от невозможно-длинных чтений. Два года спустя, Крылов в собрании «Беседы» прочел свою

«Демьянову Уху». Невтерпеж стало умному Крылову, да и знал он, что здесь, в этом собрании, где напыщенные члены все были столь высокого о себе мнения, не представлялось опасности кого-нибудь обидеть. А если где уж очень смешно,

Дело было так. Крылов приехал в собрание поздно. Читали очень длинную пьесу; он уселся в свое кресло. «Иван Андреич, что — привезли?» спросил у него через стол Хвостов. — «Привез». — «Пожалуйте мне». — «А вот ужо после». Крылов не торопится. Наконец пьеса кончена. Иван Андреевич вытаскивает из кармана своего широкого сюртука помятый листок, и знаменитая «Уха» на столе.

В первом собрании «Беседы», 14 марта 1811 года, прочел он басню «Огородник и Философ». Это была одна из тех несвоевременных басен, в которых выразилась натура Крылова, его неприязнь к европейским заимствованиям. Конечно, в этой басне он осмеивает «недоученного» философа, но попытки к нововведениям были еще так редки, были таким нежным ранним цветком, что его следовало охранять, обходиться с ним бережно. Осмеиванье было тем более опасно, что глупцы и невежды понимали по своему подобные басни и глумились над всяким стремлением к новому, свежему, ко всякой перемене в старине, в затхлом быту крепостного права. Басня эта, как и другие в подобном роде, получают, впрочем, более