– Я все равно не понимаю, о чем вы меня спрашиваете.

– Вас действительно зовут Викери?

– Конечно!

– Вы лжете, – абсолютно спокойно констатировал Нордстен.

Саймон не ответил, потому что отвечать было нечего. Но он ничего и не признал, продолжая глядеть на Нордстена с разинутым ртом, как реальный Тим Викери. Он продолжал блефовать автоматически, хотя уже понял, что его обман давно раскрыт. Сейчас это уже не имело значения.

Святого удивляло только абсолютное самообладание Нордстена. Он ожидал заметить хоть какие-то эмоции – беспокойство, страх, гнев или ярость, но ничего этого не было. Финансист был спокоен, как скала. Казалось, что перед ним возникло препятствие, какие то и дело попадаются в обычных делах, что он это препятствие предвидел и даже набросал предварительный план, как его преодолеть, а теперь просто продумывал детали этого плана, чтобы избежать ошибок. И Саймон Темплер, вспомнив полусумасшедшего человека в яме под полом, начал подозревать, что так оно и есть.

– Я не предполагал, что это произойдет так скоро, – вслух произнес Нордстен, но обращался он, видимо, только к себе самому. Потом он глянул на Святого ничего не выражающими глазами и слегка повел пистолетом. – Пожалуйста, поднимите крышку, Викери, – сказал он.

Саймон было заколебался, но пистолет глядел прямо на него, а Нордстен стоял слишком далеко, чтобы можно было внезапно на него напасть. Пожав плечами, он снял панель и обеими руками ухватился за вделанное в каменную плиту кольцо. Сильно потянув, Саймон отвалил плиту в сторону.

– Очень забавно, – пробормотал он. – И что теперь – будем шевелить ушами и притворяться кроликами?

Финансист не обратил на него внимания. Слегка повысив голос, он позвал:

– Эрик!

Саймон прислушался к возне в яме и вскоре увидел, как оттуда вылезает похожий на Нордстена человек. Он карабкался по лесенке очень медленно, и каждая ступенька давалась ему с трудом, как если бы его руки и ноги сильно ослабели от долгой неподвижности. При полном освещении Саймон еще больше поразился сходству этих людей. Небольшая разница все же была, но она, скорее всего, объяснялась теми ужасными годами, которые Эрик просидел в темной яме. Саймон вспомнил хриплый голос: 'Я – это ты! Теперь я знаю. Я все обдумал. Я – это ты, Нордстен!' Внезапно Святой понял все.

Человек наконец выкарабкался из ямы. Его остекленевшие от яркого света глаза остановились на черной пантере, и он, схватившись за воротник изодранной рубашки, слегка пошатнулся, но тут же взял себя в руки.

– Ладно, – выдохнул он, – я не боюсь. И я не позволю тебе увидеть мой страх. Но когда ты первый раз открыл люк и эта зверюга завыла, я испугался. Но больше я не боюсь. Не боюсь, будь ты проклят!

Безжалостные глаза Нордстена уперлись в Святого.

– Значит, вы открывали люк, – почти безразлично бросил он.

– Может, и открывал, – спокойно отозвался Саймон. На Нордстена он не смотрел, а все время глядел на Эрика и обратился к нему четким и ясным голосом, стараясь пробудить проблески сознания в его больном мозгу: – Это я тогда поздоровался с вами, Эрик. Это был не ваш братец Ивар, а я.

Эрик невидяще посмотрел на Святого, а Нордстен отступил к двери. Пантера тоже поднялась, потянулась и последовала за ним, злобно глядя желтыми глазищами. Нордстен перехватил бич в правую руку и неожиданно крикнул:

– Шеба!

Бич свистнул в воздухе и ужасающим ударом обрушился на животное.

– Убей!

Бич свистел снова и снова, и удары падали на спину пантеры со звуком выстрелов. Пантера, ворча, двинулась вперед, но вдруг остановилась и повернула голову.

Саймон никогда не забудет, что случилось потом. Он понимал, что смерть неминуема, но все произошло настолько быстро, что его мозг не успел отследить события. Эрик, дрожащий и побелевший, стоял рядом с ним. Он тоже понимал, что смерть близка. Святой инстинктивно напряг все мускулы, готовясь к безнадежной борьбе, и не сразу осознал то, что увидели его глаза.

Голова пантеры повернулась, и тут на ее спину вновь обрушился жесточайший удар бича. И тогда животное победило свой страх, а ярость его излилась совсем в другом направлении. Движение зверя было почти незаметно глазу. Пантера стремительно прыгнула – но не на Святого или Эрика, а на Нордстена. Раздался одиночный выстрел и крик, который потонул в громовом рыке пантеры, сбившей Нордстена с ног.

– Послушайте, – взмолился Попрыгунчик, собрав все свое мужество, чтобы прояснить вопрос, на который уже несколько часов не мог найти ответа, – а ночная ваза – это не...

– Нет-нет, – поспешно возразила Патриция, – он говорил не про ночную вазу, а про ночную птицу.

– Ах, про птицу! – Рот Попрыгунчика до ушей растянулся в улыбке. – Ну, я сразу подумал, что это не может быть то, что я подумал.

– А с чего ты о ночных вазах вообще подумал? – вздохнула Патриция.

– Да тут вот какое дело. Перед тем как Святой смылся, сделав меня знаменитым фальшивомонетчиком, он сказал, что мой акцент напоминает ему дребезжание ночной вазы, зовущей какую-то подругу, что ли...

– Нет, Попрыгунчик, он, скорее всего, имел в виду ночную птицу – соловья, – ласково сказала Пэт.