– Не надо оправданий! Хочу сообщить тебе новость, думаю, она обрадует тебя.
Я решил выстроить денник на своем участке, и для загона место найдется. Лесок за домом пока бесхозный, прирежу еще соток пятнадцать, с оформлением, уверен, сложностей не возникнет, деньги все решают. Мне на душе станет спокойнее, если Воронок будет при доме: как-никак я за него пять тясяч баксов отвалил. Инструктора верховой езды для Костика тоже приглашу, а к тебе, Паша, просьба: возьми на себя еще и заботу о коне. Пока мамки-няньки с Костиком возятся, ты не болтаешься без дела, а Воронка обихаживаешь. Ну как, по рукам?
– Да, у тебя не загуляешь, – усмехнулся Павел. – как говорится, два в одном, и коновод и воспитатель для мальчишки.
– Жалованье я тебе прибавлю, это само собой, а с Костиком будешь заниматься по-минимуму: физзарядка, теннис, роликовые коньки, а ваши лесные прогулки можно отставить.
Котов уже приготовился к отпору, но предложение заботиться о лошади пришлось Павлу по душе, и он согласился. Вскоре бригада рабочих поставила на участке Котовых сруб для денника на три стойла, строили про запас. Забор отодвинули дальше, и на месте небольшого лесочка появился песчаный манеж. Инструктор теперь обучал мальчика верховой езде на большой лошади, а Павел обихаживал животное.
Котов выполнил обещание помочь Наталье Степановне. Нанятые им адвокаты доискались до виновника, натравившего налоговую инспекцию на бухгалтершу – им оказался мощный конкурент Котова по бизнесу. Он был неуязвим. Зато адвокатам удалось выявить нарушения в процедуре ареста и умело отрубить концы, ведущие от бухгалтерши к хозяину. Они же организовали Павлу свидание с женой в следственном изоляторе.
Наталья Степановна явилась в комнату свиданий в кумачовом спортивном костюме с синими лампасами на брюках, подобие милицейской формы, только наоборот. Своим видом она подчеркивала, что стала жертвой судебного произвола: губы ее были обиженно поджаты, а прищуренные глаза смотрели с ненавистью. Весь гнев был обращен сейчас на Павла, будто именно он засадил ее в тюрьму. Она высказала ему все, что накопилось на душе за время заключения – что ее арест на руку мужу, что она была помехой его интрижке на стороне, а теперь он, безусловно, живет со своей любовницей. Уверениям Павла, что он сутками не вылезает из дома Котова, совмещает две работы и с Яной вовсе не встречается, она не поверила. И тут же напомнила супругу, сколько она сделала для него, когда его лишили свободы. Она требовала ответной помощи, умоляла не бросать ее на произвол судьбы. Потом начинала рыдать, потом деланно хохотать. Павел содрогался от ее истерики. Он не любил эту женщину, однако сочувствовал ей – не забыл, каково находиться в шкуре арестанта. Павел протянул руку, намереваясь приласкать, но охранник осадил его. С тяжелым чувством Павел покинул следственный изолятор.
Посещение тюрьмы обострило в Павле душевную боль, связанную с годами собственного заключения. Он позвонил Яне, не в силах выносить переживания в одиночку, пожаловался ей на тягостное свидание с Натальей. Яна с нетерпением ожидала его нового звонка, но как и в прошлый раз повесила трубка, едва услышав о причине, побудившей Павла позвонить. Опять жена! Все его помыслы об этой преступнице, набившей чужими деньгами свои карманы, а теперь взывающей к жалости!
Яна молча посидела, набрала телефон Марты – вот кто, действительно, достоин ее сочувствия: потеряла любимого мужа, не может найти работу, еле сводит концы с концами. Яна помогала ей деньгами и жалела ее. На этот раз Марта порадовала ее хорошим известием: она будет сдавать комнату.
– Ты готова добровольно превратить свой быт в коммунальный? – ужаснулась Яна, еще не забывшая жизни в коммунальной квартире.
– Коммунального быта не будет. Я остаюсь единственной хозяйкой, хозяйкой маленькой гостиницы – у меня будут останавливаться иностранцы.
– Где же ты будешь их находить?
– Мне искать никого не придется. Я заключила договор с одной принимающей турфирмой. Они будут посылать ко мне туристов, одного-двух, не больше, а я должна буду обеспечить им комфортное проживание: постельное белье, завтрак и ужин. Но ты же знаешь, что я люблю готовить.
– Но ты не знаешь языков! Как ты будешь с ними общаться?
– На языке желудка! – пошутила Марта.
Выслушав новости подруги, Яна пожаловалась ей, что у нее самой все разладилось с Павлом. Сказала, что он живет постоянно в Комарово, что забыл о ней, а думает лишь о том, как вызволить жену из тюрьмы.
Марта не увидела проблемы:
– А ты сама навещай Павла почаще, и не только по выходным. Так он скорее Наталью забудет!
– Не могу я навязываться, Марта, если он не любит меня. Видно, не суждено мне быть счастливой.
В сентябре Марта приступила к обязанностям хозяйки домашнего отеля. Поскольку она не владела иностранными языками, руководитель фирмы посылал к ней иностранцев, немного говорящих по-русски. И таких среди гостей Петербурга оказалось немало: останавливалась супружеская пара из Израиля, приезжали студенты и пенсионеры из Латвии, Болгарии и других стран.
Пан Станислав, профессор филологии, поразил воображение Марты при первом появлении в ее квартире: стройный, моложавый, в светлых куртке и брюках. Марте поначалу показалось, что ему нет и пятидесяти. И у нее возникло ощущение, что она уже где-то видела этого человека: высокий лоб, глаза чуть на выкате, мужественные губы. Светлые, с проседью, волосы его, были по старомодному зачесаны назад. Гость рассказал, что родиной его является Польша, но живет он в Америке, где владеет небольшой фирмой по оказанию образовательных услуг – учит родным языкам детей польских и русских эмигрантов. А в Петербург прилетел по делам одного из общественных фондов. Кроме того, пан Станислав имеет и личный интерес к стране, к истории. Марта поинтересовалась, где он сам так хорошо выучил русский язык, неуверенно спросила, не могли ли они встречаться прежде.
– Милая Марта, – гость широко улыбнулся, обнажая ряд ровных, абсолютно белых заграничных зубов. – Я проходил в вашем городе аспирантскую стажировку. Сейчас я скажу вам, когда это было.
Пан Станислав пошевелил губами, производя подсчеты. Вновь посмотрел на Марту. Она почувствовала неловкость от его внимательного мужского взгляда: на ней была свободная черная юбка и клетчатая рубашка из фланели – одежда, удобная для кухни и хозяйства, но мало подходящая для обольщения мужчин. Марта еще придерживалась траура, и рубашка, надетая на ней была из наследия мужа.
Оценив примерный возраст хозяйки, гость произнес:
– Тридцать лет и еще чуть-чуть – вот когда это было. Вряд ли вы могли меня видеть. Вы, как у вас говорят, тогда под стол пешком ходила. А теперь вы взрослая красивая девушка, а я почти старик.
Марта порозовела от неожиданного комплимента и, сопоставив цифры, поняла, что пану Станиславу уже к шестидесяти. Но он вовсе не казался стариком!
После завтрака гость уехал по своим делам, а когда вечером вернулся, не узнал хозяйку отеля. Марта вымыла волосы, взбила их пушистым одуванчиком, надела любимое темно-зеленое платье с кружевным воротником, а отвыкшие от каблуков ноги впихнула в нарядные туфли на шпильке. При этом она успела приготовить редкостный ужин из фаршированной рыбы, вспомнив рецепты своей покойной свекрови.
Пан Станислав отметил ее преображение:
– О! Меня встречает новая госпожа! А где же та хозяйка, которая кормила меня завтраком?
– Та повариха работала в первую смену, а теперь – моя очередь! – подыграла Марта.
За обедом гость подробно описал свой день и пожаловался, что не смог с ходу попасть в архив. Нужны всевозможные разрешения и отношения. Марта вспомнила, что ее покойный муж был историком и тоже сталкивался с бюрократическими препонами. К тому же, он был инвалидом.
– Да, для инвалидов у вас абсолютно не созданы условия. А он какой темой занимался?
