твоя в том, что вряд ли ты сознаешь сама, как ты мила'. — И тут же прибавила вслух, со своей милой ласковой улыбкой:
— Ты мне очень нравишься, девочка, и я была бы рада, если бы ты смотрела на меня как на своего старого друга. Надеюсь, мы видимся не в последний раз. Приходи к нам почаще, и если бы тебе когда- нибудь понадобилась помощь настоящего испытанного друга, обещай прежде всего обратиться за нею ко мне. Ко мне, а не к кому-нибудь другому. Обещаешь, девочка?
— Обещаю, — чуть слышно произнесли детские губы.
Возвращались домой пансионерки поздно вечером. Алексей Федорович с Сашей и Жоржем провожали Анастасию Арсеньевну и девочек с фонарями до самых ворот пансиона.
Жорж шагал подле Доси и Аси, держа под мышкой какую-то круглую корзинку с крышкой и всю дорогу болтал с ними без умолку. Но на вопросы девочек, что у него в корзинке, Жоржик только отшучивался и махал рукой.
На прощанье он сунул таинственную корзинку в руки Досе и наскоро шепнул ей:
— Это от меня Соне-Наоборот маленький гостинец.
Дося первая бросилась к подруге, которая уже успела улечься на ночь, но Соня едва взглянула на нее.
— Ты еще не спишь, Сонечка?
— Небось, веселились там без меня и позабыли, что Соня-Наоборот на свете существует, — буркнула она обиженным тоном.
— Ах, нет, неправда вовсе, и если бы ты знала только, как жалели о твоем отсутствии.
— Надеюсь, что ты-то хоть держала язык за зубами и не разъяснила истинной причины моего отсутствия, — проворчала Соня.
— Ну, конечно, он страшно жалел тебя.
— Терпеть не могу, когда меня жалеют. А это что у тебя в руках за лукошко такое?
Взгляд Сони-Наоборот упал на корзинку.
— Это Жорж, очевидно, посылает тебе лакомства со своего праздника, — поторопилась ответить Дося, ставя корзинку на постель.
Глаза Сони сразу загорелись любопытством.
— Гостинец, мне? Очень мне это нужно! А впрочем, занятно поглядеть.
Пока Соня-Наоборот развязывала корзинку, пансионерки успели обступить ее тесным кругом.
— Это, по-видимому, фрукты! — загадывала Надя Павлинова, неравнодушная к десерту.
— А по-моему, торт и конфеты, — вторила ей ее сестра, Люба, тоже порядочная сластена.
— Может быть, весь парадный именинный обед для Сони, не имевшей возможности пообедать в гостях; от этого милейшего Жоржа всего можно ожидать, — сыронизировала Зина.
— Ай, девочки, смотрите! Там что-то шевелится в корзинке…
И Рита испуганно отпрянула назад.
— Вздор! Разве фрукты и конфеты могут шевелиться? Вот глупенькая.
— Т-с… девочки… Т-с… глядите! — Крышка упала в этот миг с корзинки, и два чудесных, снежно- белых, ушастых, красноглазых зверька весело запрыгали по Сониной кровати.
— Кролики! Душки вы мои! Расчудесные вы зверушки! Господи, да неужели же это мне они присланы? — сама не своя от счастья запрыгала, хлопая в ладоши, Соня.
— Ну, конечно, тебе, смотри, и записка.
И Марина Райская вынула небольшой клочок бумаги, на котором было написано всего три строки, но такими каракулями, что их можно было смело принять за китайскую грамоту.
'Милой Соне-Наоборот, маленькая радость и утешение за печально проведенный день'.
— Ах, какой он милый, этот Жоржик! Вспомнил-таки обо мне, знал, чем порадовать и утешить. Ну, я их так я назову милых зверушек: одного — Радостью, другого — Утешением. А спать они будут у меня под кроватью, — решила Соня.
— Только позволит ли бабушка держать здесь этих милых зверьков? — усомнился кто-то из пансионерок.
— Да и Муму с Доди, пожалуй, чего доброго, их обидеть могут.
— Правда. Что же ты, Соня, делать будешь? — Тут девочки заговорили все сразу, суетясь и горячась ужасно. Судьба Сониных кроликов одинаково, по-видимому, затронула их всех.
— Стойте, у меня идея, — вдруг подняла голос Ася.
— Девочки, помолчите, у Аси идея. Пусть говорит.
— Я думаю, что лучше всего будет, если ты, Соня, оставишь до будущего лета твоих зверьков в Жоржином общем питомнике. Пусть себе живут там со всеми остальными кроликами. Им веселее будет, да и безопаснее, к тому же. А летом их можно будет поместить в большой клетке у нас в саду. На это-то уж бабуся, наверное, даст свое согласие.
Проект Аси пришелся по вкусу всем остальным. Решено было просить завтра Жоржа и Сашу Бартемьевых принять Радость и Утешение временно в свой питомник.
В этот вечер не скоро успокоилось старшее отделение пансиона, и долго еще делились впечатлениями между собою девочки. Одна только Зина Баранович, казалось, была не особенно довольна сегодняшним визитом.
— Я не понимаю, что они все нашли особенного у этих Бартемьевых, право, — шепталась она с Милей после ухода m-lle Алисы, потушившей лампу на ночь. — Люди, как люди. И живут не хуже и не лучше других. Вот если бы они увидели наш дом и нашу обстановку, так, действительно, рты бы разинули от удивления.
И она тут же начала длиннейший рассказ о роскоши домашней обстановки в аристократическом доме ее родителей, которой только могла разве поверить одна Миля.
Но и Миля оказалась нынче не слишком внимательной слушательницей. И когда увлекшаяся Зина в сотый раз уже передавала ей, какой роскошный гардероб у нее имеется дома, вдруг отчетливо и ясно до ушей рассказчицы донеслось похрапывание Мили.
Был ранний декабрьский вечер. Хлопья снега безшумно падали с неба. В квартире Зариных еще не зажигали огня, и только тусклый свет фонарей, горевших во дворе большого дома, слабо освещал три небольшие комнатки музыканта.
В уютном кабинете Юрия Львовича за пианино сидел Веня. Худенькие длинные пальцы горбуна бегали по клавишам. Он играл наизусть недавно разученную им с Юрием Львовичем пьесу.
Вот уже больше трех месяцев, как учится у молодого Зарина музыке Веня. Теперь, когда снова начались у Юрия занятия в консерватории и частные уроки; юноша не может отдавать ему столько времени для занятий музыкой, сколько этого хотелось самому Зарину. Но каждую свободную минуту проводит Юрий за пианино со своим маленьким учеником. В эти три месяца, благодаря тому, что сам Веня обладал исключительным слухом и желанием учиться музыке, мальчик сделал поразительные успехи.
В отсутствие Юрия, широко пользуясь данным ему разрешением, Веня буквально не отходит от рояля. Его пальцы, настоящие музыкальные пальцы (как говорит о них Юрий Львович), благодаря постоянным упражнениям уже успели приобрести быстроту и легкость. И Юрий Львович не может достаточно нахвалиться своим маленьким учеником. Все чаще и чаще повторяет теперь мальчику Зарин:
— Я боюсь ошибиться, но мне кажется, Веня, что ты обладаешь таким музыкальным талантом, не развивать который самым серьезным образом я считаю положительно грехом. Тебе надо серьезно учиться, и не со мною, конечно. Я — скрипач и как пианист являюсь только любителем-дилетантом; тебе же необходим настоящий учитель музыки на рояле. Дай мне только собраться с силами, подкопить немного денег, и я постараюсь найти тебе такого учителя. И пусть он подготовит тебя к нам, в консерваторию. Дай срок, все устроим, Веня.
По обоюдному соглашению между ними двоими и Матрешей, являвшейся как бы членом семьи Зариных, было решено, что ни одна душа не должна знать до поры, до времени о Вениных музыкальных занятиях и успехах. Особенно тщательно это решили скрывать от Аси и Доси.