расхохоталась Соня-Наоборот.

— Фи, какие грубые выражения! 'Разиня рот', «заливаешь». Где ты воспитывалась, Соня? — деланым тоном обратилась к Соне-Наоборот Зина.

— В пансионе нашего ангела-бабуси, вот где воспитывалась, — отрезала ей в ответ бойкая девочка, — и, надеюсь, ты не посмеешь упрекнуть бабусю в неумении воспитывать нас, «аристократическая» ты барышня.

На это Зизи не нашлась, что ответить.

— Мадемуазель, — обратилась она к ближайшим слушательницам, — кто хочет знать дальше про наш вечер-бал, тому я буду рассказывать.

— Только все-таки прими мой совет — не слишком привирай, Зизи, — засмеялась Соня.

— Я с вами не разговариваю, Кудрявцева, оставьте меня в покое, — окончательно рассердилась Зина.

— Посмотрим, как ты не будешь разговаривать и на уроке Ольги Федоровны. Не забудь, нынче классная письменная работа по математике. Как бы не пришлось обратиться ко мне!

— Не обращусь, будьте покойны.

И Зизи резко повернула к Соне-Наоборот спину.

— Итак, девицы, кто из вас хочет слушать дальше про вчерашний бал? — снова обратилась она к окружавшим ее девочкам.

— Ах, Зиночка, рассказывай, пожалуйста. Это так интересно! — с искренним восхищением вырвалось у Мили.

— Да, да, рассказывай, — в один голос проговорили две сестрички Павлиновы, Надя и Люба, готовые слушать с утра до вечера самые нелепые росказни, всякие небылицы.

— Пожалуй, и я еще послушаю, — прогудела своим забавным баском Маша Попова, — только уж заранее говорю: если заврешься, остановлю снова, церемониться не стану.

Но Зина даже не удостоила ее взглядом, делая вид, что не слышит ее слов, и с торжественным видом продолжала:

— И вот, девицы, в восемь часов моя тетка вошла в мою комнату и повела меня в бальную залу. Когда мы вошли, музыка грянула полонез. Ко мне подлетел мой кузен, Поль Баранович, камер-паж, дирижировавший балом. Он обвил рукой мою тонкую…

— Тонкую, как ствол столетнего дуба, талию, — подхватила неожиданно словно из-под земли выросшая перед рассказчицей Соня-Наоборот и, смешно выпучивая глаза, продолжала под взрыв хохота Маши Поповой и Доси:

— И мы понеслись под звуки вальса. А кругом нас звучал замирающий шопот восторга. 'О, какая прелестная пара, — шептали присутствующие. — Она соединяет в себе легкость косолапого медведя с изящной грацией гиппопотама'.

— Стыдно говорить такие глупости! — сердито поблескивая маленькими глазками, сказала Миля, уязвленная за подругу, в то время как Зизи не могла произнести ни слова.

Неизвестно, чем окончилась бы эта сцена, если бы в классную старшего отделения не вошла в этот миг m-lle Алиса Бонэ и не заявила во всеуслышанье.

— Занимайте ваши места, дети, Ольга Федоровна сейчас придет давать урок арифметики. Райская, вы дежурная нынче? Раздайте же листки для письменной работы. Vite, vite, cheres amies.

Маленькая, очень подвижная и еще молоденькая, недавняя курсистка педагогических курсов, Ольга Федоровна Репнина вошла в класс с небольшим изящным портфелем под мышкой.

— Здравствуйте, дети, у нас сегодня, кажется, письменная работа? Вы об этом хотите мне сказать, не правда ли, Марина Райская?

Близорукие глаза Мары были устремлены в окошко, за которым угасал дождливый октябрьский день. И мысли Мары были далеко. В ее воображении рисовались иные, красивые, картины:

'Белые дома родного Тобольска. Быстрые, студеные воды Иртыша. Убегающие вдаль родные горы. Никогда, никогда, кажется, не привыкнет она, Мара, к дождливому скучному Петербургу! Здесь нет ни привольных ласковых гор, ни любимого Иртыша с его пароходами, барками и лодочками, ни ледяной жестокой, но прекрасной зимы. Здесь есть другая река, правда, красавица Нева. Но разве она ей, Маре, родная? И приволья здесь нет такого, как дома. Да, ей грустно, грустно до слез, что вот уже четыре года, как ей, Маре, со старушкой-бабушкой, подругой бабуси, пришлось переселиться сюда, в чужой, душный, густо заселенный Петербург'.

— Мара, да что же такое с вами? Вы, кажется, грезите с раскрытыми глазами? Проснитесь, дитя мое! Возьмите-ка лучше эти листки для письменной работы и раздайте их воспитанницам, — произнесла Ольга Федоровна.

Краснея до ушей, Марина исполнила приказание учительницы. Не в первый раз уже ей приходится получать подобные замечания в классе. Ее рассеянность вошла даже в поговорку: 'Рассеянна, как Марина Райская'.

— Все готовы? — осведомилась Ольга Федоровна, обежав глазами свою маленькую аудиторию, и сейчас же ей ответили десять воспитанниц хором:

— Все готовы, Ольга Федоровна.

— Отлично. Итак, я начинаю диктовать задачу. Слушайте ее внимательно и записывайте.

— А задача-то совсем не трудная, — шепнула Соня-Наоборот, оборачиваясь со своей первой парты назад, в сторону Доси, сидевшей рядом с Асей Зариной на второй скамейке.

— Пожалуй, что и не трудная, — согласилась Дося, — только, между нами говоря, не очень-то я долюбливаю эти задачи с бассейнами, в которые то вливается, то выливается вода. И чего вливать да выливать без толку, только мучить нас, бедняжек, этими бассейнами, право.

— Да ведь ты понимаешь задачу? — осведомилась Ася, всегда тревожившаяся за Досины классные работы гораздо больше, чем за свои.

— Знаю, ведь летом же ты сама меня истерзала этими бассейнами до полусмерти.

— Ну и решай себе…

— Вы все еще собираетесь, а у меня скоро и конец делу, — также тихо, сквозь зубы, сообщила подругам Соня-Наоборот, снова откинувшись на спинку парты, служившую основанием следующей скамейки.

— Чего уж там, ты у нас профессор математики, что и говорить, — шепнула ей в ответ Дося. — Не уступишь и Ольге Федоровне.

— Дети, тише! Кто там болтает? Делайте свое дело, и без разговоров, пожалуйста, — повысила голос Репнина. — Зина Баранович, что это с вами? Не клеится у вас дело, кажется? Не понимаете задачи? — обратилась учительница к Зине.

Вся пунцовая от этого замечания, не в меру самолюбивая, девочка ответила, надувая губы:

— Нет, у меня все идет, как следует.

— Ну, стало быть, я ошиблась. Тем лучше.

Нет, Ольга Федоровна не ошиблась. Дела Зины Баранович, действительно, не клеились совсем. Решение задачи оказалось не под силу Зине. Девочка волновалась, злилась, выходила из себя.

Она то принималась в который раз уже перечеркивать целые действия и начинала их снова, то шептала своей соседке Миле:

— Да помоги же ты мне, Шталь. Неужели же не можешь? Хороша дружба, нечего сказать!

Увы! На этот раз Миля Шталь не могла помочь подруге — как на беду, у нее самой нынче ничего не выходило с решением задачи.

— Зиночка, прелесть моя! Погоди немножко, мой ангел. Дай мне самой сперва справиться, а потом я помогу тебе, — молящим шепотом уговаривала она Зину.

Но та в ответ только передернула плечами:

— Когда это ты справишься, желала бы я знать? Уж не когда ли окончится урок? Очень мне тогда нужна будет твоя помощь!

Между тем, на первой скамейке дела шли много лучше. Соня-Наоборот быстрее других девочек решила задачу. Покончив с нею, она схватила карандаш и стала проворно списывать решение на клочке