все равно что-то такое в нас сидит, в народе нашем. Башен, башен хотим — и вместо хлеба, и вместо книг — чтоб не думать, массаракш, ничего не решать, ни за что не отвечать. Дайте нам Отцов-Творцов, врага дайте. Войны-то нет! Где же наши лучшие и самые верные враги, где выродки? Кто теперь, без них, будет во всем виноват? Не мы же, массаракш-и-массаракш!

А выродки-то вот они, никто их и не отменял. Напротив, вроде как виноваты мы перед ними, так что — и на работу их, и в города — из лагерей-то. А потом глядишь — уже и браки пошли смешанные, и дети. Даже, помнится, мода была — за выродков замуж — дескать, дети от них сплошь талантливые. Еще только в прошлом году было дело — мой практикант вел — тайное проникновение в здание Департамента науки и попытка кражи из хранилища аппаратуры для тестирования старого образца — проще говоря, передвижного излучателя. Хотели детишек своих проверить. Дело прекращено — просто бабское тщеславие, глупость. Но это ведь так, исключение. Большинство-то, народ то есть, все равно как боялись выродков, так и боятся. Даже считают их заразными, какие уж там браки, какие дети! А ведь давно и запись в документах отменена, и миграции огромные, а все равно всегда известно — выродок. Даже слово само… Это вот я тут сам с собой так спокойно могу. А на людях вроде бы и неудобно, как ругательство какое. Иной и образованный, а произнести стесняется, мямлит, ищет замену. И глядишь, дети его уже так ругаются — когда папы, конечно, рядом нет. И жена — дама вполне порядочная, ясное дело, без предрассудков, — но в очереди или с подругой за чаем, тихонько: «И все же что-то в них такое… Вот вроде и тихий, и приличный, а какой-то не как мы. Подальше бы от них. Жили бы они отдельно где-нибудь. Город или провинцию им выделить, что ли…» Да и сам глава семьи, так сказать, в кругу друзей за стаканчиком хонтийского: «Вот мы им и жилье, и работу, и дети их с моими в одной школе — а ведь зря, попомните мои слова — зря! Где они были при Отцах? А нынче — мало что всюду вверх лезут, того и гляди — в пешках у них же и окажешься. Индекс у них, говорят, выше. Слова это все, наука. А вот что держатся они друг за друга — куда уж нам — это точно. И своих вверх так и прут. Потому и индекс. Нет, вы попомните-попомните мои слова, мы еще поплачем, да поздно будет плакать — все подгребут».

Так что народ и тогда идеи доктора Иду вполне одобрял, и сейчас, думаю, не против прополкой заняться — только кликни. Но ведь то — народ. Массы. А вот как, господин контрразведчик, реально действует ваша «группа ученых», практически? Это ж какие силы надо привлечь, чтобы вот так чистенько сработать — и все из-за семнадцати сопляков? Нет, увольте, не тот масштаб. Очень уж мышление у вас в департаменте одномерное — кругом «группы» мерещатся. Да такое дело вся агентура Островной — и та не потянет.

Впрочем, а вот и мы. Явление второе. Те же и шпион. Версия бравого контрразведчика, чернильницы первого ранга Лаана — номер два. Все исчезновения и смерти — результат действий агентуры Островной Империи. Цель — лишить нацию будущего посредством выбивания интеллектуальной элиты. Ну что ж, по крайней мере, не лишено некоторой оригинальности. Для своего департамента работник, можно сказать, неординарный, с фантазией. Экий размах-то, оказывается, у Адмирала: десятилетних вундеркиндов оправляет к нам: в будущее, значит, смотрит. Эх, мне бы ваши заботы, господин эксперт! Проще, проще надо быть, а то мы эдак долго протеоретизируем.

Так. С Лааном вроде все. Еще эксперты есть? Ну как же. Вот. Наука ведь еще. Вторая тетрадочка…

Как, еще секретнее?! А, нет, это их внутренний гриф. Ишь, круто как: «Только для специально допущенных. Из здания лаборатории не выносить». Однако же вот она, вынесли. Выходит, наш Страшилка вашего перестрашил. Итак, что у нас по части науки?

Результаты ретроградного ментоскопирования одиннадцати трупов. Основание для работы: запрос лично Второго. (Небось тут-то уж он в своем основном качестве…) Так-с, а почему одиннадцать? Ага, вот: один — упавший с пятнадцатиметровой высоты, повреждение черепной коробки не позволяет подключить… Понял. И еще двое: обгоревший и вирусная пневмония. Трупы кремированы. Что ж, хоть одиннадцать. Но вот дальше… Дальше совсем нехорошо. Собственно, тут-то по-настоящему чертовщиной и запахло. Это что же за сила такая, что у мертвого тела стирает все следы даже остаточной памяти. Нет, о всяком там магнитном стирании мы слыхали. Но чтоб у трупа!.. Вот ведь — черным по белому: во всех одиннадцати случаях мозг без следов ментограммы. Без следов! То есть вплоть до двигательного стереотипа! А ведь последние два — вообще в течение часа после смерти, да плюс глубокое замораживание.

Кстати, это означает, что дело не новое. Второй-то его, оказывается, еще до обрыва «цепочки» на контроль взял, если такие научные силы и так оперативно… Но — чистый мозг, без следов какой бы то ни было памяти… Ведь ретроментоскоп даже при эксгумации через неделю и то еще многое читает. А при заморозке — так и через месяцы. Вот тебе и островные агенты: часть детей, значит, сперли целиком, а с остальными возиться не стали, спешили наверное — только души вынули — и были таковы.

Тьфу ты, вот ведь задачка. Понимаю я Второго — потому-то он и подбросил ее не кому-нибудь из контриков-асов, а мне. Знает, как мистики не люблю, а, напротив, люблю из нее, из мистики, ловких гадов за уши таскать. Да уж, что-что, а мистика тут прямо-таки напрашивается.

Ну-с, вот и вся папка. И изволь с этим приступать к осмыслению. Нет, брат Клещ, эдак мы далеко не уедем. Точнее, давай-ка именно что уедем. Отрывай свой зад от стула, и вперед — на место. А то еще одна такая читка — и начнешь ты подумывать о бланке заказа на первую партию амулетов, оберегов и заклинаний…

Заодно и воздухом подышу. Предместье Баалтак хоть и недалеко от столицы — часа три по железке, а если по шоссе — и за два доехать можно, однако там, помнится, и озерцо, и рощица. Не бог весть что, но и не город. Курортов-то нынче по всей стране всего два, и те новые, после искусственной очистки. А на месте и видно все иначе, и интуиция, глядишь, чего подскажет.

И кстати, что это там Второй насчет машины говорил с охраной? Ну, охрану эту мы ему пока оставим — от нечистой силы много не наохраняешь, что им автоматы, когда они память у мертвых детишек вчистую постирали. Ладно, это шутки. А вот красный «Оллу-пан» с мотором двойной мощности из резерва Четверки — это серьезно. На нем я и за полтора часа домчусь. Ну-с, вот и ладненько. Поехали.

Окружной комиссар Данти

Комиссар очнулся, открыл глаза и потряс головой. Который час? Массаракш, да я проспал почти полчаса — вот так, сидя за столом, на краю стула. Загонял меня этот фанатик из прокуратуры, сил нет, видеть его не могу. Да что я — вся полиция страны и половина неофициальной агентуры пятый месяц живет как на иголках — он, один, держит всех в постоянном напряжении и страхе. Да и то сказать — с его-то полномочиями!.. Вот теперь и до нашего отделения очередь дошла — какой уж тут сон, так, часа два-три за ночь перехватишь. И это — уже вторую неделю.

Вот и сегодня: время к вечеру, самый пик, горячка, обычно в эти часы в отделении пыль столбом — дым коромыслом, а сейчас — все как вымерло. Едва ли еще три человека — кроме самого комиссара — в здании. Да и те — внешний пост и дежурный на пульте. Остальные — в разгоне, пашут на этого фаната Годи, Генерального инспектора Прокуратуры — с полномочиями класса «А» — проще говоря, личного представителя Четверки. Все же прочее — побоку. Подумать страшно, какие дела творятся на территории: грабь-воруй — не хочу.

Вчера, вон ребята рассказывали, у самого, почитай, отделения — в одном квартале — половина нашего контингента путан устроила выездную торговлю телами. Выставка-продажа, массаракш! Ну и, ясное дело, зрителей — полный зал, включая галерку и приставные места. Аншлаг. Понятно — проверяют, сами в толк не возьмут, где мы и что мы. А мы — ни гу-гу, строгая установка: все силы — на операцию «Сирота». Ищем мало что иголку в соломе, так ведь и иголки-то не было. Сами не знаем толком, что искать. Так, в общих чертах…

Что нам теперь проститутки эти, я и жены-то родной четыре дня не видел и, что интересно, даже не вспоминаю о ней почти — не до жен, аврал.

Будем, однако, честны — должное этому Годи отдать следует. Хваточка — ого, даром что мальчишка, — я в его годы еще в постовых уполномоченных ходил. Одно слово — Клещ. За эти четыре с мелочью месяца он успел немало. Да ладно, что уж там «немало» — успел столько, сколько на его месте не сделали бы и два десятка мастеров высшего класса. Две полнопрофильные тюрьмы уже заполнены его уловом, третья, насколько мне известно, — больше чем на четверть. А это — для круглого счета — полторы тысячи душ. Местные суды давно перестали справляться. Так что следом за Годи по стране курсирует

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату