— Бог даст, отлежишься! — успокаивал Тасю добрый Андрюша, — до вечера еще много времени. Я попрошу дядю, чтобы он оставил тебя в покое. Роза уберет балаган и приготовит обед.

И смелый мальчик отправился отыскивать дядю.

Господин Злыбин закричал на племянника, что он суется не в свое дело, что Тася лентяйка и притворщица и что он сумеет поднять её своей плеткой, но Андрюша благоразумно напомнил ему, что если Тото не выздоровеет к вечеру, представление придется отменить, a это не должно быть приятно для него — дяди.

Тогда старый фокусник сердито махнул рукой, и Тася могла оставаться вплоть до представления на своей жесткой кровати. Никто не трогал её. Около девочки сидел Андрюша и рассказывал ей о своей матери, о том счастливом времени, когда она жила вместе с ним. Тася оживилась, повеселела и сама начала поверять своему другу свое счастливое детство, когда росла под крылышком своей мамы, и призналась ему, как ей хочется снова вернуться к ней. Не скрыла она от Андрюши и того, что пришлось пережить всем домашним из-за её тяжелого нрава, и как раскаивается она теперь в том, и как мечтает снова попасть в прежнюю счастливую обстановку.

— A ты молись Богу хорошенько. Он, Милосердный, услышит тебя. Он всегда детские молитвы слышит! — серьезно и уверенно говорил Андрюша. — Когда мне очень худо бывает, я молиться начну и мне полегчает как будто!

— Я буду молиться, — прошептала Тася.

Незаметно прошло в таких разговорах время и наступил вечер.

— Ну, теперь тебе одеваться пора, я пойду, — сказал Андрюша. — Слава Богу, тебе лучше как будто.

— Уже пора! — протянула Тася печально.

Она совсем позабыла и про вечернее представление, и про грозного господин Злыбина, и про свое сегодняшнее появление перед публикой; даже про свою болезнь забыла Тася — так ей хорошо и отрадно было поговорить с Андрюшей о доме. Но делать было нечего.

Вошла Роза и сердито швырнула ей красивый, вышитый блестками, атласный костюм и длинные розовые чулки и фуфайку телесного цвета, которые называются трико, и в которых акробаты проделывают свои головоломные фокусы.

— Одевайся, живо! Не мямли! Публика собралась! — крикнула она и снова вышла, сердито хлопнув дверью.

Тася с трудом поднялась с постели и начала одеваться. Боль во всем теле, утихшая было на время, пока она лежала, возобновилась снова с удвоенной силой. С большим напряжением надела Тася короткие, обтяжные панталончики и туфли, приладила шапочку на своих стриженых кудрях и вышла в темный проход, ведущий на сцену.

Тут она остановилась и, придерживаясь руками за занавес, отделяющий сцену от жилого помещения балагана, заглянула в щель. В цирке набралось уже довольно много публики. Слышался сдержанный гул голосов, детский смех, возгласы взрослых.

Но вот зазвонил колокольчик, все разом стихло, и на круг выбежала нарядная, разом похорошевшая от своего красивого костюма, обшитого блестками и галунами, Роза. Она была одета испанкой и должна была плясать испанский танец, полный грации и живости. За спиной девочки болтались привязные фальшивые косы, заменившие ей её настоящие кудри, срезанные Коко.

Роза легко и свободно раскланялась с публикой и начала танец под звуки музыки помещенного на хорах оркестра.

Публике, должно быть, понравилась красивая, веселая девочка, с легкостью бабочки летавшая по сцене, и ей шумно и много аплодировали.

За Розой вышли господин Злыбин и Петька, оба одетые в акробатические костюмы. Старый фокусник подбрасывал и снова ловил молодого, ставил его себе на голову и ходил по арене.

Потом, на привешенной под самым потолком трапеции, Петька стал проделывать такие трудные штуки, что у Таси даже дух захватывало смотреть на него.

И публика снова хлопала в ладоши и неистово кричала:

— Браво, король воздуха! Браво!

А Петька широко улыбался и посылал направо и налево воздушные поцелуи, стоя на своей трапеции так же твердо и спокойно, как на гладком полу.

После его номера снова вышел господин Злыбин с Фифи, обвившей его шею своим гибким, извилистым телом.

Появление змеи вызвало легкий переполох среди публики. Никто не знал, что у неё вырваны ядовитые зубы, и что змея не может причинить вреда.

Фифи заползала под куртку своего господина, терлась головкой об его щеки, стреляла из пистолета, ударяя по курку своим сильным хвостом, и наконец танцевала, то есть делала мерные круги на арене под музыку оркестра.

После зрелища дрессированных собак, проделавших с особенным мастерством все свои штучки, старый фокусник подошел к Тасе и, грубо толкнув ее, крикнул:

— Ну, чего заснула? Твоя очередь! Марш!

И Тася очутилась на сцене.

В первую минуту яркое освещение циркового балагана ослепило ее. Она остановилась в нерешительности посреди сцены, точно не зная, что предпринять.

До её ушей долетали сочувственные голоса из публики:

— О, какой хорошенький мальчик!

— Совсем, совсем малютка!

— Но как он бледен, бедняжка!

Тася была действительно очень бледна. Ломота во всем теле и легкое головокружение давали себя чувствовать. Несмотря на это, она храбро двинулась к шесту и стала карабкаться вверх к проволоке.

Вот она уже у цели. Вот музыка перешла в нежные, мелодичные аккорды — и Тася, под эти чарующие звуки, достигла крошечной площадки, с которой ей надо будет пуститься в опасное путешествие по проволоке. Сердце её забилось сильно, сильно… Дыхание замерло в груди. Голова закружилась сильнее. Отчаянный страх охватил девочку.

Она чувствовала, что не может сделать ни шагу, потому что страшная боль во всех членах совершенно лишает ее сил.

— Что ж ты стала? Иди же! — доносится до неё из-за занавеси свирепый голос хозяина, и она видит его перекошенное от гнева и бессильной ярости лицо.

«Он прибьет меня до смерти! — мысленно произнесла с тоской девочка, — но что же делать, если я не могу двинуться, ни за что!»

В отчаянии Тася обвела цирк глазами. И вдруг легкий крик неожиданно сорвался с её губ. Что это? Или она ошиблась? В ближайшей ложе сидят Тарочка и Митюша Раевы… или очень похожие на них мальчик и девочка… Нет, нет, это они, они сами. Тася теперь ясно видит их лица, видит m-lle Lise… Да, да, это они! Нет никакого сомнения. Вот они смотрят на нее в упор. Ну, конечно, они! Эти большие, серые, выпуклые глаза, — фигурка Тарочки… Да она, Тася, из сотни девочек узнает свою прежнюю подружку. A вон и мама их выглянула из глубины ложи. Ну конечно, конечно, они!

И Тася, уже не отрываясь, глядит на знакомые лица, a те в свою очередь не отрывают от неё глаз.

— Что ж ты ждешь? Иди же, тебе приказывают, — неистовствует за занавеской хозяин и незаметно для публики показывает Тасе кулак.

Девочка вздрагивает всем телом, делает шаг вперед и вдруг разом останавливается, пораженная мыслью: «Ведь спасение близко! Здесь!» Она должна попробовать спастись во чтобы то ни стало, сию же минуту. Или сейчас спастись, или будет поздно и она не вырвется отсюда никогда, никогда!

И прежде, чем кто-либо ожидал этого, Тася смело повернулась в сторону своих друзей и крикнула на весь цирк, громко:

— Тарочка! Митюша! Возьмите меня из цирка! Спасите меня! Я — Тася Стогунцева! Спасите меня!