Они шли долго, очень долго. Дорогой мальчик успел сообщить, что его зовут Петькой, a что его сестру звали прежде Зиной, но хозяин велел называть ее Розой. A его зовет «Король воздуха» и что такого, как он, Петька — другого нет мальчика в целом свете. И хозяин знает это и очень дорожит им. И Розкой дорожит, потому что Розка отлично умеет потешать публику своими танцами. A зато Андрюшку терпеть не может; Андрюшка ужасный неженка и такой неловкий, что постоянно падает, a этого нельзя допустить во время представления, потому что публика приходит в балаган, чтобы веселиться, a не видеть ушибы и увечья, да грустные лица исполнителей.

Болтая таким образом дети незаметно дошли до самого края города и вступили в пригородную слободку, где жили только бедные обыватели.

— Ну, вот мы и дома! — проговорил Петька, когда они подошли к небольшому домику, стоявшему несколько в стороне от других строений.

— Тут вы и показываете фокусы? — поинтересовалась Тася.

— Вот-то глупая! — расхохотался самым неожиданным образом Петька, — ишь, что выдумала! Балаган, где мы работаем, далеко отсюда, он стоит на площади посреди города, a это квартира наша. Понимаешь?

Тася сказала, что поняла, и оба перешагнули порог дома, похожего на избушку.

В маленькой, грязной, закоптелой комнате вокруг деревянного стола сидели двое мужчин и девочка приблизительно одного возраста с Тасей. Старший из присутствующих был высокий плотный брюнет с седой бородой и недобрым выражением черных выпуклых глаз. Второй был юноша, почти мальчик лет шестнадцати, с таким бледным, измученным и худым лицом, какое бывает только разве у тяжелобольных. Два ярко-красных пятна нездорового румянца горели на его исхудалых щеках. Девочка была бы очень красива, если бы не неприятное выражение её лукавых темных глаз, плутовато разбегающихся в разные стороны. Она была поразительно похожа на Петьку.

— Ага! Добро пожаловать! — произнес старший из присутствующих, шумно отодвигая свой стул, и, бросив быстрый взгляд на Тасю, добавил недовольным голосом: — ай да и худа же она, да и мала! Ну, незавидную же птицу привел ты мне, Петька. Финтифлюшка какая-то! Только и всего.

— Вовсе я не финтифлюшка, a Тася! — вспыхнула девочка.

— Вот мы как! — громко расхохотался хозяин и все его огромное тело заколыхалось в разные стороны, — так вот как! Скажите, пожалуйста, обидели ваше сиятельство! Не финтифлюшка они, изволите видеть, a Тася… Принцесса какая выискалась, видали такую? — обратился он к девочке.

Ta захихикала, закрывая рот рукой.

— Не смейте смеяться надо мной! — проговорила, вся дрожа от негодования и обиды, Тася, и слезы брызнули из её глаз.

— Ну! Ну! Поговори у меня! — вдруг загремел на всю комнату страшный бас хозяина, — я тебя вышколю живо. Раз навсегда заруби ты у себя на носу, заморыш: что бы ни говорил тебе хозяин — молчи! Ни слова чтобы у меня не пикнуть, a то берегись!

При этом грозном окрике Тася вздрогнула всем телом и невольно попятилась к двери. Какое-то болезненное предчувствие чего-то дурного впервые заговорило в её сердце. Она шла сюда, в надежде найти здесь веселье, смех и постоянный праздник — и вдруг, вместо всего этого, закоптелая избенка, скудный ужин в виде холодной похлебки и каровая хлеба на столе, и этот страшный хозяин, один вид которого способен привести в ужас даже такую бесстрашную девочку, какой себя считала до сих пор Тася. Ее неудержимо потянуло назад к прежней тихой обстановке пансиона, где никогда не кричали ни директор, ни надзирательница, и где, если ее и наказывали, то по заслугам, когда она заслуживал этого. Нет, нет, она была тысячу раз не права, что убежала оттуда. Слава Богу, что еще не поздно, и она успеет вернуться в пансион, пока её там еще не хватились.

— Послушайте! — произнесла девочка робким, нерешительным голосом, каким еще никогда не говорила ни с кем, — мне здесь у вас не нравится. Грязно здесь и неуютно. Я не останусь с вами. Скверно у вас. Я в пансион вернусь. Распорядитесь, чтобы меня туда проводили.

Едва она успела договорить последнюю фразу, как вся избушка точно ходуном пошла от громкого взрыва хохота, который, казалось, потряс самые стены крошечного помещения. Хозяин хохотал во весь свой богатырский голос, держась за бока, раскачиваясь из стороны в сторону; ему вторил Петька, вертясь волчком на одном месте, и, наконец, красивая Роза пронзительно подвизгивала, хихикая себе под нос и утирая слезы смеха, выступившие ей на глаза. Один бледнолицый мальчик не смеялся. Он молча смотрел во все глаза на Тасю, и в глубине этих добрых голубых глаз виднелось столько сочувствия, доброты и ласки…

Тася подождала, noua хохот стих немного, и проговорила уже без всякой робости и замешательства, как бы ободренная этим смехом.

— Я не понимаю, чего тут смеяться! — пожимая плечами, произнесла она, — я хочу обратно домой и требую, чтобы меня туда проводили.

— Требуешь? — так и выпучил на нее глаза хозяин и снова залился своим раскатистым смехом. — Ишь, ты! «требую», — всхлипывая от обуявшего его хохота, с трудом выговаривал он, «требую!» Вот принцесса какая выискалась! Извините, ваша светлость, не смастерили еще тот экипаж, который бы отвез вас в пансион обратно.

— Но я хочу домой! — нетерпеливо вскричала Тася и топнула ногой.

И вдруг смех разом прекратился. Огромный хозяин грозно взглянул на девочку. Глаза его загорелись злобой.

— Слушай, ты! — крикнул он своим грубым голосом, — не глупи! Домой ты не пойдешь, a останешься у меня, в моей труппе, благо она не велика, как сама видишь. Я научу тебя всяким штукам, а ты мне поможешь зарабатывать деньги, как Петька, Роза и Андрей. Вот тебе мое последнее слово.

— Нет! Я хочу домой! Домой! Хочу! Хочу! Сию минуту! — вдруг расплакалась во весь голос Тася. — Отпустите меня домой! Я не останусь с вами! Ни за что на свете!

Она топала ногами, махала руками и кричала так, точно ее режут. Потом, видя, что никто не слушает её стонов и не думает везти ее домой, Тася с быстротой молнии бросилась к двери и, широко распахнув ее, готовилась убежать отсюда без оглядки, как вдруг громкий крик испуга вырвался из её груди. Три большие лохматые зверя с грозным рычанием бросились к девочке. Это были три огромные собаки, которыми господин Злыбин, так звали хозяина-фокусника, потешал публику.

— Что, испугалась? — рассмеялся он, когда насмерть перепуганная девочка кинулась к нему же, ища его защиты. — Так-то лучше! A то: «уйду, да уйду». Ну, куда тебе уйти от меня, заморыш? Ты никуда не уйдешь! Слышишь? Вон те звери, Бижу, Ами и Трезорка, все равно догонят тебя. Они мои верные друзья и слушаются меня беспрекословно. Догонят и искусают до полусмерти. Не советую тебе и пробовать убегать… А то придется, пожалуй, помимо собак, познакомиться с этой игрушкой! — и с последними словами Злыбин снял со стены хлыст и, изогнув его изо всей силы стегнул им воздух.

Послышался легкий, короткий свист. Собаки разом поджали хвосты и убрались в сени. Им была, очевидно, хорошо знакома эта игрушка их хозяина.

— Ну-с, теперь, я думаю, y тебя отбило всякую охоту бежать от нас? — насмешливо проговорил хозяин, обращаясь к Тасе. — Есть хочешь?

Тася, дрожавшая теперь как в лихорадке, не чувствовала ни малейшей охоты к еде. Она отрицательно покачала головой, не найдя в себе силы ответить на вопрос страшного человека.

— Ну, не хочешь, и не надо, нам же больше останется! — грубо засмеялся тот. Затем, обратившись к Петьке, все время с большим вниманием вместе с Розой наблюдавшему всю эту сцену, он сказал: — Отведи-ка их светлость в каморку и прищелкни дверцу хорошенько, чтобы птичка снова не подумала вылететь из клетки.

— Ладно! — коротко ответил тот и, подойдя к Тасе, крикнул резко: — Ну, идем! Слышала, что сказал хозяин?