В том месте, где Танаис впадает в Меотиду, Скопасис и Пата, не дождавшись гонца от Иданфирса, собирались пойти вдогонку основному войску.

Оружейник Аспак выехал за лагерь.

— Хо! Хо! — покрикивали объездчики. Лошади косили глазом, жались друг к другу, а савроматы доставали овес из кожаных сумок, приманивали. Более податливых ласками приучали к рукам, прыгали на спину, и начиналась бешеная гонка в степи.

— Если мой брат владеет мечом и луком так же, как приручает лошадей, то можно положиться на него в бою, — улыбнулся Аспак.

Со взмыленного трехлетки спрыгнула знакомая девушка-воин.

— Ну, ну, ну.. — спокойно приговаривала она, водила рукой по гриве, по горбоносой морде, а лошадь перебирала дрожащими ногами, порывисто дышала и уже прислушивалась к нежному голосу человека, который мог быть непреодолимо твердым, как вот накануне, когда гонял ее по полю, вцепившись в гриву, и никакими увертками не сбросить его.

— Мой брат... — продолжал Аспак.

Но девушка, осторожно надевая на лошадь сбрую, сказала тихо и спокойно:

— Мое имя Опия.

— Когда Опия научилась так ездить верхом?

— Сразу же, как увидела солнце, сидела на коне. Когда мои пальцы научились хватать, в них была стрела.

Аспак опешил после такого ответа.

Он подъехал той стороной, где к его седлу была подвешена, белая чаша из черепа убитого перса и вился на узде платок-скальп. Опия искоса взглянула на чашу, и Аспак выпрямился в седле, пальцами коснулся бородки, погладил ее, перебирая мягкие волосы.

Лошади шли медленно. Из-за леса взвился орел и закружил над войском, высматривая, чем бы поживиться. Аспак вынул стрелу и быстро наложил на тетиву лука. Но Опия схватила, за руку.

— Нельзя даже целиться в орла. Орел — дитя Солнца. Ты принесешь беду. Разве сколот не знает?

— Не ведаю обычаев савроматских, — опустил лук, всматриваясь в черные глаза Опии. — Сколоты сами дети богов. Первый человек на земле был сыном всемогущего Папая и змееногой Апи — дочери Борисфена. Имел он троих сыновей. От среднего пошел наш род катиаров и траспы. От старшего — род авхатов. Младший породил паралатов. Давно это произошло, но так было.

— А скажи, сколоты равны между собой?

— Если не знаешь, я расскажу. Так постановили боги — в военных походах мы подчиняемся царю паралатов Иданфирсу.

— Паралаты — это род младшего брата?

— Ты хорошо слушаешь, Опия! Три брата отдыхали на берегу Борисфена, когда с неба упали золотые плуг, ярмо, топорик и чаша. Увидел старший брат и пошел за ними, но золото начало гореть. Тогда пошел средний — золото опять вспыхнуло. Но когда подошел младший, оно потухло. И он взял золотые подарки, а старшие братья передали ему власть над собой. Такой была воля Папая. А что это за звери в твоей гривне?

— Львицы. Самые сильные животные. Наши охотники привозили шкуры львиц из предгорий Кавказа. Око львицы оберегает от вражеской стрелы. А расскажи мне еще о сколотских племенах.

— Авхаты, потомки старшего брата, издавна пашут землю, сеют пшеницу, просо, ячмень, коноплю. Это для авхатов боги послали на землю плуг. Прочим трем племенам боги завещали ярмо. Было время, катиары, траспы и паралаты кочевали от Пораты до Сиргиса[54], поделив степь. Затем траспы занялись ремеслами и осели. Они делают для остальных сколотов оружие, украшения и телеги. Мое племя катиаров и паралаты кочуют, как и прежде, разводят скот, выделывают кожу, шьют из нее куртки, штаны, обувь. Стрижем овец и запасаемся шерстью, валяем войлок. Не столько для себя, но и для авхатов и траспов, за это вымениваем у одних хлеб, у других оружие, утварь. А теперь ты поведай своем народе.

— Мать моя рассказывала о нашем племени, а ей рассказала ее мать. Женщины савроматов любят говорить об этом, а мужи слушают без интереса. Прабабки савроматов родом из Анатолии — это за Танаисом, далеко на полдень, за высокими кавказскими горами, их можно обойти только морем. Греки воевали с ними и взяли в плен три корабля савроматок. Но на Понте Эвксинском пьяных греков женщины перебили. Не умели они управлять кораблями, ветер и волны понесли женщин через пролив в Меотиду. И выбросило их на берег. Там небо послало им диких коней, женщины переловили их и поехали в степь, где встретили стойбища сколотов...

Аспак слушал и вдруг почувствовал, что рядом с ним едет девушка, черноокая и живая, и никакой не брат.

— И воевали с родами вашими, пока сколоты поняли, что они воюют с женщинами. Пожелали ваши мужи иметь детей от савроматок. И сказали сколоты: будьте нашими женами...

Ветер бросал на глаза Опии волосы. Она резко отбрасывала их, и Аспак видел, какая она нежная, как волнуется ее белая рубаха под распахнутым плащом и какой он, Аспак, большой по сравнению с этой девушкой. Сила бурлила в нем, хотелось показать ее, не сдерживаясь.

Летний ветерок обжигал лицо.

— Мы не поймем ваших женщин, сколоты, так как нет у нас одинаковых с вами обычаев, ответили тогда савроматки, — не спеша вела свой рассказ Опия. — Возьмите свой скот и свое имущество и пойдемте жить вместе, отдельно от ваших родителей, на восход солнца. Послушались мужи-сколоты и пошли за девами нашими от Борисфена к Танаису и там поселились. И до сих пор придерживаются жены савроматов старых обычаев: ездят верхом на охоту, воюют и носят одежду воинов.

Аспак и Опия отстали от свиты и свернули на опушку леса.

Аспаку привиделась в глубине густая чаша, прохладная и манящая. Схватил коня девушки за повод, ударил своего в бока и повлек за собой Опию, не обращая внимания на крики. Так несся он, ломая мелколесье, пока не почувствовал легкость в руке и не заметил, что держит обрывок повода. Разгоряченный, поворотив коня, увидал, что Опия выезжает из лесу и вкладывает меч в ножны. Закипел у молодого сколота, владельца скальпа, гнев на строптивую девчонку; помчался он вдогонку, готовый убить ее, но расстояние не сокращалось, а войско сколотов и савроматов приближалось. Опия направила коня к царице Пате.