Дрю нерешительно ступила на первый из трех восточных ковров, разбросанных по паркету, полюбовалась изумительными арками, ведущими в остальные комнаты, двери которых были заманчиво приоткрыты.
Она остро ощущала все: тяжесть платья, шлейф которого неуклюже волочился за ней. Молчание. Запахи. В Оук‑Блаффс пахнет иначе. Величие…
Звук шагов, удалявшихся в другие части дома.
Она почувствовала, что шлейф поднимают с пола. Как мягок ковер под ногами… Оказывается, Корт рядом. Не сводит с нее пристального взгляда.
Здесь всего слишком много. Она никогда не полюбит этот дом. Господи, никого и ничто она не способна любить… кроме Жерара.
Нет, лучше не думать об этом… о
Лучше уж поскорее покончить с этим. Будь что будет. Когда все закончится, может, Корт оставит ее в покое.
Они почти не разговаривали с тех пор, как вышли из церкви. Он трех слов не проронил, да и она предпочитала молчать.
Корт, со своей стороны, был потрясен тем, как сильно желает, чтобы первые минуты ее появления в доме прошли совсем по‑другому. Но ведь он привез отнюдь не ту женщину, которую выбрал сам. Которую любил.
Если уж на то пошло, Дрю скорее пешка в игре, затеянной с целью расширить границы империи Саммервилов. А пешки не могут иметь чувств или желаний. Их просто двигают на поле, удобное игроку, или при надобности легко избавляются.
Но у этой лани были чувства. И она способна укусить руку, готовую осыпать ее золотом, окружить роскошью, подобной которой она видеть не видела в Оук‑Блаффс. Лань может убежать.
Нет!
Он принял решение сразу и мгновенно. Однако они женаты, она принадлежит ему, и он переживал все муки ревности хозяина и собственника, словно любил ее всю свою жизнь. И внезапно сделка, еще вчера казавшаяся такой важной, потеряла всякий смысл. Он хотел Дрю Каледон. Прямо здесь и сейчас. Хотел сорвать эти девственные одежды, наброситься на обнаженное беспомощное тело, погрузиться в его неизведанные глубины. Хотел, хотел, хотел…
Степень собственного возбуждения поразила Корта. Он хотел…
Перед мысленным взором одна за другой мелькали картины всего того, что он жаждал сделать с ней, и каждая кружила голову, почти лишая рассудка.
— Тащите ее наверх! — грубо приказал он. Нужно все обдумать. Взять ее силой легче легкого.
Корт нечеловеческим усилием воли изгнал бурливший в крови жар.
— Да, сэр, — кивнула Эви, до этой секунды спокойно стоявшая за спиной новой хозяйки. — Миссус…
Дрю слепо ухватилась за перила.
Значит, момент, которого она так боялась, настал. Она поняла это по голосу Корта.
— Подготовь ее.
— Да, сэр.
Эви, как тень, маячила сзади, пока Дрю поднималась по ступенькам. Гора. Тысяча шагов навстречу судьбе. Почему бы ему не наброситься на нее прямо сейчас? Все легче. И кончится быстрее. Она подарит ему наследника, и ее оставят в покое.
— Эви! — прохрипел Корт. Эви остановилась и послушно подождала, пока хозяин, торопясь и перескакивая через две ступеньки, доберется до нее. Корт прошептал что‑то служанке на ухо.
— Да, сэр.
Эви приподняла чуть выше тяжелый шлейф.
— Миссус…
Дрю судорожно сглотнула слезы и молча продолжала путь. Шаг за шагом. Наконец она ступила на площадку. Обстановка еще роскошнее, чем внизу, только свет не такой яркий. В длинный, устланный ковром коридор выходило множество дверей.
— Первая направо, миссус, — сообщила служанка.
— Разумеется, — пробормотала Дрю. Самые лучшие и уютные помещения всегда предназначались хозяевам.
Она переступила порог и оказалась в просторной комнате, почти такой же большой, как гостиная в Оук‑Блаффс, и утопавшей в атласе и кружевах.
— Хозяин приказал раздеть вас, миссус, и сделать все, чтобы вам было удобно.
— Да, — прошептала она.
Удобство… слишком скромное описание для того, что она здесь видит. И все это для нее.
Эви подвела ее к зеркальному шкафу и выдвинула мягкий табурет. Дрю неподвижно застыла, как манекен, пока девушка, бормоча комплименты, вынимала шпильки, которыми была скреплена фата Дрю. Облако тюля опустилось на персидский ковер.
— Сейчас сложим и прибережем для свадьбы вашей дочери, — пообещала Эви, относя на кровать тонкую ткань. — Не шевелитесь, миссус, иначе, не дай Бог, порвем ваш чудесный наряд.
Дрю равнодушно взглянула на свое отражение.
Она, словно завороженная, наблюдала, как Эви, стоя на табурете, возится с крючками и застежками и под ее ловкими руками платье начинает медленно сползать сначала с плеч, потом с груди, бедер… и наконец ложится у ее ног шелковой лужицей.
Эви, как крошечная птичка, порхнула вниз, подхватила платье и поместила рядом с фатой.
— Луиза за ним приглядит, миссус, не сомневайтесь. А теперь этот противный кринолин… — Она потянула за бантик, и кринолин, как по волшебству, исчез. — Панталоны и чулки… ах уж этот корсет! Так и помереть недолго! Как вы еще дышите? Следовало бы сжечь того, кто придумал такую пытку! Сейчас стащу его, и вам сразу легче станет. Вода для ванны вот‑вот будет. Потом ужин, и вы, можно считать, готовы для хозяина.
Должно быть, Эви непрерывно трещит, чтобы успокоить ее, отвлечь от того неизбежного, что неумолимо надвигается с каждой минутой. Но Дрю ни о чем другом думать не могла, и когда Эви продела ее руки в атласный пеньюар, Дрю поморщилась от неприятного прикосновения скользкого материала к разгоряченной коже.
— Идемте, миссус.
Какое блаженство! Эви подвела ее к нише между смежными спальнями, оказавшейся чем‑то вроде ванной. В мраморное возвышение была вделана большая железная ванна, в которую Чарлз как раз лил горячую воду. Рядом стояла Луиза с подносом, на котором громоздились брусочки мыла, флакончики с душистыми маслами и лежала стопка полотенец.
— Уже можно, миссус.
Дрю погрузилась в тепло, как в объятия любовника.
Вода лизала ее тело, теплая, уютная, успокаивающая…
Она погрузилась глубже в воду и закрыла глаза, отгородившись от реальности, как только Луиза начала мыть ей голову. Настоящая мечта… жизнь в несказанном богатстве и довольстве… спокойное существование супруги одного из самых достойных и влиятельных граждан штата.
