– Один бросок, – ликовала она, – и несмотря ни на что, в мою пользу.
Прекрасные губы богини изогнулись в усмешке.
– Как оказалось, невозможное возможно. Кореллон всё же мог бы простить твое предательство, Мать.
В красных глазах Лолс вспыхнула ярость. Ее рука, сжимавшая подлокотник, посерела от напряжения. Селветарм рядом с ней, подогнув паучьи ноги, приготовился кинуться на Эйлистри по первой команде. Он беспокойно поворачивал голову то назад, то вперед, и его меч и булава нервно подрагивали в руках. Капли яда с клыков полубога попадали на голову фигуры Матери Лолс и стекали вниз по темным обсидиановым контурам.
Лолс метнула грозный взгляд на своего чемпиона.
– Извинись!
Несколько мгновений Селветарм молча сверлил ее яростным взглядом. Наконец он едва слышно пробормотал:
– Прости меня.
Эйлистри наблюдала за перепалкой со спокойной уверенностью. Она побеждала в игре или, по меньшей мере, в текущей партии.
– Жертва, – произнесла богиня. – Я требую ее сейчас.
Она передвинула фигуру Жрицы к участку доски, только что освобождённому Лолс — туда, где стоял Воин Селветарма, прежде чем Паучья Королева подняла его.
– Жрица берет Воина, – объявила Эйлистри, кивая на фигуру в руке Лолс.
Та зашипела. Ярость в ней клокотала, но Паучья Королева была связана клятвой.
Сам Ао наблюдал за ними.
Пальцы Ллос сжались вокруг фигуры Воина. Когда одна из паучьих ног отломилась, Селветарм пошатнулся и ухватился за трон. Он повернулся к богине с расширившимися от ненависти и страха глазами.
– Нет, – вскричал он.
От фигуры откололось ещё две ноги. Ещё двух лап Селветарма не стало.
– Я твой
– Я должна, – глаза Лолс были холодны как остывшие угли. – И я это сделаю. С удовольствием. Ты не мой чемпион,
Движением большого пальца она свернула фигуре шею, и голова отвалилась.
В горле Селветарма забулькало, когда его собственная шея надломилась. Голова с глухим стуком упала в центр доски сава, перемешав фигуры. Некоторые опрокинулись и исчезли.
Лолс бросила сломанную фигуру Воина на пол рядом с трупом ее бывшего Чемпиона. Она смахнула остатки ног, зацепившиеся за липкую паутину на её руках. Вторым движением Паучья Королева подняла голову Селветарма с доски. Кровь капала с неё и впитывалась в Мировое Древо. Серое лицо Селветарма было расслаблено, а из приоткрытого рта стекала слюна.
– Победный трофей? – безразличным голосом спросила Лолс у дочери.
Эйлистри покачала головой и поджала губы.
– Как же низко ты пала, Ткачиха. Он был твоим внуком.
Гнев вспыхнул в глазах Лолс при упоминании ее прежнего титула. Она отшвырнула голову Селветарма за спину и снова уселась на трон.
– Ты тоже пала, дочь, – мягко напомнила она. – Ты тоже, и теперь мой ход.
Эйлистри кивнула. Игра будет продолжаться.
И продолжится до тех пор, пока не останется только один игрок.
Небрежно, словно ее ничуть не заботило произошедшее, Лолс выдвинула вперёд фигуру и вновь приняла расслабленную позу. Она использовала фигуру Раба, поместив его в уязвимой позиции, где тот определённо будет взят.
Эйлистри не собиралась повторять свою ошибку дважды. Она внимательно осмотрела доску, размышляя, какой из сотен тысяч её фигур воспользоваться на этот раз. Жрицей, которая только что стала причиной смерти Селветарма? Из позиции, в которой она находилась, фигура с легкостью могла взять не меньше дюжины Рабов Лолс. Нет, решила богиня. Эта фигура слишком важна, чтобы пропасть даром. Эйлистри прибережет ее на следующий раз.
Она взглянула на Волшебника, который взял Раба Лолс минутой раньше, но фигура на время исчезла с доски.
Она вернется, Эйлистри была в этом уверена, но на чьей стороне?
Не важно, у нее были тысячи других, не менее сильных фигур.
Мечи удовлетворённо гудели на бедрах, пока Эйлистри изучала доску сава, погруженная в раздумье. Ее следующий ход должен быть чем-то неожиданным, чем-то достаточно хитрым, чтобы полностью лишить Лолс защиты, напасть на нее сзади, из теней.
Пока Эйлистри размышляла, ее рука потянулась к фигуре на краю доски. Раб, которого захватил ее Волшебник. Раб, что не был ни рабом, ни даже клириком, но чем-то большим.
Ваэрон. Ее брат.
Богиня вздохнула, и мечи подхватили этот звук, превращая его в скорбную погребальную песнь. Когда вздох обратился в песнь, что-то перепорхнуло ей на лицо.
Лоскут чёрной ткани, столь тонкий, что был почти невидим.
Маска Ваэрона.
