мире не существует. И странным образом попытается связать христианские традиции с откровениями тибетских мудрецов.

Девушка сидела, прикрыв глаза. Тонкая струйка дыма, текущая от ароматической палочки, напоминающей миниатюрную копию камыша, извиваясь, ползла в полутемном воздухе и затем, словно специально для молодых людей, разделившись надвое, окутывала и Романа, и незнакомую ему девушку.

В запахе дыма чувствовались и ароматы детства, так пах пирог с корицей и маком, которые любила печь бабушка, и таким же запомнились запах аира в болоте неподалеку о дачи, и аромат свежескошенной травы. От него кружилась голова, и мир казался лучше, чем есть на самом деле.

– А сейчас я научу вас управлять своим телом, – гремел в микрофон проповедник, вышагивая по сцене в дурацком лиловом балахоне, с которым так не вязались узкие черные очки. – Тело – лишь материя, пыль и грязь, ваше сознание – дух, часть божественного. И оно не должно подчиняться мирскому, суетному, нужно только найти ключ, который подходил бы к вашему телу. А поскольку люди разные, как замки, то и ключ у каждого свой. Вы найдете его с моей и божьей помощью, я вам это обещаю. Закройте глаза, задумайтесь. Но задумайтесь ни о чем, ведь слова – это всего лишь шелуха наших истинных мыслей. Мысли бесплотны. Думайте, думайте ни о чем.

И как ни странно, у Романа это получилось. Он прикрыл глаза и увидел сменяющиеся геометрические фигуры. Ему казалось, что это дым, который он только что созерцал, приобретает идеальные формы. Единственное, что он продолжал чувствовать, так это тепло, исходящее от бедра девушки, сидящей рядом с ним. Второго своего соседа Богуславский-младший не замечал напрочь.

– Думайте, думайте ни о чем, – кричал проповедник.

А затем резко, словно сержант, отдающий приказ, взвизгнул:

– А теперь считайте! Считайте до пятидесяти, но медленно. Раз, два, три…

После цифры десять он замолчал, отбивая темп ногтем по сеточке микрофона.

Казалось, что в небольшом зале стучит чье-то огромное сердце. Чье? Кто его знает. Может, это отзывалась сущность сердец всех тех, кто собрался под одной крышей.

– Тридцать, тридцать один…

И вот, когда до пятидесяти оставалось совсем немного, послышался сдавленный крик-шепот проповедника с восточным лицом:

– На счет пятьдесят плотно сожмите веки и ваше сознание само подскажет вам ключ. Это слово золотом вспыхнет в темноте, в которой вы пребываете. Это будет святое откровение.

– Пятьдесят, – досчитал Роман и, повинуясь проповеднику, плотно сжал веки.

«Мадонна» – прозвучало у него в голове отстранение и холодно.

– Мадонна, – повторил он и тут же вздрогнул от резкого крика проповедника:

– А теперь расслабились. Повторять и повторять про себя ключ, который указан вам небом.

– Мадонна, – шептал парень.

– Этот ключ входит в замочную скважину вашей души и открывает ее. Чувствуете, как оживает заржавевший, не используемый вами всю жизнь замок? Чувствуете? – гремел усиленный динамиками голос.

Роман чувствовал это.

– Все, ваши души раскрыты, они нараспашку, я вижу. И моими глазами видит Бог, видит все, что делается в них. Теперь и вы можете туда заглянуть. Теперь любой – я, вы сами, ваш сосед – способен приказывать вашему телу.

– Не верю, – только и успел подумать Роман, как тут же услышал:

«Не верите? Но так же говорил Фома Неверующий, когда хотел вложить палец в Христову рану. Откройте глаза».

Роман поднял веки. И даже слабый свет, горевший в зале, больно резанул по зрачкам. Он увидел, что его руки вытянуты перед ним, хотя до этого ощущал, что они лежат на коленях. Девушка, сидевшая рядом с ним, тоже держала руки вытянутыми перед собой. Их пальцы соприкасались.

«Мадонна», – промелькнуло в голове.

Лишь секунд через пять реальность стыковалась с тем, что Роман ощущал. Так бывает, когда долго кружишься, и, лотом, остановившись, видишь, как мир продолжает кружиться, хоть ты и стоишь на месте. Он ощущал, как подрагивает мизинец девушки, ощущал краем пальца глянцевый, накрашенный темно- вишневым лаком ноготь соседки.

«Мадонна».

– Теперь можете опустить руки, – проповедник щелкнул ногтем по микрофону и руки собравшихся сами собой упали.

Этот гипнотический трюк не удался лишь с тремя сектантами. Они продолжали сидеть так же, как вначале молитвы-медитации и чувствовали себя неловко, словно бы совершили что-то недозволенное. На них и обратил свое внимание проповедник.

– Вы, – обратился он к ним, – не сумели подобрать ключ. Он возник перед вами, но вы его не увидели. Значит, еще не до конца прониклись верой, ваши глаза спят, – бросив беглый взгляд на Романа, он спустился со сцены и занялся неудачниками. – Все остальные свободны, – бросил он через плечо, как бросает режиссер съемочной группе, заканчивая рабочий день.

Все различие заключалось в том, что режиссер обычно говорит после таких слов еще и «спасибо», а проповедник посчитал это излишним.

«Мадонна, Мадонна», – отбивался в голове такт беззвучной мелодии.

Девушка принялась собираться, складывала книжки, обязательные для всех сектантов, в небольшой кожаный рюкзак. Молнию заело и она никак не могла ее застегнуть.

На помощь пришел Роман. Неполадка оказалась незначительной, просто подкладка попала под бегунок и не давала ему спокойно двигаться.

Вот тут-то и прозвучало:

– Спасибо.

– Не за что.

Роман и девушка вместе вышли на улицу из дома культуры, носившего теперь громкое название «Культурный центр».

Оказавшись среди людей, среди суеты, они избегали говорить о делах секты. Познакомились. Его соседку звали Мариной, фамилию он не спросил, как, впрочем, не назвал и свою. Оказалось, что она живет неподалеку от него, всего лишь в пяти минутах ходьбы. И вместо того чтобы воспользоваться транспортом, они пошли пешком.

Ни о родителях, ни об учебе они не говорили, весь разговор свелся к прощупыванию почвы, на которой они выросли: любимая музыка, книги, которые прочли, фильмы, просмотренные за последние месяцы. Оказалось, точек соприкосновения много, так что их даже не угнетало то, что К концу их путешествия оба они молчали. Лишь у ее дома договорились встретиться и завтра, чтобы вместе пойти на собрание.

Они ничего не обещали друг другу в следующие дни, не признавались в своих чувствах, хотя другие на их месте слово «любовь» употребляли бы чаще других. Хватало взглядов и намеков.

И вот однажды, в воскресенье, когда вновь в арендованном зале курились благовония, проповедник заговорил о святых местах, где живет сам верховный Учитель-гуру, чей портрет перед каждым собранием вывешивался на заднем занавесе сцены. Узкие прорези глаз, сквозь которые не рассмотреть зрачков, одутловатое, свидетельствующее о внутренних болезнях лицо, наголо бритая голова, то ли кореец, то ли японец неопределенного возраста.

По словам проповедника в прибайкальских лесах стояло три деревни переселенцев-сектантов., и возводился храм, на который, естественно не хватало средств. И тут же стало ясно, ради чего проповедник завел этот запретный раньше разговор. Оказывается, две семейные пары, входившие в секту, продали свои квартиры и перебирались из столицы в святые деревни, поближе к верховному учителю, обещавшему всем, поверившим ему, близкое спасение. Ведь по его словам конец света должен был наступить в обозримом будущем, а спасенными считались лишь те, кто живет на святой земле, рядом с Учителем, где сходятся силовые линии божественной воли всевышнего.

Деньги на приобретение домов и на строительство храма переселенцы торжественно, передали