несуществующему счетчику, да еще, небось, двое попутчиков, уже ожидающих в машине. Мужчина, в общем-то вполне приятный на вид, показался ей отвратительным. Она явственно разглядела его худые волосатые запястья, выползшие из-под обтрепанных манжет, неровную выпирающую родинку на правой щеке и чуть обозначившиеся залысины на лбу.

– Нет, спасибо, обойдусь, – и она направилась к стоянке, где выстроилась череда одинаковых «Волг» такси.

– Почему? – ударило ей в спину.

– Поеду на государственном такси.

– Государственных такси уже нет, – рассмеялся мужчина, аккомпанируя себе звоном ключей. – Теперь в Москве нет ни одного государственного таксопарка, все акционированы.

Светлана ничего не ответила и села в машину.

Как-то спокойнее ехать, когда видишь перед собой экранчик счетчика, на котором мелькают цифры.

Знаешь, сколько ты должен, знаешь, вокруг какого числа может завязаться спор.

– Поехали!

– А что же еще, если у меня работа такая? – заучено пошутил таксист.

Но спора вокруг суммы оплаты и не возникло.

Уже поднимаясь на лифте, Светлана подумала:

«Все-таки Москва постепенно становится нормальным городом. Наши таксисты почти ничем не отличаются от берлинских, разве что более разговорчивые, а диспетчеры по телефону и продавщицы в магазинах перестали хамить. Да и я сама стараюсь держать эмоции при себе. Скрежещу зубами, а улыбаться продолжаю на все тридцать два зуба».

Иваницкая шагнула в теплую безжизненную квартиру. Здесь на нее уныние навевало абсолютно все: выключенный холодильник с приоткрытой дверцей, за которой виднелись лишь пустые полки и лежащая на боку пол-литровая бутылка минералки, погасший индикаторный огонек телефона с автоответчиком, плотно зашторенные окна. Почтовый ящик она и не проверяла, вся корреспонденция приходила ей на абонентную ячейку в почтовом отделении, а всякие рекламные листовки и проспекты, которые в изобилии разбрасывались в почтовые ящики, ее не интересовали.

Первым делом Иваницкая раздвинула шторы и тогда увидела тонкий слой пыли, покрывавший мебель, непривычно голый из-за убранных ковров пол. Чемодан лег на верхнюю полку в шкафу.

Женщина стала приводить квартиру в порядок. – Включенный телефон все это время молчал, ведь Иваницкая приехала на пару дней раньше, чем обещала знакомым. Чем чище становилось в квартире, тем тоскливее делалось на душе, чувство одиночества лишь усиливалось. На полках стояло множество еще не прочитанных книг, на низком столике лежала стопка непросмотренных журналов, в папках томилась несделанная работа. Но к этому ни ум, ни руки у Светланы сейчас не лежали.

Одиночество можно развеять лишь встречей, а не работой, не чтением. Ей вспомнилось мимолетное видение в аэропорту, мелькнувшее среди толпы лицо человека, увидеть которого ей хотелось больше, чем всех остальных.

– Вот он, телефон, совсем рядом, – проговорила Светлана, присаживаясь в мягкое кресло и кладя руку на прохладный аппарат, – если вспомню номер, не заглядывая в записную книжку, то позвоню прямо сейчас, а если нет…

Она напрягла память. Первые четыре цифры помнила, а вот последние три напрочь улетучились из памяти.

«Значит, не звонить?»

Потрепанная записная книжка перекочевала с журнального столика на колени и тут же сама, словно нарочно, раскрылась на нужной странице – там лежала закладка.

«Рублев Борис Иванович». И в скобочках, аккуратно выведенное: «Комбат» – единственный во всей записной книжке, имеющий, кроме фамилии, имени, отчества, еще и прозвище.

"Хороша же я буду, если позвоню первой, – подумала Светлана. И тут же принялась себя уговаривать:

– А может, он звонил и не один раз?

Может, может… – передразнила она себя, – а может, и не вспоминал".

«Да, – скажет Комбат, – простите, а с кем это я говорю? Светлана Иваницкая? Погодите, сейчас припомню…»

«…И мне придется вновь пересказывать то, как мы встретились в аэропорту, как потом несколько раз встречались в городе, как я приезжала к нему на квартиру. Как мы… Нет уж, идиоткой выглядеть мне не хочется».

Но тем не менее, Иваницкая трубку сняла и приложила к уху. Ей хотелось, чтобы телефон оказался отключен, чтобы связь не сработала. Короче, ей хотелось переложить ответственность с себя на технику. Но техника на этот раз работала безупречно. Ровный спокойный гудок звучал возле самого уха Светланы, приглашая ее набрать номер.

Всего-то и дел – семь ударов пальцами по клавишам и на другом конце провода раздастся:

«Алло, я вас слушаю!»

И тут Иваницкая сделала то, чего никак от себя не ожидала. Номер-то она набрала, но не для того, чтобы позвонить, она ввела номер телефона Комбата в память аппарата и теперь при желании могла вызвать его простым нажатием одной клавиши. Рублев оказался занесенным в память под номером "1". Номеров 2, 3, 4 не существовало. После этого Светлана вздохнула с облегчением и даже промокнула ладонью, как ей казалось, вспотевший от предельного напряжения лоб.

«Лучшее средство похудеть, – рассмеялась она, – это влюбиться. Наверное, все-таки стоит мне взвеситься, хоть что-то, да порадует».

И тут Иваницкая приняла самое простое решение, придумала как именно ей забыть о переживаниях: нет ничего легче, чем просто войти в накатанную колею. За десять минут она успела сделать три звонка подругам, и две из них, несмотря на то, что был будний день, тут же согласились встретиться с ней в сауне.

Есть такие занятия, которые больше священнодействие, чем дела. К таким относятся посещение сауны, бассейна, спортивного зала. Особенно подкупает то, что собираются вместе исключительно или мужчины, или женщины. А значит, и разговоры можно вести специфические, не боясь обсуждать представителей или представительниц другого пола.

Недавно отремонтированное здание спортивного комплекса сияло чистотой и импортной плиткой. Иваницкую здесь хорошо знали – как-никак, дважды в неделю она приходила плавать в бассейне и минимум раз в неделю посещала сауну.

– Вас уже ждут, – улыбнулась ей пожилая женщина, сидевшая на контроле, и назвала номер кабинки.

Иваницкая, стуча каблучками, пошла длинным коридором, в котором причудливым образом чередовались таблички на дверях: «Туристическая фирма», «Парилка», «Закрытое акционерное общество», «Бойлерная», два филиала охранных структур и снова парилка, на этот раз с мокрым паром, из-за которой доносились возбужденные мужские голоса. Еще несколько дверей, и Иваницкая увидела нужный номер. Шагнула в предбанник и тут же увидела на вешалке два знакомых пальто, принадлежавших ее подругам. Дверь в парилку была плотно закрыта и ее появления никто не заметил.

Раздевалась Светлана медленно, так, как это делает любая желающая потянуть время женщина. Сняла три цепочки, браслет, перстень, аккуратно запаковала драгоценности в пластиковый пакет и опустила его на дно сумочки. Сунула ноги в легкие шлепанцы на пробковой подошве и, накинув на плечи простыню, вошла в парилку, которая тут же обожгла ее сухим раскаленным воздухом. Света было маловато, да и тот, что имелся, скрадывали темные доски лиственницы, которыми были обшиты пол, стены, потолок, ступеньки лежанки.

Ирина и Татьяна – подруги Иваницкой – были полной противоположностью друг друга. Ирина – блондинка, худая, с постоянно мрачным выражением на лице, а Татьяна – полная брюнетка, неизменно улыбающаяся. Обе они сидели на сложенных вдвое простынях, разомлевшие – Ирина, аккуратно собравшая волосы в косынку, завязанную на два узла на затылке, и Татьяна, которая расчесывала неимоверно