перешла ко мне. В данный момент он уже без пяти минут персидский царь, и жаловаться ему не на что.
В часы досуга - впрочем, разве можно это назвать досугом! - я допоздна засиживался с друзьями и мы беседовали на множество тем. В то время я особенно близко сошелся с Максимом. Все было снова как когда-то в Эфесе. Как всегда, он служил посредником между мною и богами. Мне особенно вспоминается один из таких вечеров, когда мне было даровано свыше судьбоносное откровение.
В тот вечер мы собрались на террасе парка, окружавшего дворец Дафны. Было тепло, нам открывался великолепный вид на Мраморное море, которое все искрилось k лучах полной луны. Деревья, кустарники - все было в цвету, и воздух наполняли ароматы. Вдалеке побережье моря окаймляли городские огни. В ночной тишине гулко звучали наши голоса, да еще время от времени слышались оклики часовых: 'Кто идет?'
Мне показалось, что Хормизд хочет поговорить со мною наедине, и я поманил его в дальний конец террасы. Здесь мы присели на парапет среди цветущих роз.
- Шапур не хочет войны, Август. - Греческий Хормизда оставляет желать лучшего; хотя он прожил среди нас почти всю жизнь, говорит он с сильным персидским акцентом.
- О том же толкуют и сингальские послы, - уклончиво ответил я и отбил пятками по парапету боевую дробь.
- Ты знаешь, как зовут тебя персы?
- Могу себе представить, - вздохнул я. Удивительно, какое наслаждение получают твои друзья, рассказывая, какие пакости говорят о тебе окружающие. Невольно вспомнишь тиранов прошлого, которые казнили каждого, кто осмеливался сообщить им дурные вести. Вспомнишь и позавидуешь!
- Тебя прозвали Молнией.
- Это потому, что я - посланец Зевса?
- Нет, из-за быстроты, с которой ты пересек Европу и захватил противника врасплох у Сирмия.
Мне это понравилось:
- Страх врага перед тобой - залог победы над ним.
- Они боятся Молнии.
- Но солдаты Констанция боятся Шапура, так что, выходит, мы квиты.
- Чтобы тебя умиротворить, они готовы на все, - перешел к делу Хормизд. - Мне передали… - он махнул сорванной розой, и я понял, что кроется за этим изящным жестом: я знал о его связях с оппозицией в Персии, - что Шапур готов отойти от границы и отдать тебе Месопотамию. Он сделает все, что ты пожелаешь, - почти все.
Несколько долгих мгновений мы с серьезным видом смотрели друг другу в глаза. Наконец я улыбнулся.
- Я не буду слушать послов, обещаю тебе.
- Я не имел это в виду, Август.
- Никаких послов. Никакого мира. Только война до победного конца. Клянусь тебе богами.
- Я верю тебе, государь. Благодарю, - доверительно проговорил он на своем ломаном греческом.
- И если боги будут на нашей стороне, я собственноручно короную тебя в Ктезифоне, а Шапур будет при этом…
- Подставкой для ног! - рассмеялся Хормизд, имея в виду отвратительный обычай персидских царей снимать с пленных правителей кожу и делать из нее подушки. Тут к нам на парапет подсел Претекстат. Хотя я высоко ценю его, подчас он меня тяготит: характер у него тяжелый, очень уж он угрюм и спесив. Тем не менее в вопросах религии мне без него не обойтись.
- Ну, как подвигаются наши дела? - задал я ему обычный вопрос.
- Кажется, Август, дела идут на лад, по крайней мере, хочется в это верить. Только на прошлой неделе моя жена посвятила сто константинопольских дам в таинства Гекаты…
- Замечательно! - Так оно и было. Хотя женщины редко обладают истинным религиозным чувством, они отличные миссионеры, так как настойчивы и прекрасно умеют обращать в свою веру. Недаром первые галилеяне потратили уйму времени, чтобы подольститься к рабыням, а те, в свою очередь, обратили хозяек. Сегодня даже в Риме сенаторы нередко страстно выступают в защиту старых богов, а между тем их дома полны галилеянками, распевающими галилейские песнопения.
- Претекстат, прежде чем отправиться на юг, я хочу доверить тебе важный пост.
- Какой пост, Август? - При всем его благородстве, у Претекстата на лице появилось напряженное выражение. Я уже заметил, так всегда бывает, когда человек рассчитывает на повышение.
- Если ты не против, я хотел бы назначить тебя проконсулом Греции. - Он, разумеется, был ни капельки не против и рассыпался в пространных благодарностях. Затем я дал ему поручение оказать всяческую помощь моему старому другу Проэресию и его племяннице Макрине.
Покончив с этим, я поднялся с парапета, обсаженного кустами роз, и, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, спустился по пологим ступенькам вниз. Как мало у меня времени на себя! Хотя главным предметом моих интересов всегда оставалась философия, я успел побывать и воином, и администратором, и законодателем… и все это профессии, не требующие значительных умственных усилий!
На нижней ступеньке, под сенью высокого кипариса, я увидел Максима. Устремив свой взор на луну, он держал в руке короткий магический жезл, который время от времени то поднимал вверх, то водил им вправо и влево. Тень от жезла при этом падала ему на лицо. В серебристых лучах луны оно казалось мертвенно- бледным.
- Что говорят небеса? - Я не вошел под сень дерева, чтобы не рассеять ненароком его чар. Несколько минут Максим не отвечал. Он продолжал внимательно рассматривать жезл, наклоняя его под разными углами.
- Все будет хорошо, - ответил он наконец, выйдя на свет. - Весь год предзнаменования благоприятны. Во всех твоих начинаниях тебя ожидает удача.
- Мы с тобой прошли большой путь, - сказал я, окидывая отсутствующим взглядом расстилавшиеся внизу город и море. Мысль о том, что весь мир, пусть даже на короткое время, отмеренное судьбой, принадлежит тебе, невольно внушает благоговейный страх. Вот почему я так спешу выполнить свое предназначение. Человеку отпущено ничтожно мало времени для того, чтобы оставить в этом безучастном к его появлению и уходу мире свой след, отпечаток своих чувств и мыслей, все, что сохранится после тебя, когда ты исчезнешь. Каждый день я твержу себе: весь земной мир у твоих ног, пользуйся этим и меняй его, но спеши, ибо ночь приходит чересчур быстро и ни одно дело еще никем не было доведено до конца - ни одно!
- Ты только что назначил Претекстата проконсулом Греции. - В который раз Максим проник в то, что всего лишь несколько секунд назад было известно мне одному. Неужели он обладает способностью читать мысли, подобно халдеям? Или, может быть, он узнает обо всем от своего гения-хранителя? Не знаю, как это ему удается, но он всегда угадывает не только состояния моего духа, но даже проведенные мною административные назначения!
Сегодня вечером я увидел нечто интересное. - Максим, взяв меня под руку, повел вдоль террасы к скамейке, обращенной к морю. Несколько небольших барок плыли в новую гавань, которую я строю севернее дворца; по воде до нас доносились гулкие голоса моряков, перекликавшихся с берегом. 'Счастливо им пристать'', - по привычке вознес я молитву Посейдону. Мы присели на скамью.
- Уже несколько недель все предзнаменования указывают: тебя… нас ждет великая победа. - Он указал
