буду лично наставлять тебя. Нам понадобится несколько часов в день. Жду тебя в моем доме сегодня вечером; - Слегка поклонившись, иерофант удалился.

После этой встречи мы стали видеться ежедневно, но мне так и не удалось узнать иерофанта ближе. Он не желал больше беседовать со мной ни на какие темы, не связанные с таинствами. В конце концов я оставил попытки его разговорить, приняв его таким, каков он есть, - не человек, а воплощенная связь со священным прошлым.

Мне нет нужды описывать празднества, которые предшествуют посвящению, - они известны каждому. Описывать сами таинства запрещено, поэтому отмечу лишь, что в тот год в элевсинских торжествах, к вящей скорби галилеян, участвовало больше людей, чем обычно.

Празднества длятся девять дней. В первый день стояла изматывающая духота. Было объявлено о начале праздников, и элевсинские святыни перенесли в Элевсиний - небольшой храм у подножия Акрополя, где хранится множество любопытных исторических реликвий, в частности, полная опись имущества, конфискованного у Алкивиада за то, что он осквернил таинства, воспроизведя однажды после запойной ночи на уличном перекрестке тайные обряды, которые совершает иерофант. Святыни хранятся в нескольких вазах, перевязанных красными лентами. Их переносят в Элевсиний во время главного шествия.

На второй день мы все выкупались в море; при этом каждый вымыл поросенка, которого купил, дабы принести в жертву. Я купался на Фалеронском побережье и чуть было не упустил поросенка, за которого отдал целых шесть драхм. Меня поразило зрелище: несколько тысяч человек купались в море, и у каждого в руках визжал поросенок.

На третий день совершается жертвоприношение; за ним следует долгая бессонная ночь.

Четвертый день посвящен Асклепию, его надлежит провести дома.

На пятый день начинается шествие от Дипилона в Элевсин.

Процессия представляет собой красочное зрелище. Впереди на деревянных носилках несут изображение бога Иакха, сына Деметры, которому посвящено шествие. Хотя до Элевсина следует идти пешком, многие зажиточные люди добираются туда на носилках. Я шел пешком. Мои телохранители ныли, но я был вне себя от восторга. На голове у меня был миртовый венок, а в руках священные ветви, перевязанные шерстью; кроме того, я по традиции нес в узелке на палке, перекинутой через плечо, новую одежду. Меня сопровождала Макрина.

День выдался пасмурный, и путешествие оказалось гораздо приятнее, чем обычно в это время года. Всего нас было около тысячи, не считая любопытствующих, среди которых собралось немало галилеян, безбожно нас ругавших.

Когда мы вышли в предместья Афин, Макрина указала мне на несколько старых зданий обочь дороги.

- Это самый знаменитый публичный дом в Греции, - сказала она, сияя от удовольствия, - 'Святилище Афродиты'. - Как известно, это святилище посещают люди со всего света; здесь они за плату наслаждаются со 'жрицами' и притворяются, будто это религиозный обряд. На самом деле это просто узаконенная массовая проституция; мало что может вызвать у меня большее отвращение.

- Перед самым этим 'святилищем' есть старый мост. Здесь те, кому предстоит посвящение в таинства, проходят первое испытание: на парапете моста сидят люди, лица которых закрыты капюшонами. В их обязанности входит напоминать сильным мира сего об их пороках и уязвлять их гордыню. Я утешался тем, что до меня по этому мосту прошли Марк Аврелий и Адриан. Если они пережили это унижение, я тоже смогу.

- Не бойся, ничего страшного не будет, - пыталась подбодрить меня Макрина. - Они все трусят перед Констанцием. - Однако я помнил, каким издевательствам подвергался здесь Адриан за любовь к Антиною - а ведь он был царствующим императором, а не каким-то там двоюродным братом, - и вступил на мост, обливаясь холодным потом.

Взгляды всех присутствующих были устремлены на меня. Люди с закрытыми лицами - их было не менее тридцати - только что отпустили какого-то чиновника и взялись за меня. Макрина крепко держала меня за руку; с бьющимся сердцем, потупив взор, я медленно пошел по мосту. Зазвучали громкие насмешки и страшные издевательства; сначала я пытался пропускать их мимо ушей, но потом вспомнил, что унижение - это важное испытание, которое необходимо пройти перед таинствами, чтобы очиститься от гордыни, и стал слушать. Обвиняли меня, в основном, во лживости и претенциозности. Оказывается, я не истинный философ, а дешевый позер. Я похожу на козла. Я трус и боюсь служить в армии (вот этого никак не ожидал!). Я ненавижу галилеян - это обвинение заставило меня поволноваться, но, к счастью, оно прозвучало лишь один раз. В конце концов, мои мучители были приверженцами истинной веры и не желали, чтобы кто-нибудь обратил мою неприязнь к галилеянам против меня.

Наконец мост остался позади. Испытание закончено. С чувством просветления и облегчения (как говорится, не так страшен черт, как его малюют) я пошел дальше, а рядом неустанно ворчала Макрина. Думаю, в тот день она обрушила на меня не меньше упреков, нежели люди на мосту, но все впустую - чем ближе становился Элевсин, тем больше все мои мысли занимало предстоящее посвящение, и ничто уже не могло смутить мой умиротворенный дух.

Когда наша процессия достигла цели, уже стемнело. Элевсин - маленький городок на берегу залива Сароникос, с побережья которого отлично виден остров Саламин. Подобно большинству городов, получающих доходы главным образом от приезжих, в Элевсине множество постоялых дворов и харчевен, а уличные торговцы повсюду пытаются всучить вам по баснословным ценам копии святынь. Можно лишь удивляться, как только сохраняет святость город, наводненный людьми, которые сделали обман приезжих источником своего существования! Я слыхал, что Дельфы в этом смысле еще хуже Элевсина, а в Иерусалим, который, как известно, ныне сподобился стать галилейским 'святым местом', лучше и не ездить.

Кругом было светло, как днем - на всех улицах города ярко пылали факелы. Хозяева гостиниц зазывали нас к себе переночевать, на каждом углу стояли люди и выкрикивали, где можно сытно поесть. Кое-кто даже предлагал посетить гетер. Это показывает, насколько порочны и развращены элевсинцы: кому-кому, а уж им-то ведомо, что в течение трех дней, которые вновь посвященные проводят в Элевсине, они должны поститься и хранить целомудрие, им запрещено прикасаться к мертвому телу или только что родившей женщине; кроме того, даже на следующий день после поста запрещено есть яйца и бобы.

Толпа увлекала нас с Макриной к месту совершения таинств. Если верить Гомеру, первоначально элевсинский храм стоял у подножия Акрополя, почти там же, где стоит и нынешний храм, называемый Телестрион. Этой ночью в честь великих таинств он был ярко освещен.

К храму проходят через ворота, которые еще величественнее, чем афинские. Стражники и жрецы, узнав новопосвящаемых по платью и тайным знакам, пропустили нас за оцепление. Ворота храма устроены таким хитроумным образом, что сквозь них можно увидеть лишь несколько шагов священного пути, далее Телестрион закрывает высокая глухая стена Плутониона - храма, построенного на том месте, где Персефона появилась из царства Аида.

С глазами, слезящимися от дыма факелов, мы с Макриной поднимались в гору по священному пути. По дороге мы остановились сначала возле Каллихорского провала. Меня охватил священный трепет, ибо это самое место описано еще у Гомера. Здесь когда-то боги спускались под землю, а элевсинки танцевали в честь Деметры. Вход в Аид находится на несколько ступенек ниже мостовой и отделан великолепным мрамором. Возле него священный источник. Омыв в нем руки, я познал всю глубину горя Деметры, и меня это так потрясло, что я едва не забыл заплатить жрице драхму за омовение.

Затем мы миновали Плутонион. Он выстроен в скалистой пещере на склоне Акропольского холма. Вязовые двери этого храма перед нами не открылись, но на жертвеннике из дикого камня возле его входа горел огонь.

Наконец мы подошлите длинной колоннаде Филена перед Телестрионом. За ее портиком, облицованным голубым мрамором, виднеется глухой фасад самого священного здания на земле. На свете есть храмы больше этого, есть красивее, но ни один не внушает такого благоговения, как Телестрион, ибо он служит святилищем чуть ли не с первых дней появления людей на земле и напоминает нам о том чудесном исчезнувшем мире, где боги, чье существование не подвергалось сомнению, жили среди нас, жизнь на земле была непритязательна, а люди бесхитростны.

Поскольку мы еще не были посвящены в таинства, в Телестрион нас не допустили. Возле колоннады к нам приблизились два жреца и повели в дом, где уже тысячу лет обитает род Эвмольпидов. Здесь нам