предсказывает будущее. Тебе она должна понравиться.
- А тебе, как видно, нет?
- Дело не во мне.
Тут к нам присоединились двое юношей, только что вышедшие из парильни. Один был высокого роста, хорошо сложен, держался он с большим достоинством. Другой, напротив, щуплый, с маленькими бегающими черными глазками и кривой ухмылочкой на губах. Когда они приблизились, сердце у меня так и упало: я понял, что меня узнали. Первым представился низкорослый.
- Меня зовут Григорий Назианзин, благороднейший Юлиан, а это - Василий. Мы оба из Каппадокии. В тот день, когда божественный Август приезжал в Макеллу, мы стояли в толпе и видели тебя.
- А здесь вы учитесь?
- Нет, мы едем учиться к Никоклу в Константинополь. Но Василий захотел остановиться в Никомедии, чтобы послушать лекции нечестивого Либания.
Василий мягко возразил:
- Либаний, конечно, не христианин, но лучше его учителя риторики в Никомедии нет.
- Василий не похож на нас с тобой, благороднейший Юлиан, - заметил Григорий, - очень уж он снисходителен к еретикам.
Так уж получилось, что Василий мне сразу понравился, а Григорий нет, видимо, из-за этого бесцеремонного 'мы с тобой'; он всегда был чересчур честолюбив. Со временем, впрочем, чувство неприязни к нему исчезло, и теперь мы трое - добрые друзья, хотя и расходимся в вопросах веры. С ними мне всегда было приятно общаться, и я по сей день с удовольствием вспоминаю нашу первую встречу; тогда я, как и они, был простым учеником, и со мною не было охраны, которая могла бы помешать нашей беседе. Перед тем как уйти, я обещал Оривасию сделать все от меня зависящее, чтобы вырваться к нему в Пергам. Григория с Василием я пригласил к себе на обед. Я решил, что Екиволий, наверное, одобрит это знакомство: оба они были ревностными галилеянами, а к политике относились равнодушно. Что касается Оривасия, то я инстинктивно понимал: его появление может встревожить Екиволия. Оривасий богат, бывал при дворе и вращался в высших кругах общества, а также вкусил от мирских радостей; словом, опальному принцепсу таких друзей лучше не иметь. Поэтому я решил пока что хранить свою дружбу с Оривасием в тайне, и это оказалось мудрым решением.
В январе 350 года мы с Екиволием получили разрешение на поездку в Пергам. Целых триста миль мы с охраной тряслись верхом по лютому морозу. Мы скакали, окутанные паром от своего дыхания, и помнится, мне пришло на ум, что все это напоминает передвижение войск в Германии или Сарматии: те же голые поля, обледенелые дороги, сумерки в полдень и бряцание солдатских доспехов в мертвой тишине. Как странно - я грезил наяву военной жизнью, хотя в те времена был от нее далек и занимался лишь философией и религией. Я подозреваю, что был рожден воином, а философа из меня сделали обстоятельства.
В Пергаме префект города устроил нам у городских ворот пышную встречу. Екиволий настаивал на том, чтобы нас поселили во дворце греческих царей, который был отдан в мое распоряжение, но префект дал понять, что в таком случае мне придется оплачивать все расходы по содержанию дворца. У ворот Пергама нас поджидал Оривасий. Он сделал вид, будто не знаком со мной, но тем не менее ему, как бывшему придворному, лестно оказать гостеприимство двоюродному брату императора, и Екиволий решил, что нам действительно будет удобнее принять приглашение Оривасия. В те времена Оривасий был намного богаче меня и часто выручал деньгами. Мы с ним были как братья.
С большим удовольствием Оривасий показывал нам свой родной город. Он знал, что я интересуюсь старинными храмами (хотя в те дни я еще не осознавал себя эллином), и несколько дней подряд мы бродили среди заброшенных храмов на Акрополе и на противоположном берегу реки Селина, которая течет через город. Уже тогда меня поразил унылый вид некогда священных зданий, которые теперь населяли только пауки и скорпионы. Один храм Асклепия еще поддерживался в пристойном виде, и то лишь потому, что Асклепион - центр интеллектуальной жизни города. Это целый комплекс зданий, обособленная территория, включающая в себя театр, библиотеку, гимнасий, портики, парк и, разумеется, сам круглый храм бога врачевания. Большинство этих зданий построено два столетия тому назад, в эпоху, когда архитектура достигла наивысшего расцвета.
В многочисленных проулках и внутренних двориках здесь всегда толпятся ученики. Учителя беседуют с ними, сидя в портиках, и у каждого есть свои последователи. К сожалению, когда мы подошли к портику, где обычно сидел Эдесий, его там не оказалось; нам объяснили, что он болен.
Что поделаешь? Как-никак ему уже за семьдесят, - сказал нам неряшливо одетый юноша, в котором легко можно было узнать неокиника. - Послушайте, а почему бы вам вместо этого не сходить на лекцию Прусия? Это просто высший класс, и вообще, Прусий - это же восходящая звезда философии! Сейчас я вас к нему отведу. - Но Оривасий с завидной твердостью вырвал нас из его объятий. Добродушно выругавшись, поклонник Прусия отстал, и мы повернули назад, на агору.
Это способ существования многих учеников, - объяснил мне его назойливость Оривасий. - Они вербуют новичков для своего учителя, а тот за это платит им с головы. - Обогнув старый театр, мы свернули в узкий переулок, и Оривасий указал нам на небольшой дом:
- Здесь живет Эдесий.
Я послал одного из моих телохранителей узнать, не примет ли меня хозяин дома. Нам пришлось долго ждать, прежде чем дверь отворилась и на пороге появилась толстая старуха с роскошной седой бородой и колючими усами. Она твердо заявила:
- К нему нельзя.
- А когда он сможет нас принять?
- Может, и никогда, - ответила она и захлопнула дверь.
- Это его жена, - рассмеялся Оривасий. - Как видите, очаровательная внешность не всегда свидетельствует о кротком нраве.
- Но я обязательно должен его увидеть.
- Ничего, мы это как-нибудь устроим. А пока я припас для тебя на вечер кое-что интересное.
Этим 'кое-чем интересным' оказалась женщина-философ Сосипатра. Ей было тогда уже за сорок, но выглядела она значительно моложе - высокого роста, несколько полновата, но все еще свежа и прекрасна.
Как только мы переступили порог дома Сосипатры, она вышла нам навстречу и сразу же направилась ко мне со словами приветствия, хотя никто ей меня не представил.
- Добро пожаловать, благороднейший Юлиан, и ты, Екиволий. Оривасий, твой отец передает тебе привет.
Оривасий растерялся, и немудрено: ведь его отца уже три месяца как не было в живых! Однако Сосипатра говорила вполне серьезно.
- Я только что с ним беседовала. Он в полном здравии и находится в третьей дуге Гелиоса, под углом в сто восемьдесят градусов к свету. Он советует тебе продать усадьбу в Галатии - не ту, где кедровая роща, а другую, с каменным домом. Входи же, благороднейший принцепс. Сегодня ты хотел встретиться с Эдесием, но его жена не пустила тебя. Тем не менее через несколько дней мой старый друг тебя примет. Сейчас он нездоров, но скоро поправится. Святой человек! Ему еще отпущено четыре года жизни.
Слова Сосипатры потрясли меня до глубины души. Она крепко взяла меня за руку и повела в обеденный зал, стены которого были расписаны изображениями таинств Деметры. Для нас там были приготовлены ложа, а для Сосипатры кресло. Рабы помогли нам разуться, омыли ноги, и мы возлегли за стол.
- Вам известна прекрасная история об Эдесии и его отце? Нет? Она очень поучительна. Отец Эдесия был торговцем и хотел, чтобы сын пошел по его стопам, но сначала он отправил его учиться в Афины. Вернувшись, Эдесий заявил отцу, что не сможет заниматься торговлей, так как он предпочитает быть философом. В ярости отец выгнал Эдесия из дома с криком: 'Ну, и какой тебе прок теперь от твоей философии?', на что тот ответил: 'Она научила меня чтить отца, даже если он выгоняет меня из дому'. С той минуты Эдесий с отцом стали добрыми друзьями.
