Глаша вам наливочки поднесет... Заодно и подсчитаем, какая сумма для ремонта надобна, и новости обсудим, и про школу поговорим...

Отец Евлампий неожиданно остановился и строптиво вздернул жидковатую бороду. Вид у него сделался воинственный и вместе с тем удивленный, но глаза почему-то воровато вильнули в сторону, устремившись поверх левого плеча княжны на замшелую статую Геракла, торчавшую из кустов. По грудь утонувший в сирени мраморный богатырь из-за игры света и тени казался живым, напоминая бородатого голого разбойника, притаившегося в ожидании неосторожных путников.

— Не желаю я, матушка, про школу разговаривать, — заявил отец Евлампий, чувствуя себя не в своей тарелке. Отправляясь сюда, он очень надеялся, что княжна пожалеет старика и из уважения к его сану не будет касаться этого скользкого предмета. Действительность, однако, развеяла его надежды: княжна умела твердо вести дела, и батюшка отлично понимал приказчиков и управляющих, которые, бывало, выбегали от молодой хозяйки в слезах. — Чего про нее говорить? — продолжал он, поневоле впадая в сварливый тон. — Завела себе игрушку, так и играй, я тебе не препятствую.

— Ой ли? — спросила княжна, и батюшка мысленно закряхтел. — А кто давеча на проповеди про книжки бесовские говорил, в коих демоны нарисованы?

Теперь отец Евлампий закряхтел вслух. Действительно, обращаясь к прихожанам с проповедью, он не удержался и пылко прошелся по бесовским книжкам с изображениями демонов, чем поверг свою благодарную аудиторию в дрожь и смятение.

Речь шла об учебнике естественной истории и древних ящерах, изображения которых оказали сильное влияние на впечатлительную натуру отца Евлампия. Батюшка чувствовал, что изрядно перегнул палку, тем более что проповедь была им произнесена в состоянии приятного возбуждения, вызванного некоторым количеством вишневой наливки, принятой, как говорится, для куражу. Вот и покуражился... И перед Господом согрешил, и перед княжной неловко.

— А будто не демоны, — огрызнулся он. — Зубищи, как кинжалы, рога, когти, хвосты, а у иных еще и крылья... Как есть демоны.

— Не притворяйтесь, батюшка, — строго сказала княжна. — Никакие это не демоны, и вам это отлично известно. Кости этих ящеров во всех научных музеях стоят, и каждый год люди новые скелеты находят. Что-то я не слышала про скелеты демонов, хранимые в церковных сокровищницах!

— Не демоны, так порождения дьявола, — не сдавался отец Евлампий, которому не хотелось признаваться, что он попросту сболтнул лишнее на проповеди. — Разве стал бы Господь с этакой пакостью возиться?

— Но ведь все сущее создано Господом, разве нет? — с удивлением заметила княжна, и отец Евлампий почувствовал, что его вот-вот припрут к стенке. — Возьмите, к примеру, крокодила. Это такой же ящер, как те, которых вы видели в книге. Он живет в жарких странах, подстерегает добычу, и наука не знает ни одного случая, когда крокодил убоялся бы молитвы, крестного знамения или святой воды. Это такая же Божья тварь, как и все остальные.

— Не знаю, — сказал отец Евлампий. — Сроду я этого твоего крокодила не видал, разве что на картинках. Может, его и вовсе нету.

— А хотите, я выпишу из Петербурга чучело и подарю вам? — лукаво предложила княжна.

Отец Евлампий перекрестился и на всякий случай придал лицу скептическое выражение.

— А кто его знает, из чего это чучело сделано?

— Тогда живого, — предложила княжна. — Посадите его на цепь во дворе, будет он вам дом стеречь. Правда, лаять он не умеет, зато как кусается! Вот и будете тогда проповеди читать про то, как вы молитвами демона смирили и на цепь приковали.

— Не богохульствуй, — одернул княжну отец Евлампий и, не удержавшись, ухмыльнулся — подвело живое воображение.

— А вы тогда перестаньте детишек от школы отваживать, — заявила княжна. — Учение, батюшка, истинной вере не помеха, а поддержка. А что наука порой противоречит глупостям, кои священники с амвона произносят, так в этом не наука виновата. Кто же вам, отец Евлампий, велит на грабли наступать? То-то, что никто! А коли наступаете, так нечего на науку пенять, лучше под ноги смотрите.

— Гляди-ка, матушка, — сказал отец Евлампий, — на мои проповеди ты не ходишь, а сама мне цельную проповедь прочла.

— Так ведь, батюшка, коли все ваши проповеди такие, как вчерашняя, на них и ходить незачем, — отрезала княжна хорошо знакомым тоном. С такими же интонациями говаривал, бывало, покойный князь Александр Николаевич, и происходило это по большей части тогда, когда его окончательно утомляла глупость собеседника. Отец Евлампий с самого начала знал, что не прав, да и дело, которое привело его в усадьбу княжны, требовало смирения и кротости.

— Ну прости, матушка, — сдался он. — Ненароком вышло — про ящеров-то. Уж больно они страховидные, вот меня бес и попутал.

— И напрасно, — сказала княжна. — Ящеры — они давно вымерли, их бояться незачем. Люди пострашнее.

— Возлюби ближнего своего, — напомнил отец Евлампий.

— Пытаюсь, — ответила княжна.

Несколько позже, отведав вишневой наливки, которую умели приготавливать в имении княжны Вязмитиновой, и заново обретя пошатнувшееся во время беседы душевное равновесие, отец Евлампий будто бы невзначай поинтересовался, не сохранились ли в княжеской библиотеке какие-нибудь старинные рукописи.

— Рукописи? — княжна озадаченно заломила бровь. — Какие именно рукописи вас интересуют, батюшка?

— Старинные рукописи, — повторил отец Евлампий. — Вроде летописей или, скажем, семейных хроник. Ведомо мне, матушка, что князь Александр Николаевич, царствие ему небесное, слыл великим охотником до таких вещей.

— А вам-то они зачем понадобились? — удивилась княжна. — Вот не знала, что вы к чтению пристрастились! Ведь это же не Священное Писание!

— Видишь, матушка, какая история, — сказал отец Евлампий, смущаясь оттого, что вынужден лгать, — француз книги церковные пожег, да и кроме них много чего... Словом, никакого порядка в хозяйстве не осталось, а надобно, чтобы порядок был. Архиерей меня давеча бранил, да и самому совестно. Да и любопытно что-то мне сделалось, как до нас люди жили. А то спросит иной: как оно, мол, батюшка, в старые-то времена было? — а мне и сказать нечего, и молчать нельзя. Вот и вру, что на язык подвернется, а нетто это дело? Да еще ты, матушка, со своей школой... Я, по своему слабому разумению, одно говорю, а ты — другое... Ну, коли разговор о Слове Божьем идет, так тут ты меня не собьешь, а с ящерами твоими, к примеру, видишь, какая оказия вышла.

Он замолчал, не зная, что еще сочинить, и чувствуя, что напрасно приплел насчет архиерея. Разговор у архиерея действительно шел о старинных рукописях, и тот действительно советовал отцу Евлампию обратиться к княжне, но вовсе не для того, чтобы расширить кругозор. Княжна же, известная всей округе своей решительностью, запросто могла отправиться к архиерею, дабы вступиться за отца Евлампия, и вот тогда завравшийся батюшка действительно мог получить от начальства.

К тому же отца Евлампия сильно смущало выражение лица Марии Андреевны, свидетельствовавшее о том, что княжне поведение батюшки кажется странным, а речи — не вполне убедительными.

— Уж и не знаю, батюшка, чем вам помочь, — произнесла наконец княжна. — Нашей-то библиотеке от француза тоже досталось. Знаете ведь, что здесь, в имении, творилось... Дедушкины записки чудом уцелели, а рукописи старинные, летописи — вряд ли, вряд ли... Да и не было их у нас — ну, почти не было. Тем более таких, кои помогли бы вам в церковных книгах порядок навести. А ежели просто для интереса... Не знаю, право. Таких летописей, в коих про древних ящеров говорится, наверное, вам нигде не сыскать, потому что в те времена людей еще на свете не было, чтоб летописи писать.

— Ну прости, матушка, — сказал отец Евлампий, довольный тем, что его не поймали на лжи, и слегка раздосадованный неудачей. — Не серчай. Как говорится, за спрос денег не берут.

— Да что вы, отец Евлампий! — улыбнулась княжна. — Это вы меня простите, что помочь вам не могу. Однако же, коли будет у вас время и желание, милости прошу в мою библиотеку. Сами посмотрите, что вам