возразила княжна. — Да и как узнать, есть у тебя талант или нет, если вовсе не браться за перо? Впрочем, сударь, бог с ними, со стихами. Сами прочтете, когда захотите.

— Когда напишу что-нибудь, что не стыдно прочесть хотя бы себе самому, — мрачновато поправил Берестов.

— Вы слишком строго себя судите. А вдруг ваша скромность мешает миру узреть настоящего гения?

Ну не хмурьтесь, не надо. Не хотите о стихах? Извольте. Так как же в таком случае вы коротаете бессонные ночи? Читаете, наверное?

— Читаю, — сказал Берестов, — думаю... Иногда выхожу на балкон, иногда брожу по улицам.

— Не по здешним улицам, надеюсь? — перебила княжна. — Ночной Петербург достоин восхищения, но в Смоленске по ночам бывает опасно.

— Я этого не заметил, — возразил Берестов, и княжна подумала, что этот человек, да еще и в задумчивости, может не заметить идущего с ним рядом розового слона в зеленый горошек. — Впрочем, — продолжал племянник градоначальника, — позапрошлой ночью мне почудилось, будто за мной кто-то крадется. Но это, вернее всего, была кошка. Стоило мне оглянуться, как эта тварь исчезла без следа.

— Кошка? — с сомнением повторила княжна. — Не знаю, не знаю. Право, Алексей Евграфович, вы можете счесть меня несовременной, провинциальной и даже глупой, но в данном случае я целиком на стороне вашего дядюшки. Вам все-таки следует соблюдать осторожность. Здесь не Петербург.

— Да, я слышал, что в лесу на вас напали разбойники, — кивнул Берестов, — но как-то не могу воспринять этого всерьез. Разбойники — это что-то из Шарля Перро. И потом, вы — княжна и грабить вас имеет смысл. А что возьмешь с меня? При мне редко бывает больше пяти рублей.

— Пять рублей! — воскликнула Мария Андреевна. — Вот и говорите мне после этого о равенстве и братстве. Да вас зарежут за копейку, а пять рублей — это же целое состояние!

Берестов спросил у нее разрешения и закурил еще одну сигару. Курил он неумело, и сигара скорее делала его смешным, чем добавляла солидности.

— Бог с вами, сударыня, — сказал он, — вы меня уговорили, напугали и вообще все, что хотите. Обещаю вам отныне быть осторожным и не гулять по улицам без десятка конных драгун за спиной. Думаю, дядюшке не составит труда уладить вопрос о вооруженном эскорте.

Они немного посмеялись на эту тему; потом внизу стукнула входная дверь, и даже во втором этаже отчетливо послышались знакомые восклицания вернувшегося со своей прогулки немца, обожавшего подшучивать над прислугой. Княжна посмотрела в окно и увидела, что на дворе уже стемнело; Берестов одновременно с нею посмотрел на часы и, хлопнув себя по лбу, вскочил с кресла. Рассыпавшись в извинениях за свой затянувшийся визит, племянник градоначальника засобирался восвояси.

— Я велю заложить коляску, — сказала княжна. — На улице тьма кромешная, вам не стоит идти пешком.

— Десятый час, — возразил Берестов, — пустяки. Мне будет полезно немного размять ноги перед сном. К тому же я обещал вам быть осторожным.

— А сами отправляетесь на ночь глядя один и даже от экипажа отказываетесь. Послушайте, возьмите хотя бы пистолет!

— Вы шутите, сударыня. Мы с оружием взаимно не переносим друг друга.

— Но это же совсем просто! — воскликнула княжна, снимая с крюков пистолет. — Взгляните, надо всего лишь взвести курок — вот так, — и...

— Вы не поняли, — мягко отводя в сторону ее руку с миниатюрным дуэльным «лепажем», возразил Берестов. — Я умею обращаться с оружием и даже недурно стреляю в цель. Однако никакая сила на свете не заставит меня выстрелить в живого человека, каким бы негодяем он ни был.

— Научитесь, — внезапно помрачнев, сказала княжна.

— Сомневаюсь, — твердо ответил Берестов.

— Эх, вы, революционер, — вздохнула Мария Андреевна и, поняв, что спорить бесполезно, повесила пистолет обратно на крючья, испытывая при этом странное смущение, словно была в чем-то не права.

Где-то в четвертом часу пополудни бечева, змеившаяся по полу и уходившая одним концом в непроглядную темень, а другим — в котомку на плече Еремы, вдруг задергалась, заходила из стороны в сторону, как леска с попавшимся на крючок сомом. Ерема поспешно сжал ее в кулаке, пока от бешеных беспорядочных рывков не размотался лежавший в котомке клубок.

— Во, дергает, леший, — сказал он с неодобрением и резко потянул бечеву на себя. Рывки и подергиванья мгновенно прекратились. — И чего дергает? Видать, случилось что-то.

— Ну так сходи к нему и узнай, что там стряслось, — раздраженно отозвался Хрунов, который в это время обследовал подозрительную трещину в стене. Отковырнув при помощи кинжала изрядный кусок штукатурки, он не обнаружил под нею ничего, кроме набивших оскомину кирпичей, откликнувшихся на его стук глухим непроницаемым звуком.

Ерема взял второй фонарь и убежал, тяжело бухая огромными косолапыми ступнями. Проводив его взглядом, Хрунов поднял руку, намереваясь продолжить обстукиванье стен, но тут же бессильно опустил ее. Он был здоров и бодр физически, но его дух уже не первый день пребывал в подавленном состоянии. Бесконечные подземные ходы и коридоры, перепутанные, как бабушкино вязанье, попавшее в лапы игривого котенка, давили на психику, навевая мрачные мысли. Хрунов уже начал подумывать, что вряд ли стоило бежать с каторги, дабы заживо замуровать себя в этих пыльных, воняющих плесенью подземельях. Бывший поручик дошел до того, что стал завидовать Ереме, которого такие мысли не посещали.

Огромная каменная махина древнего кремля была несоизмерима с двумя человечками, которые копошились внутри нее, как два жука в титанической куче навоза, и задача, которая с самого начала не выглядела легкой, теперь стала казаться Хрунову невыполнимой. Добиться успеха в этом непосильном деле можно только благодаря слепому везению, а везение что-то не приходило. Хрунов все чаще задумывался о том, что совершил ошибку, впутавшись в поиски клада, который мог вообще не существовать! Подумаешь, летопись! С тех пор, как была написана летопись, клад могли сто раз найти и присвоить — предки той же княжны Вязмитиновой, к примеру, или кто-то из князей Голицыных, вотчиной которых Смоленск был на протяжении многих веков, или вообще кто угодно. И потом, в летописи не было сказано, что казна Ивана Грозного спрятана именно в Смоленском кремле. Церковники действовали на ощупь, рассылая своих разведчиков во все концы матушки-России.

Хрунов вынул из кармана кожаный портсигар, выбрал из него тонкую сигарку и закурил, задумчиво оглядывая мощные стены в пятнах отвалившейся штукатурки. Да, в старину умели строить, и прятать тоже умели, так что вожделенный клад запросто мог оказаться не где-то впереди, а сзади, в уже обследованных поручиком коридорах, — лежал себе, надежно замурованный в каменной нише, отделенный от коридора такой толщей кирпича и известки, что его невозможно обнаружить никаким выстукиваньем. При таких условиях на поиски можно было потратить месяцы, годы, а то и всю жизнь и умереть от старости в этих пыльных каменных кишках, так ничего и не найдя...

Это была минутная слабость, и Хрунов терпеливо пережидал ее, сидя на корточках и выпуская дым в тускло освещенный фонарем сводчатый потолок. Он знал, что по собственной воле ни за что не откажется от поисков. Знал он и то, что, ввязавшись в это дело, обрек себя на пожизненную муку, избавить от которой его мог только найденный клад. В противном случае он так и умрет, гадая, было в подземелье сокровище или нет.

Поручик успел выкурить сигарку почти до самого конца, прежде чем вернулся Ерема, бегавший узнать, что стряслось у щербатого Ивана. Оказалось, что ничего особенного не стряслось: просто немец, которого с утра что-то не было видно, все-таки пришел и теперь, по словам Ивана, находился где-то под северной башней.

— Опять под северной, — сказал Хрунов, задумчиво глядя мимо Еремы. — Как медом ему там намазано. С чего бы это, а? Может, он что-то знает, чего не знаем мы?

Ерема пожал могучими плечами. Сказать ему было нечего, да Хрунов и не нуждался в его ответе.

— А славно было бы, если бы этот пес-рыцарь действительно что-то знал, — мечтательно продолжал поручик. — Тогда бы он мигом вывел нас на золотишко. Хуже, если он работает, как мы — наугад. Тогда, следя за ним, мы попусту тратим время.

— А чего — время? — отважился вставить Ерема. — Подумаешь, время! Щербатому все одно делать