– Пошли вы к черту, – сказал Грин и бросил трубку. Трудное дело быть полицейским. Никогда не знаешь, кого можно топтать ногами, а кого нет.

Разбитый участок дороги от шоссе до поворота у холма колебался в раскаленном от полуденной жары воздухе. Кусты, разбросанные вокруг на выжженной земле, уже были выбелены гранитной пылью. От них несло чем-то тошнотворным. Веял горячий едкий ветерок. Я снял пиджак и закатал рукава, но дверца так нагрелась, что на нее нельзя было положить руку. Под дубом истомленно дремала лошадь на привязи. На земле сидел загорелый мексиканец и что-то ел из газеты. Перекати-поле лениво прошуршало через дорогу и уткнулось в обломок гранита, а сидевшая на камне ящерица исчезла, словно ее и не было.

Затем я обогнул холм. Здесь начался гладкий асфальт и другая страна.

Через пять минут я подъехал к дому Уэйдов, поставил машину, прошел по мощеной дорожке и позвонил в дверь. Открыл ее сам Уэйд, в коричнево-белой клетчатой рубашке с короткими рукавами, светло-голубых джинсах и домашних туфлях. Он загорел и выглядел хоть куда. На пальце у него было чернильное пятно, а на носу след сигаретного пепла.

Он провел меня в кабинет и уселся за письменный стол. На нем лежала толстая стопа желтой бумаги, вся исписанная. Я повесил пиджак на стул и сел на диван.

– Спасибо, что приехали, Марлоу. Выпьете?

У меня на лице появилось выражение, какое бывает, когда вам предлагает выпить алкоголик. Я сам это почувствовал. Он ухмыльнулся.

– Я пью кока-колу, – сообщил он.

– Понятливый вы, – сказал я. – Мне тоже сейчас не хочется. Выпью с вами кока-колы.

Он нажал на что-то ногой, и вскоре появился Кэнди. Вид у него был угрюмый. На нем были голубая рубашка, оранжевый шарф и никакой белой куртки.

Двухцветные черно-белые туфли, элегантные габардиновые брюки с высокой талией.

Уэйд велел принести кока-колу. Кэнди пристально взглянул на меня и удалился.

– Книга? – спросил я, указывая на исписанную кипу.

– Ara. Дерьмо.

– Да ладно вам. Сколько сделали?

– Почти две трети накропал. Чертовски мало. Слыхали, откуда писатель узнает, что он выдохся?

– Ничего про писателей не слыхал. – Я набил трубку.

– Когда начинает для вдохновения перечитывать свою прежнюю писанину.

Это точно. Здесь пятьсот страниц на машинке, больше ста тысяч слов. У меня книги толстые. Читатель любит толстые книги. Эти кретины думают, чем больше слов, тем лучше. Не решаюсь перечитать. И наполовину забыл, что я там насочинял. Просто боюсь взглянуть на собственную работу.

– А выглядите хорошо, – заметил я. – Прямо не верится. Вы, оказывается, сами не знали, какая у вас сила воли.

– Сейчас мне нужна не сила воли. Мне нужно такое, чего волей не добьешься. Вера в себя. Я писатель-неудачник, который потерял веру. У меня прекрасный дом, прекрасная жена и прекрасная репутация на книжном рынке. Но ни самом деле я хочу одного – напиться и забыть.

Он потер рукой подбородок и уставился перед собой.

– Эйлин говорит, я пытался застрелиться. Это правда?

– А вы не помните? Он покачал головой.

– Ни черта, помню только, что упал и разбил голову. А потом очнулся в постели. И вы рядом. Эйлин что, позвонила вам?

– Ara. Она вам не сказала?

– Она всю неделю не слишком разговорчива. Наверно, ей уже вот докуда дошло. – Он приставил ладонь к подбородку. – Спектакль, который Лоринг здесь устроил, тоже сыграл свою роль.

– М-с Уэйд сказала, что ей это все равно.

– А что ж она еще может сказать? Между прочим, это все выдумки, но она, наверно, мне не верит. Этот парень патологически ревнив. Стоит посидеть с его женой за выпивкой в уголке, немножко посмеяться, поцеловать ее на прощанье, как он тут же решает, что вы с ней спите. А причина в том, что он сам с ней не спит.

– Что мне нравится в Беспечной Долине, – заметил я, – так это, что все здесь живут благополучной, нормальной жизнью.

Он насупился. Тут открылась дверь, вошел Кэнди с двумя бутылочками кока-колы и налил стаканы. Один он поставил передо мной, не удостоив меня взглядом.

– Ленч давай через полчаса, – сказал Уэйд, – а где у нас белая куртка?

– Выходной у меня, – ответил Кэнди с каменным лицом. – Я не кухарка, босс.

– Ничего, обойдемся холодной закуской или сандвичами с пивом, – сказал Уэйд. – У кухарки тоже выходной, Кэнди. А у меня друг пришел на ленч, – Думаете, что он вам друг? – презрительно осведомился Кэнди. – Жену свою спросите. Уэйд откинулся в кресле и улыбнулся.

– Придержи язык, малыш. Тебе у нас неплохо живется. Часто я прошу одолжений, а?

Кэнди смотрел в пол. Через секунду поднял голову и усмехнулся.

– Ладно, босс. Надену куртку. Наверно, будет ленч. Он бесшумно повернулся и вышел. Уэйд смотрел, как за ним закрывается дверь. Пожав плечами, взглянул на меня.

– Раньше мы их называли прислугой. Теперь зовем помощниками по хозяйству. Интересно, когда мы начнем подавать им завтрак в постель. Слишком много я ему плачу. Избаловался.

– Платите за работу или за что-то еще?

– За что, например? – резко бросил он.

Я встал и передал ему сложенные желтые листы, – Прочтите-ка. Очевидно, вы не помните, что просили меня это разорвать.

Они были на машинке, под футляром.

Он развернул желтые странички, откинулся и стал читать. В стакане шипела нетронутая кока-кола. Читал он медленно, хмуро. Дойдя до конца, снова сложил листки и провел пальцем по краю.

– Эйлин это видела? – осторожно спросил он.

– Не знаю. Возможно.

– Бред какой, верно?

– Мне понравилось. Особенно про то, что из-за вас умер хороший человек.

Он снова развернул бумагу, злобно разодрал ее на длинные полоски и швырнул в корзину.

– В пьяном виде можно написать и сделать что угодно, – медленно произнес он. – Все это глупость. Кэнди меня не шантажирует. Он ко мне привязан.

– Может, вам лучше опять напиться. Вспомнили бы, о чем речь. И вообще, вдруг много что вспомнили бы. Мы уже об этом говорили – в ту ночь, когда раздался выстрел. Вероятно, секонал отшиб вам память. Но рассуждали вы вполне трезво. А теперь притворяетесь, что не помните, как сочинили эту штуку. Неудивительно, что вы не можете написать свою книгу, Уэйд.

Удивительтно, как вы вообще живете.

Он потянулся вбок и открыл ящик стола. Его рука, пошарив там, вынырнула с чековой книжкой. Он открыл ее и достал ручку.

– Я должен вам тысячу долларов, – спокойно сказал он. Сделал запись в книжке. Потом на втором листке. Вырвал чек, обошел вокруг стола и бросил его передо мной. – Теперь все в порядке?

Я откинулся, глядя на него, не притронулся к чеку и не стал отвечать.

Лицо у него было напряженное и измученное. Запавшие глаза ничего не выражали.

– Вероятно, вы думаете, что я ее убил и подставил Леннокса, – медленно сказал он. – Она и вправду была потаскуха. Но женщине не разбивают голову просто за то, что она потаскуха. Кэнди знает, что я у нее бывал. Самое смешное – я думаю, что он не скажет. Могу ошибаться, но так мне кажется.

– Это неважно, – сказал я. – Друзья Харлана Поттера его и слушать бы не стали. Кроме того, ее убили не этой бронзовой штукой. Ей прострелили голову из ее собственного револьвера.

– Может, у нее и был револьвер, – произнес он отрешенно. – Но я не знал, что ее застрелили. Об этом не писали.