все выяснить у меня. В тот момент я отдыхала и к телефону не подходила. Морнингстар обещал перезвонить. Сын передал этот разговор мисс Дэвис, а та — мне. Я велела ей позвонить перекупщику. Просто так, из любопытства.
Она отпила из бокала, пошарила в поисках носового платка и хрюкнула.
— Почему вам было любопытно, миссис Мердок? — спросил я, просто чтобы что-то спросить.
— Будь Морнингстар настоящим специалистом, он бы знал, что эта монета не продается. В завещании моего мужа, Джаспера Мердока, особо оговорено, что, пока я жива, ни одну монету из его коллекции нельзя продавать, давать взаймы или закладывать. А также выносить из дому — за исключением тех случаев, когда опасность, угрожающая дому, требует выноса коллекции, да и то в присутствии доверенных лиц. Мой муж, — она мрачно улыбнулась, — судя по всему, считал, что при его жизни я недостаточно интересовалась его металлическими кружочками.
За окном светило солнце, цвели цветы, пели птицы. Слышно, как по улице проносятся машины. В темной комнате, где сидела женщина с боксерской челюстью и пахло портвейном, все казалось каким-то ненастоящим. Я качал закинутой на колено ногой и ждал.
— Я говорила с мистером Морнингстаром. Полное имя Элиша Морнингстар, его контора находится в Белфонт-билдинг на Девятой улице, в центре Лос-Анджелеса. Объяснила, что коллекция Мердока не продается, никогда не продавалась и — пока я жива — продаваться не будет. Я удивилась, что он этого не знает. В ответ он что-то промямлил, а потом спросил, можно ли посмотреть монету. Я сказала: конечно, нет. Он довольно сухо извинился и повесил трубку. Судя по голосу, он немолод. Тогда я пошла наверх посмотреть монету сама, чего я за последний год не делала ни разу. Но в запертом несгораемом шкафу монеты не оказалось.
Я промолчал. Она опять наполнила бокал и забарабанила толстыми пальцами по ручке шезлонга:
— Можете себе представить, что мне пришло на ум в тот момент.
— Очевидно, звонок мистера Морнингстара. Кто-то предложил ему купить монету, а он знал либо догадывался, откуда она. Ведь монета как-никак антикварная.
— Такая монета — большая редкость. Да, вы правы. Именно это я и подумала.
— Кто ее мог украсть? — спросил я.
— Любой из живущих в доме, причем без особого труда. Ключи у меня в сумке, а сумка валяется где попало. Ничего не стоило забрать ключи, открыть комнату и шкаф, а потом подложить их обратно. Постороннему сделать это нелегко, а из домашних монету мог украсть кто угодно.
— Понятно. Скажите, пожалуйста, миссис Мердок, как вы установили, что монету взяла именно невестка?
— Видите ли… вообще-то улик у меня нет. Но я в этом не сомневаюсь. Три женщины из прислуги в доме уже очень давно, гораздо раньше, чем я вышла замуж за мистера Мердока, а это случилось семь лет назад. Садовник никогда в дом не заходит. Шофера я не держу: меня возит либо сын, либо секретарша. Сын монету не брал, во-первых, потому, что он все-таки не настолько глуп, чтобы красть у собственной матери, а во-вторых, возьми он ее, ему ничего не стоило бы помешать моему разговору с Морнингстаром. Мисс Дэвис? Исключено! Не тот человек. Тихоня. Стало быть, Линда. Такие, как она, могут сделать это просто назло, я уже не говорю обо всем остальном. Сами знаете, что за народ в ночных клубах.
— Разный народ — как и везде, — отозвался я. — Значит, следов взлома не обнаружено. Это понятно: профессионал, решивший выкрасть одну и очень ценную монету, будет работать аккуратно. И все же, может быть, есть смысл осмотреть комнату?
Она выставила челюсть, жилы на шее вздулись как канаты:
— Я же сказала вам, мистер Марло, что дублон Брешера взяла моя невестка, миссис Лесли Мердок.
Я уставился на нее, а она — на меня. Взгляд у нее был тяжелый, как кирпичи на дорожке ее сада. Я отвел глаза и сказал:
— Предположим, так оно и есть, но что вы тогда хотите?
— Во-первых, монету. Во-вторых, развод для сына. И платить я ей не собираюсь. Полагаю, вы знаете, как это устроить.
Допила очередную порцию портвейна и грубо рассмеялась.
— Слышал краем уха, — сказал я. — Говорите, ваша невестка не оставила своего нового адреса? И вы понятия не имеете, куда она делась?
— Именно так.
— Бесследно исчезла? Может, ваш сын что-то знает и не говорит вам? Надо будет повидать его.
Грубые черты ее большого серого лица стали еще грубее.
— Мой сын ничего не знает. Не знает даже, что украден дублон. И хорошо, что не знает. Со временем дойдет очередь и до него. А пока оставим его в покое. Он сделает ровно то, что я захочу.
— Он не всегда был таким покладистым.
— Его брак, — с раздражением сказала она, — был результатом минутного увлечения. В дальнейшем он старался вести себя как джентльмен. На этот счет у меня нет сомнений.
— В Калифорнии, миссис Мердок, как известно, не бывает минутных увлечений.
— Молодой человек, вы хотите работать на меня или нет?
— Хочу, если от меня не будут ничего скрывать и дадут вести дело так, как я сочту нужным. И не хочу, если вы будете придумывать бесконечные правила и оговорки, которые только мешают и сбивают с толку.
— Это деликатное семейное дело, мистер Марло, — хрипло рассмеялась она, — и его надо вести с тактом.
— Если вы меня нанимаете, то можете рассчитывать на мой такт. Если же вы считаете, что я недостаточно тактичен, то, может, лучше вообще меня не нанимать. Вы, например, как я понимаю, не хотите засадить вашу невестку за решетку. На это у меня, по-вашему, не хватило бы такта, верно?
Она побагровела и разинула пасть, собираясь завопить. Потом передумала, подняла бокал с портвейном и приняла очередную дозу целебного напитка.
— Вы мне подходите, — сухо сказала она. — Жаль, что мы не встретились два года назад, до того, как он на ней женился.
Я не вполне понял, что она хотела этим сказать, но вникать не стал. Она наклонилась вбок, нашарила кнопку селектора и что-то прорычала в трубку.
Послышались шаги, и, опустив подбородок, словно опасаясь удара в челюсть, в комнату вбежала маленькая блондинка.
— Выпишите этому человеку чек на двести пятьдесят долларов, — рявкнула старая ведьма. — И помалкивайте об этом.
Девушка покраснела до корней волос.
— Вы же знаете, миссис Мердок, я никогда не говорю о ваших делах, — проблеяла она. — Никогда. Чтобы я когда-нибудь…
Опустила голову, повернулась и выбежала из комнаты. Когда она закрывала дверь, я посмотрел на нее. Губы дрожат, а в глазах безумие.
— Мне понадобится фотография вашей невестки и кое-какие сведения о ней, — сказал я, когда дверь опять закрылась.
— Посмотрите в ящике стола, — она повела рукой, и на ее толстом сером указательном пальце в полумраке вспыхнули кольца.
Я подошел к плетеному письменному столу, выдвинул единственный ящик и достал фотографию, которая в гордом одиночестве лежала на дне и смотрела на меня холодными темными глазами. Держа фотографию в руках, я опять сел и принялся ее разглядывать. Над крупным лбом темные распущенные волосы с нечетким пробором посередине. Широкий невозмутимый наглый рот с вполне аппетитными губками. Правильной формы нос — не большой и не маленький. Довольно красивые черты лица. Чего-то этому лицу не хватало. Раньше бы сказали — породы, а теперь — даже не знаю, чего именно. Для своего возраста лицо это казалось чересчур разумным и осмотрительным. Слишком многие зарились на это лицо, вот оно и стало таким настороженным. Но за настороженностью проглядывало простодушие маленькой