В письме от 18 ноября 1897 года мы находим ясное осознание подлинной важности текущих факторов при неврозах, что, например, положило начало размолвке с Юнгом. Фрейд утверждал, что расстройство возникает, лишь когда отклонившееся от нормы либидо (девиантное вследствие ранних переживаний) объединяется с мотивами, имеющими текущую важность. Это положило начало его концепции, которую он позднее назвал sekundarer Krankheitsgewinn (вторичная выгода от болезни).

Сейчас мы подошли, пожалуй, к самому необыкновенному переживанию в жизни Фрейда. Ибо обстоятельства его раннего детства, хотя они, несомненно, имели важное значение в психологическом плане, сами по себе являлись просто необычными, но не удивительными. Для мужчины средних лет, женатого по любви и имеющего шестерых детей, дружба с человеком, стоящим на более низком интеллектуальном уровне, и подчинение в течение нескольких лет своих суждений и мнений взглядам этого человека кажутся странными. Но что более всего удивляет, так это то, что ради этого человека Фрейд взялся за исследование бессознательного своего собственного разума: это действительно в высшей степени необыкновенно.

История дружбы Фрейда с Флиссом довольно драматична, и столь же драматична менее значительная история о том, как мир о ней узнал. Фрейд уничтожил письма, которые написал ему Флисс, но Флисс сохранил письма Фрейда. Спустя некоторое время после смерти Флисса (в 1928 году) его вдова продала его личную переписку, состоящую из 284 писем (вместе с сопровождающими их научными записями, которые Фрейд посылал ему время от времени), берлинскому книготорговцу по имени Рейнольд Шталь. При передаче их последнему она выдвинула строгое условие, чтобы они ни прямо, ни косвенно не попали в руки Фрейда, так как была уверена в том, что он их немедленно уничтожит. В первое время знакомства с семьей Флисса Фрейд и его жена очень нежно относились к фрау Флисс, но со временем она становилась все более ревнивой к тем близким отношениям, которые существовали между ее мужем и Фрейдом, и сделала все возможное (подстрекаемая кое на что Брейером!), чтобы их разрушить. В конечном счете Фрейд составил о ней мнение как о «дурной женщине», но она, несомненно, имела свою точку зрения на этот счет. Во всяком случае, последний шаг, предпринятый ею против Фрейда, был очень хорошо продуманным.

С приходом к власти нацистов Шталь бежал во Францию и там предложил мадам Мари Бонапарт купить эти документы, та, сразу же осознав ценность этих бумаг, приобрела их за 100 фунтов стерлингов. Она привезла их с собой в Вену, где обучалась у Фрейда психоанализу, и рассказала ему о них. Он был возмущен историей их продажи и в характерной для себя манере дал ей совет в форме еврейского анекдота. Это был один из анекдотов о том, как приготовить павлина. «Вначале заройте его на неделю в землю, а затем выкопайте обратно!» — «А потом?» — «А потом выбросите его!» Он предложил мадам Бонапарт компенсировать ее расходы, заплатив половину той суммы, за которую она приобрела письма, однако он опасался, что в случае ее отказа это поставит его в зависимость от нее. Она зачитала ему некоторые из этих писем, чтобы продемонстрировать их научную значимость, но он продолжал настаивать на том, что их следует уничтожить. К счастью, у нее хватило мужества не согласиться с подобным суждением своего аналитика и учителя, и она зимой 1937/38 года поместила эти документы в банк Ротшильда в Вене, надеясь забрать их в следующий свой приезд в Вену летом этого года.

Когда Гитлер в марте оккупировал Австрию, возникла опасность, что еврейский банк будет экспроприирован, и мадам Бонапарт сразу же приехала в Вену. Так как она являлась принцессой Греции и Дании, ей было разрешено в присутствии гестапо забрать свои бумаги. Нацисты, несомненно, уничтожили бы переписку, если бы вовремя обнаружили ее. Когда в феврале 1941 года мадам Бонапарт пришлось покинуть оккупированный Париж и отправиться в Грецию, она не решилась брать с собой в дорогу эти драгоценные документы и сдала их на хранение в датскую дипломатическую миссию в Париже. Это было не самое безопасное место, но благодаря пренебрежительному отношению генерала фон Хольтица в конце войны к приказам Гитлера Париж уцелел, уцелела и датская дипломатическая миссия. Итак, письма были спасены и отправлены через Ла-Манш (что было также небезопасно из-за обилия в нем мин) в Лондон. Конверт был упакован в специальный водозащитный и способный держаться на поверхности воды пакет на случай корабельной катастрофы.

Здесь они были переписаны, а затем Анна Фрейд и Эрнст Крис сделали выборку из этих писем для публикации. Эрнст Крис написал исчерпывающее предисловие и дал много ценных подстрочных примечаний, что вызывает глубокую благодарность у каждого, изучающего труды Фрейда.

Эта переписка дополняет и уточняет сведения о личности Фрейда тех лет. Мы узнаем о его симпатиях и антипатиях, о его научных честолюбивых планах и разочарованиях, о его борьбе и затруднениях и его потребности в дружеской поддержке в тот период. А самое главное, она освещает характер интеллектуальных стремлений Фрейда и эмпирическое — часто окольное — развитие его идей. Она дает нам возможность не просто наблюдать за ходом этого развития и отмечать его различные фазы, но также в подробностях следить за его непрекращающимися попытками, часто ставящими в тупик, достичь некоторого ясного постижения тех законов, которые имеют отношение к загадочным процессам, действующим в глубинах нашего разума. С этими непрекращающимися попытками; приходили смены настроения, то приподнятого, то удрученного, но никогда — настроения отчаяния. Решимость Фрейда продолжать свои исследования перед лицом всех трудностей никогда не ослабевала ни на мгновение. И наконец, он их разрешил, а также преодолел многие свои личные затруднения, осуществив самоанализ, важные детали которого отражены в этих письмах.

Прежде чем мы сможем понять, что столь тесно связывало Фрейда с Флиссом, необходимо узнать кое-что о самом Флиссе (1858–1928). Флисс был отоларингологом и имел практику в Берлине. Из тех, кто его знал, за исключением уравновешенного Абрахама, на которого он не произвел особого впечатления, все говорили о его «чарующей» личности. Он был искусным и интересным собеседником. Возможно, отличительными чертами его характера являлись любовь к рассуждениям и чрезмерное воображение. Он никому не позволял сомневаться в истинности своих воображаемых мыслей, что в конечном счете и привело к разрыву его дружбы с Фрейдом.

Научные интересы Флисса простирались далеко за пределы его сферы деятельности. Именно такой выход за рамки своей специальности привлек к нему внимание Фрейда, которому он поначалу показался соответствующим его собственному поиску неизведанного. Флисс начал с двух простых фактов, на которых затем построил громадную надстройку гипотез. Этими фактами были: (1) что менструация происходит один раз в месяц и (2) что существует некоторая связь между слизистой оболочкой носа и деятельностью гениталий; нос часто разбухает во время генитального возбуждения или в период менструации.

Первая публикация Флисса, в 1897 году, сообщала о новом синдроме, которому он дал название «назальный рефлекторный невроз». Он включал в себя головную боль, невралгические боли широкого радиуса действия — от кардиальной до поясничной области, от рук до живота — и расстройства внутренних органов, кровообращения, дыхания и пищеварения — очень обширная сеть. Особенность этого синдрома состояла в том, что все его проявления могли быть ослаблены определенной дозой кокаина, употребляемого через нос. Его причина была либо органической (последствия инфекции и т. д.), либо функциональной (вазомоторные расстройства сексуального происхождения). Последняя находилась в русле собственных исследований Фрейда, в особенности потому, что синдром Флисса имел самое явное сходство с неврастенией, одним из «актуальных неврозов» Фрейда.

Специфичность этого синдрома никогда не была установлена, то же произошло и с другой его идеей, что назальное раздражение отличается по своим нервным воздействиям от какого-либо другого. Флиссу также не удалось убедить своих коллег, что дисменорея[92] имеет назальное происхождение. Тем не менее сам феномен менструации дал ему толчок к далеко идущим идеям. Он являлся выражением более обширного процесса, действующего у обоих полов на всем протяжении их жизни, — тенденции к периодичности во всех жизненных действиях. Ему казалось, что он нашел ключ к разгадке этой периодичности посредством использования двух чисел, 28 и 23; первое число означало