Осенью этого года законодательная власть Нью-Йорка, побуждаемая Бриллом в связи с деятельностью Ференци, приняла билль, который объявлял непрофессиональный анализ нелегальным, и Американская медицинская ассоциация также опубликовала предупреждение своим членам, запрещающее им какое-либо сотрудничество с непрофессиональными практикующими аналитиками.
Предвидя то, что данная тема обещает быть одной из представляющих наибольший интерес на предстоящем конгрессе, который должен был состояться в Инсбруке в сентябре 1927 года, Эйтингон и я условились о ее предварительном обсуждении в виде статей, которые будут публиковаться в «Международном журнале» и «Zeitschrift» официальных органах ассоциации. На самом деле, Ференци был единственным человеком, который разделял крайнюю позицию Фрейда. Эйтингон, президент Международного объединения, был настроен явно промедицински намного больше, чем я, и был, как позднее неоднократно жаловался Фрейд, «равнодушным» к теме непрофессионального анализа.
Непрофессиональная группа Ференци в Америке хотела присоединиться к Международному объединению, и Фрейд рассматривал этот случай как пробный. Эйтингон, однако, не желал их принимать, и действительно, они не были приняты.
В мае 1927 года Нью-Йоркское общество приняло резолюцию, полностью осуждающую непрофессиональный анализ, — опрометчивое действие, которое не улучшило атмосферу перед приближающейся общей дискуссией. Я написал Бриллу, страстно умоляя его сделать в последние дни перед конгрессом что-либо, что ослабило бы то плохое впечатление, которое произвела их резолюция в Европе, но было уже слишком поздно. На конгрессе в Инсбруке разногласия между Веной и Нью-Йорком обсуждались очень горячо, но не было принято никакого решения.
Фрейд всегда отрицательно относился к американской позиции в этом вопросе, и, как мне кажется, основная причина этого заключалась в следующем: возможно, нигде в мире медицинская профессия не пользовалась таким большим уважением, как в довоенной Австрии. Университетское звание доцента или профессора являлось паспортом почти в любой класс общества. Фрейд никогда не понимал, что статус медицинской профессии может быть совершенно иным в других странах. Он мало знал о том, какую жестокую борьбу пришлось вести врачам в Америке пятьдесят лет тому назад, когда всевозможные типы неквалифицированных практикующих врачей пользовались, по крайней мере, таким же уважением, а во многих случаях намного большим, нежели квалифицированные специалисты. Он никогда не признавал, что оппозиция американских аналитиков непрофессиональному анализу является в значительной степени частью борьбы различных квалифицированных профессий в Америке за обеспечение уважения и признания экспертных знаний и за обеспечение необходимости обучения для приобретения таких знаний. Весной 1928 года Фрейд заметил Ференци, что «внутреннее развитие психоанализа везде идет вразрез с моими намерениями, происходит отказ от непрофессионального анализа, и психоанализ становится чисто медицинской специальностью, а я считаю это роковым для будущего анализа».
Разногласия по вопросу непрофессионального анализа продолжались до начала второй мировой войны. Когда она закончилась, от психоаналитического движения на Европейском континенте мало что осталось, и американцы, которые теперь составляли большую часть аналитиков в мире, не только изменили свое прежнее плохое отношение к Международному объединению, но и дружески сотрудничали с ней в такой мере, которая никогда раньше не была возможна. Наше единство, таким образом, было спасено, но ценой дальнейшего откладывания все еще нерешенной проблемы статуса непрофессиональных аналитиков.
В конце 30-х годов в Соединенных Штатах широко распространилось известие о том, что Фрейд радикально изменил свои взгляды, которые он ранее столь ясно выразил в своей брошюре о непрофессиональном анализе, и что теперь, по его мнению, практику психоанализа следует строго ограничить во всех странах лишь членами медицинской профессии. Вот его ответ, данный им в 1938 году, на вопрос относительно справедливости этого слуха: «Я не могу себе представить, как мог зародиться этот глупый слух о том, что я изменил свои взгляды на проблему непрофессионального анализа. Факт заключается в том, что я никогда не отрекался от этих взглядов и настаиваю на них даже еще более настойчиво, чем ранее, перед лицом очевидной американской тенденции превратить психоанализ в простую горничную психиатрии».
После конгресса в Инсбруке мы изменили структуру Комитета, превратив его в официальную группу Международного объединения. Самой насущной проблемой, которую нам предстояло обсудить, была проблема постоянного тяжелого финансового положения «Verlag». Дела были настолько плохи, что велись серьезные переговоры о продаже капитала и прав на эту фирму и ее деловых связей какой-либо другой коммерческой фирме. Однако Фрейд ни за что не хотел терять «Verlag» который всегда был так дорог его сердцу, поэтому Эйтингон продолжал благородную борьбу с трудностями. Дотация в 5000 долларов от мисс Грейс Поттер отсрочила неминуемый кризис.
Здоровье Фрейда в этом году было ничуть не лучше, чем в предыдущем. В марте врачи посоветовали ему пройти еще один курс терапии сердца. Некоторое время он сопротивлялся, говоря Эйтингону: «Я подожду, пока это действительно станет мне необходимо. Я нахожу жизнь ради здоровья непереносимой». Но в апреле он провел неделю в санатории, состоящем из нескольких разбросанных коттеджей, как и в прошлом году, и начиная с этих пор принимал лишь трех пациентов вместо пяти.
В сентябре Фрейд прислал мне длинное письмо, в котором выражал серьезную жалобу на якобы проводимую мной публичную кампанию в Англии против его дочери Анны и, возможно, поэтому также против него. Единственным основанием для такого взрыва негодования Фрейда послужило опубликование мною в «Журнале» длинного отчета о дискуссии на тему детского анализа. Эта тема уже многие годы интересовала наше общество, в котором было много женщин-аналитиков, и написание данного отчета еще более стимулировалось тем, что год тому назад в Англию приехала Мелани Кляйн. Я написал исчерпывающий отчет относительно этого вопроса Фрейду, и он ответил: «Меня, естественно, очень радует, что Вы ответили на мое письмо столь спокойно и обстоятельно, вместо того чтобы сильно на меня обидеться из-за этого письма». Но он сохранил скептическое отношение и, возможно, предубеждение к методам и заключениям Мелани Кляйн. Позднее я имел с ним несколько бесед на тему детского анализа, но мне ни разу не удалось произвести на него какого-либо впечатления, кроме признания им того, что у него нет личного опыта, которым он мог бы руководствоваться в данном вопросе. В 1927 году Фрейдом были написаны три литературных произведения. Первым из них было дополнение к его эссе о «Моисее» Микеланджело, которое Фрейд анонимно опубликовал тринадцать лет тому назад. Оно было написано в июне. Затем он написал, по его словам, «внезапно», небольшую работу по «фетишизму», которая была отослана в конце первой недели августа. Он меланхолически заметил: «Вероятно, за этим ничего не последует». В тот день, когда была отослана эта работа, Фрейд сообщил, что пишет работу о «юморе». Его интерес к данной теме берет свое начало от его книги на тему шуток «Остроумие и его отношение к бессознательному», написанной им более двадцати лет тому назад, но до настоящего времени данная проблема оставалась нерешенной. Чтобы написать эту работу, ему потребовалось всего пять дней. Анна Фрейд прочла ее на конгрессе в Инсбруке в сентябре.
В этом году он также опубликовал свою книгу «Будущее одной иллюзии». Эта книга породила множество едких дискуссий, которые до сих пор продолжаются. Ференци он написал, умаляя значимость этой книги, следующее: «Теперь она кажется мне почти детской; в сущности, я думаю по-другому; я считаю эту книгу слабо написанной аналитически и неадекватной как исповедь». Над этим предложением многим людям придется поломать головы; оно явно открыто для многих интерпретаций. В то время в Англии было много споров на религиозные темы, начиная с толкования епископом Бирмингема антропологического происхождения веры в пресуществление, так что Фрейд очень желал, чтобы мы опубликовали перевод этой книги как можно скорее. В начале 1928 года имело место большое оживление по поводу экспедиции Гезы Рохейма в Тихий океан и Австралию, которая оказалась возможной благодаря щедрости Мари Бонапарт. Вот какие предположения высказал Фрейд относительно данного предприятия: «Рохейм сгорает от желания „анализировать“ своих примитивных туземцев. Мне кажется, было бы более необходимым делать наблюдения относительно сексуальной свободы и латентного периода у детей,
