— Пики, Пики, вернись!

Юля от смеха зажала перчаткой рот, а Катя медленно оглянулась.

Позади шла женщина с ребенком лет пяти, мужчина с сигаретой в зубах и банкой пива, парочка влюбленных. Поведения собаки никто из них не заметил.

— Ну, я пошла! — махнула рукой Юля.

Катя была не в силах сдвинуться с места, она глазела на прохожих, выискивая среди них коричневую куртку или нечто такое, чего раньше никогда не видела.

«И с чего я решила, будто увижу что-то, чего раньше никогда не видела? Если это самое я никогда прежде не видела, как узнать? — размышляла девушка. — Может, оно невидимое?»

«Но животные ведь видят! — возразил внутренний голос и сам же все объяснил: — Животные скорее чувствуют».

Катя дождалась двух женщин возраста ее матери и увязалась за ними. Но очень скоро теткам это не понравилось, они начали то и дело умолкать во время разговора, характерно поглядывать назад, а потом вовсе замедлили шаг. Пришлось их обогнать.

Девушка старалась смотреть только на чернеющие впереди поручни моста, ей казалось, что так она быстрее до него доберется. С одной стороны проносились машины, с другой — звенела тишина парка.

Наконец мост. Катя перевела дыхание — до дома оставалось совсем недалеко. Девушка заметила приближающийся трамвай и шагнула к путям.

«Успею». — Она сделала еще один шаг и поскользнулась на рельсине. С размаху шлепнулась на спину и ударилась головой. В темном небе покачивались блестящие провода. «Не успела», — поняла Катя, когда ее оглушил трамвайный звонок и ослепил свет круглых фар. Девушка сильно-сильно зажмурилась. Боль от ушибленного затылка растеклась по всему телу, не позволяя двинуться, вздохнуть — в последний раз впустить в легкие морозный холод. С абсолютной ясностью она вдруг осознала — выходные никогда уже не наступят, бессмысленных семнадцать лет, день за днем…

В последний момент Катя распахнула глаза и увидела железную морду трамвая, летящего на нее. Крик застрял в горле, да так и не вырвался — что-то сильное подхватило ее и отшвырнуло в сторону. Трамвай с громким трезвоном пронесся мимо. Золотые искры с проводов полетели в снег.

Катя сидела между трамвайными линиями и оглядывалась по сторонам. Сердце опустилось куда-то в желудок и там дрожало. Все вокруг расплывалось. Крупные горячие слезы полились из глаз, обжигая щеки, разбиваясь о шарф и прижатые к груди руки. Ее спасли — кто-то или что-то…

«Сперва парк и Патриаршие пруды, затем трамвай и скользкие рельсы, а потом появился дьявол… — неожиданно вспомнила она одну из своих любимых книг. — Или сперва дьявол, а потом рельсы?»

Но перед ней никто не появился, только ледяное дыхание тишины коснулось щек и заиндевели слезы.

В узенькую щель между стеной и занавеской он видел через окно, как девушка сидит на кровати с книжкой. Обрамленное мелкими рыжими кудряшками лицо иногда озаряла нежная улыбка, а на щеках появлялись ямочки. Хотелось прикоснуться к пушистому облаку ее волос, ощутить под пальцами волнистые теплые пряди.

Бывало, тонкие изящные брови сходились на переносице, и она взволнованно закусывала нижнюю губу. Длинные ресницы цвета охры точно крылышки мотылька ложились на бледные щеки, а тонкие пальцы перелистывали плотные желтоватые страницы.

На девушке была нежно-зеленая пижама, чуть ниже плеча нитки немного разъехались, и виднелась белая кожа. Босые ноги удобно подложены под себя, за спиной устроена большая подушка, рядом на тарелочке сочный персик, все еще в капельках воды после мытья.

Смотреть украдкой на эту хрупкую, совсем юную девушку уже стало своего рода потребностью. Увидеть ее утром, бредущую в одиночестве до колледжа, проводить до работы и с работы до дома.

Видел, что пугает ее, но ноги сами вели его в тихий дворик к пятиэтажному дому и высокому тополю, с которого открывался вид на окно маленькой комнатушки. Необыкновенно уютной, сделанной в нежных тонах, с простой, но удобной мебелью, без излишеств. Тут не были стеллажей, заваленных книгами, журнального столика с кипой глянца, огромного количества мягких игрушек, разбросанной по письменному столу косметики — как у многих девушек. Катя, похоже, хранила только самые любимые книги: множество сказок, парочку романов, томики стихов, всего Булгакова. Из игрушек: мягкая лисичка, статуэтка крылатого единорога на полке возле книг и старый одноглазый медведь, видимо, сохранившийся с детства. На столе деревянная рамка с вставленной фотографией родителей. Косметики вовсе не наблюдалось. Может, она и лежала где-то в ящиках стола, но девушка не красилась. Ее непритязательность поражала и восхищала. От блестяшек, ремешков, брелочков, цепочек, браслетиков, колечек, сережек во всех местах на современных девушках болели глаза. Под этими ослепляющими штуковинами рассмотреть самих хозяек сего великолепия казалось делом нереальным. Катя же, когда шла, не звенела, не бренчала под тонной драгоценного метала. Простая удобная одежда не отвлекала внимание от самой девушки, не нарушала ее нежной красоты. Очарование улавливалось от одного взмаха ресниц, наклона головы, скольжения кудрей по плечам, мимолетного взгляда серых глаз.

Когда он впервые ее увидел — ровно два месяца назад — то шел за ней как привязанный. Думал, рассмотрит как следует и уберется восвояси. Девушки не волновали его уже давным-давно, но эта всколыхнула в душе целый пожар, столь многое напомнила — возродила к жизни. Впервые за долгое время у него появилось что-то, ради чего, совсем как обычному человеку, хотелось просыпаться. Такое необычное, теплое чувство внутри, оно согревало и в то же время безумно пугало.

Он не знал, что дальше, какими будут его действия, уяснил одно: девушка с бездонными серыми глазами нужна ему. Не как воздух — больше воздуха. Хотелось взять ее за руку, почувствовать, как нежно течет в ней жизнь… и подарить весь свет.

Пальцы крепче сжали снежный ствол дерева, и раскрошенная от нажима ладони кора разлетелась пылью. Он мог подарить бесконечность, множество земных благ, усыпать путь цветами, жемчугами, бриллиантами, но не мог подарить свет — лишь вечную тьму. Беспощадно выпить жизнь.

Девушка быстро шла по расчищенному от снега тротуару и почти не оглядывалась. Серое приталенное пальто до колен подчеркивало ее хрупкость. На голове вязаная шапочка, вокруг шеи длинный толстый красный шарф.

Молодой человек сбился со счета ударов ее сердца, пока огибал очередного прохожего. На этом проспекте всегда было многолюдно, даже ночью. Ходить по тихому парку ему нравилось куда больше.

Катя была чем-то расстроена. Он сразу это заметил, как она вышла из офиса, и ощутил незнакомое ранее беспокойство.

«Может, ее уволили? — гадал он. — Люди обычно расстраиваются из-за этого. Или начальница накричала. Для чего такое отношение терпеть? Наверно, у нее есть причины, а то…»

На вывеску «Кафе» приземлился черный ворон.

Юноша вздрогнул и резко обернулся. За спиной стоял брат. В черном длинном пальто, из-под которого виднелись розовая рубашка, расстегнутая на одну верхнюю пуговицу. Блеск его ботинок, казалось, отражался от самих звезд на небе. Золотистые, чуть вьющиеся волосы идеально уложены, бледное лицо прекрасно, а голубые прозрачные глаза привычно холодны.

Женщины всех возрастов начали оглядываться, замедлять шаг, таращиться. Спокойно пройти мимо разодетого франта никто не мог.

— Гуляешь? — поинтересовался брат, с любопытством глядя вслед Кате. И не дожидаясь ответа, обронил: — Кого-то она мне напоминает…

— Нет, не напоминает! Не смей! — Скинуть руку брата в черной перчатке со своего плеча не удалось.