будешь дальше тут сидеть и издеваться?

Они перешли в гостиную и начали с просмотра видеокассет. Это познавательное занятие дало им то же, что и лейтенанту Углову: они поняли, что на их глазах происходит обсуждение какой-то важной сделки. Обилие обнаженной женской плоти ничуть не умаляло ощущения холодной угрозы, волнами исходившей от широкого экрана телевизора, приобретенного Подберезским взамен украденного. Они смотрели и слушали внимательно, обмениваясь мнениями по поводу увиденного, но так и не поняли, что именно являлось предметом торговли.

— Тот, черный, похоже, покупатель, — задумчиво сказал Андрей, ставя кассету на перемотку и выключая телевизор. — Ну и рожа!

— А что — рожа? — отозвался Комбат. — Можно подумать, у тех двоих рожи лучше.

— Ты что, Иваныч, сам не видел? — удивился Андрей. — Это же кавказец, бандюга!

— Ты мне это брось, — сказал Комбат. — Я этого не понимаю и понимать не хочу. В какой это школе тебе объяснили, что кавказцы — все сплошь бандиты?

— Только не надо политинформации, — непривычно резким тоном ответил Андрей. — Про дружбу народов и интернациональный долг... Я не говорю, что все кавказцы — бандиты. Я, между прочим, даже так не думаю. Ладно, допустим, он крестьянин или, скажем, представитель общественности. Тогда скажи мне, Иваныч, что он делает в этой бане с этими двумя боровами и десятком шлюх? Это же вылитый полевой командир, это у него не только на роже, но и на заднице его голой большими буквами написано!

— Да, — согласился Борис Иванович, тоже успевший прочесть письмена на ягодицах кавказца, — шрам заметный.

— А как же, — не без удовольствия хмыкнул Подберезский, — русское оружие... А китель в предбаннике ты заметил?

Комбат тяжело вздохнул и кивнул головой: он, как и Подберезский, углядел на вешалке в предбаннике парадный китель с погонами генерал-майора и кучей юбилейных побрякушек на груди.

— Я тебе говорил: давай выкинем все это к чертовой матери, — напомнил Подберезский. — Как ты думаешь, что может продавать русский генерал кавказскому полевому командиру — бананы?

Комбат сильно поскреб ногтями шершавый от проступившей за день щетины подбородок, дернул себя за ус и недоверчиво покачал головой.

— Брось, Андрюха, — сказал он. — Того, на что ты намекаешь, просто не может быть. Два вагона!

— Или три, — поправил Подберезский. — Конечно, не может быть. Это наверняка бананы. И тушенка. Вагон бананов, вагон тушенки. Гуманитарная помощь.

У нас в Поволжье этими бананами все элеваторы забиты, комбайнеры с ног валятся, коровы их жрать отказываются, а вот на Кавказе, наоборот, неурожай. Как тут не помочь? Это надо в газету отдать. Готовая статья: российские военнослужащие протягивают руку помощи голодающим в Чечне. Им там заложников кормить нечем, сволочам... Ладно, не будем спорить, давай лучше музычку послушаем.

На протяжении следующих двадцати минут они слушали «музычку», записанную майором Постышевым специально для своего старого друга. Когда запись кончилась, Подберезский выключил воспроизведение и посмотрел на Комбата.

— А вот это, — сказал он, — два кулака-мироеда договариваются угнать обоз с продовольствием для голодающих боевиков. Ну и вляпались мы, Иваныч!

— Почему «мы»? — проворчал Комбат. — Я вляпался, не спорю, а твое дело — сторона.

— Слушай, командир, а что бывает, когда младший по званию бьет старшего по званию? — спросил Подберезский.

— Как это — бьет по званию?" — сделав удивленное лицо, переспросил Комбат. — Что это за орган такой — звание?

— Ну не по званию, так по голове, — поправился Андрей.

— Трибунал, — ответил Комбат, с интересом разглядывая бывшего подчиненного.

— А если оба в отставке? — уточнил Подберезский.

— Тогда старший по званию в ответ бьет младшею и по званию, и по голове, и вообще по чем попало, — сообщил Борис Иванович. — Хочешь попробовать?

— Честно говоря, да, — признался Андрей. — Что у тебя за манера: "я" да "я"... Обижаешь, командир.

— Какие мы нежные, — проворчал Комбат. — Ну что у нас еще осталось? Дискета?

Дискета повергла их в окончательное уныние. Просматривая длинные колонки цифр и страницы спецификаций, они с окончательной ясностью поняли, в какую историю их угораздило ввязаться. Поражал не сам факт торговли оружием, а масштабы.

— Ядрит твою налево, — сказал Комбат. — Ты посмотри, что делается! Этак через пару лет наши бравые воины вооружатся рогатками.

— Точно, — согласился Подберезский. — Ив таком виде пойдут в Индийском океане сапоги стирать. Ты гляди, чего тут только нет! «Каштаны», «волки», «мухи».., о «Калашниковых» я уже не говорю. А вот, смотри, два бэтээра...

— А почему цены две? — поинтересовался Борис Иванович.

— Вторая цифра — это, наверное, процент, который отгребает посредник, — предположил Андрей. — Ну, попали так попали! А вот и наша «тушенка» — видишь, последняя запись? Что у нас тут? Вот тебе и бананы. И как раз два вагона. Прибудут из Йошкар-Олы послезавтра. Что у нас в Йошкар-Оле, Иваныч?

— Комары, — ответил Комбат, задумчиво кусая ус и не сводя потемневших глаз с экрана, — ракетные шахты, вертолетная часть была когда-то... Что еще? А, еще там моряки стоят.

— Там что, море рядом? — удивился Андрей.

— Моря нет, зато болота знатные, — ответил Рублев. — Еще есть речка, Кокшага называется. Знаешь, как переводится? Два шага, понял? Так что без моряков там никак нельзя. Места там красивые, Андрюха.

В сосновом лесу, как в церкви, ей-богу. А закаты какие! Сроду таких не видал. Летом жарища, зимой снега по самое некуда...

Он замолчал, уйдя в воспоминания. Подберезский немного подождал и деликатно кашлянул в кулак.

Комбат встрепенулся и оторвал взгляд от мерцающего экрана. В этом мерцании ему чудилось что-то до боли знакомое, но он никак не мог вспомнить, что именно. Сама конфигурация граф и столбцов вызывала какие-то не вполне осознанные ассоциации, в которых Комбат, сколько ни пытался, не мог разобраться, «Устал, — подумал он. — Укатали Сивку крутые горки. А завтра воскресенье, Серега будет ждать. Я его предупредил, но он-то все равно будет ждать, на калитку коситься... Что же делать-то теперь со всей этой дрянью?»

Подберезский, ожесточенно дымя зажатой в углу рта сигаретой, складывал собранные покойным майором Постышевым материалы обратно в кейс, одолеваемый теми же мыслями, что не давали покоя Комбату; что делать? Он понимал, что уже подписал себе смертный приговор, заглянув в этот кейс. Можно было бы уговорить Комбата забыть обо всей этой истории и скрыться, хотя это легко сказать: уговорить Комбата.

Но можно было бы хотя бы попытаться...

Вся эта история не продлится долго: послезавтра груз прибудет в Москву и отправится дальше по назначению, поскольку у погибшего в аэропорту майора и его неизвестного соучастника ничего не вышло — майор умер в самый неподходящий момент. Груз отправится дальше, и люди, запечатленные на видеокассетах, либо постепенно успокоятся, видя, что ничего не происходит, либо попадутся на чем-нибудь и сядут за проволоку на исторически значимые сроки.., хотя это вряд ли, подумал Андрей. Сейчас все хотят жить, и уж если не получается жить хорошо, то хотя бы просто жить — как придется и любой ценой, лишь бы платил эту цену кто-нибудь другой. Все хотят покоя, и никто не хочет проблем, и два вагона стреляющего железа преспокойно прибудут к месту назначения, где их вскроют и раздадут мрачным бородатым людям. Однажды выпустив джинна из бутылки, очень тяжело загнать его обратно: выиграв войну, которую не они затеяли, эти люди вспомнили, что пропитание легче добывать разбоем, чем монотонным, до одури, трудом, и взяли эту простую истину на вооружение. Два вагона оружия и боеприпасов — это тысячи смертей, десятки тысяч, а может быть, и сотни стараться... это уж как пойдет, отчего же, подумал Андрей. Можно, конечно, и отсидеться. Киллера пришлют — отвернем ему башку, и вся недолга. Вон мы с Иванычем какие