— О! — уважительно сказал Подберезский. — Тогда берем без разговоров. Надо же — профессор! Наверное, как ляжешь на диван, так сразу полная голова умных мыслей.

Молодой коротко ржанул.

— Значит, так, — снова переходя на деловой тон, заговорил Подберезский. — Вот эта спальня, этот мягкий угол, прихожая.., так.., вот этот гарнитурчик и кухня... Иваныч, кухню будем брать?

— Если в цене сойдемся, — ответил Комбат. — Я думаю, ребята не будут особенно дорожиться. По- моему, стоит взять.

— Берем, — решительно сказал Подберезский. — Грузите, отцы.

— А деньги? — опять влез молодой.

— Жадность до добра не доводит, — ответил ему Андрей. — Деньги получите на месте. Надеюсь, вас это устраивает? — обратился он к пожилому.

Тот задумчиво пожевал губами.

— Три тысячи, — добавил Подберезский.

— Сколько?! — вскинулся молодой. — Да один этот диван больше стоит!

— А сколько получил профессор? — кротко осведомился Подберезский, и Комбат вдруг подумал, что он почти не притворяется: наверное, точно так же Андрей выглядел, когда вел свои предпринимательские дела.

— Да какое твое собачье дело? — взвился молодой.

Подберезский не обратил на него внимания.

— Пять, — сказал пожилой.

Подберезский молча поднял вверх четыре пальца.

— Имей совесть, мужик, — сказал пожилой, — Четыре с половиной. По штуке на брата, и пятьсот за доставку.

— Уговорил, — сдался Подберезский, — грузите.

Комбат молча наблюдал, вполне довольный своей ролью статиста, хотя ему было совершенно невдомек, что Подберезский намерен делать со всем этим хламом. Торговать подержанной мебелью было не в его характере, а как еще пристроить всю эту прорву кресел, шкафов, пуфиков и пружинных матрацев, Комбат, сколько ни ломал голову, придумать не мог.

Пока он терялся в догадках, хозяева подогнали к дверям склада мебельный фургон и принялись сноровисто загружать его домашним скарбом Подберезского, который стоял в сторонке, покуривая и благожелательно поглядывая на грузчиков. «Чистый цирк, — подумал Борис Иванович, покусывая ус. — Может, он им еще и заплатит?»

Погрузка двигалась быстро: сказывался богатый опыт грузчиков. Рублев поразился тому, сколько добра, оказывается, может войти в обыкновенный мебельный фургон, и невольно проникся к грузчикам уважением: уголовщина уголовщиной, а работали они просто виртуозно. Он посмотрел на Подберезского. Подберезский цвел, как майская роза — ни дать ни взять, набитый бабками лопух, только что провернувший выгодную, по его мнению, сделку. Борис Иванович вздохнул; ему было немного жаль грузчиков.

— Погоди-ка, браток, — остановил Андрей молодого, который волок к битком набитому фургону последнюю тумбочку. Вся остальная мебель была уже погружена, и потные грузчики, сбившись в кучку у заднего борта, потрошили мятую пачку «Примы». — Дай-ка я взгляну...

Он пошарил в пустых ящиках тумбочки и выпрямился с озадаченным видом. Молодой, которому все это надоело, сразу же унес тумбочку и затолкал ее в кузов.

— Я не понял, отцы, — растерянно сказал Подберезский, — а орден где?

На некоторое время на складе воцарилась тишина.

Комбат улыбнулся: начиналось самое интересное.

— Какой орден? — осторожно спросил пожилой, отлепляя от нижней губы сигарету.

— Да Красной Звезды, какой же еще! — раздраженно ответил Подберезский. — Он в тумбочке лежал, в верхнем ящике. Профессор его все время там хранил.

— Какой профессор? — спросил пожилой, уронил сигарету и наступил на нее ботинком.

— А которого мебель, — ответил Подберезский. — Отдайте орден, недоумки, а то профессор обидится. Он его за Афган получил.

— Вот гниды, — с досадой сплюнул пожилой. — Мочи их, мужики.

— Ну, фраера, — нехорошо оживился молодой, выхватывая откуда-то монтировку, — сейчас вам будет и Афган, и Югославия. Молитесь, падлы.

— Что вы, ребята, — отмахиваясь обеими руками, сказал Комбат. — Я тут вообще ни при чем, это все он.

— Ты что, Иваныч? — как по нотам, возмутился Подберезский. — Ты ж обещал! А теперь, значит, в кусты?

— Да пошел ты! — выкрикнул Комбат. — Я тебе мебель выбрать обещал, понял? А ты куда меня привел? Это ж бандиты!

— Точно, — хрипло ржанул тип в десантном тельнике, — бандиты. Ты, дядя, постой в сторонке, пока мы твоего кореша кончать будем.

— Да я ничего, — кротко ответил Борис Иванович и отошел в сторонку, как было ведено.

— Эх, Иваныч, — сказал Подберезский, с укоризной глядя на Комбата. Уголки губ у него неудержимо ползли кверху. Молодой прыгнул вперед, занося монтировку, и Комбат уже почти испугался, но Подберезский непринужденно убрал голову в сторону и не глядя нанес короткий удар локтем. Монтировка со звоном запрыгала по бетонному полу, а молодой, схватившись ладонями за разбитое лицо, опрокинулся на спину, с треском ударившись затылком. Подберезский обернулся и с изяществом, которое приобрел скорее в платном спортзале, чем в учебном центре ВДВ, блокировал удар ногой.

— Ну, что с тобой сделать? — спросил он у обладателя десантного тельника, крепко зажав под мышкой его ногу. — Тельник-то небось на базаре купил, недотыкомка?

Противник ответил коротко и непечатно и неловко подпрыгнул, пытаясь с разворота достать Подберезского второй ногой. Андрей выпустил зажатую ногу и отступил на шаг. Человек в тельнике плашмя упал на бетон, и тут на Подберезского, как грозовая туча, налетел толстяк.

Борис Иванович посмотрел на пожилого, который все еще стоял возле заднего борта фургона, и стал осторожно перемещаться вдоль стены, подбираясь к нему поближе: Комбату очень не понравилось, как тот держал правую руку.

Подберезский остановил направленный в голову сокрушительный удар примитивным верхним блоком и без затей ударил толстяка в солнечное сплетение.

Ему показалось, что он ударил по туго надутому аэростату, да и эффект получился примерно такой же.

— Ха, — презрительно сказал толстяк и нанес прямой удар левой, целясь Подберезскому в нос.

Андрей нырнул под руку и дважды резко ударил толстяка в подбородок. Толстяк покачнулся и упал, явно находясь в глубоком ауте. Это дало Подберезскому возможность достойно встретить «десантника» и молодого, которые все еще не поняли, что главные здесь не они.

Пожилой, по-прежнему стоя у заднего борта, неторопливо поднял обрез охотничьей двустволки, намереваясь раз и навсегда прекратить безобразие. Взвести курки он не успел: чья-то рука, протянувшись из-за спины, легла на стволы дробовика, со страшной силой пригнула книзу и легко выдернула обрез из ослабевших пальцев.

— Пойдем, голубь, — ласково сказал пожилому Комбат. — Они тут и без нас прекрасно разберутся, а мы пока орден поищем.

— Да какой еще орден?! — возмутился пожилой, но тут же замолчал, почувствовав, как стволы обреза с силой уперлись не куда-нибудь, а в задний проход.

— Ну, если ордена нет, придется устроить фейерверк, — сказал Комбат, свободной рукой придерживая собеседника за воротник. — У тебя там дробь или картечь?

Дробь хороша от геморроя, а картечь от простатита.

— У меня там пули, — язвительно ответил пожилой.

— Юморист, — восхитился Комбат. — Пули — это Вообще здорово. Лучшее средство от глупости, между прочим.