С психологической точки зрения идея зимнего лова также способна принести только вред. Сейчас все усилия должны быть сосредоточены на подготовке к весенней путине. Освоение зимнего лова наверняка ослабит внимание к путине, а это уже со всех точек зрения не принесёт ничего, кроме вреда.
– Поймите меня, Андрей Семёнович, – мягко и проникновенно говорил Венцов, – мне очень трудно. Вы помните, у нас были споры по поводу плана зимних работ. Впоследствии я убедился, что был не прав. Но то, что вы предлагаете теперь, сорвёт ваш же собственный план подготовки к путине.
Доводам главного инженера нельзя было отказать в убедительности.
На комбинате до сих пор действительно ощущался острый недостаток судов. Можно ли было рисковать флотом в таких условиях? Что, если суда выйдут из строя и к весенней путине их не успеют отремонтировать? Да и хватит ли опытных шкиперов и мотористов, которых можно было бы безбоязненно пустить в зимнее море?…
А орудия лова? Разве главный инженер не прав и здесь? Доронин мысленно прикинул то количество орудий лова, которого потребует весенняя путина, и ему представилось побережье, сплошь устланное ставными сетями, неводами, ловушками… На комбинате не было сейчас и половины этого количества. Как же можно рисковать тем, что приобретено с таким трудом?
Доводы главного инженера казались неопровержимыми, и именно это больше всего раздражало Доронина.
Чтобы собраться с мыслями, он перенёс разговор на вечер.
– Ну, что надумали? – спросил Доронин, когда Венцов явился к нему снова.
Главный инженер пожал плечами:
– Я остаюсь при своём мнении. Зимой здесь рыбу не ловят. Если бы это было рентабельно, такие опытные рыбопромышленники, как японцы, давно подумали бы об этом.
Ссылка на японцев вывела Доронина из себя. Старая неприязнь к Вепцову снова вспыхнула в нём и уже готова была прорваться. «Как это он сказал? «Такие опытные рыбопромышленники»…»
– Виктор Фёдорович, – с трудом сдержав закипавший гнев, спокойно сказал Доронин. – Вот вы ссылаетесь на японцев…
– Это один из аргументов, – поспешно прервал его Венцов.
– Пусть так, но ведь политическое содержание японских хозяйственных методов вам, я полагаю, понятно?
– Не знаю, – упрямо покрутил головой Венцов. – Мне понятно только одно: никакая политика не заставила бы японцев отказаться от зимнего лова, если бы он был выгоден.
Доронин дал наконец волю душившему его гневу.
– Вы рассуждаете как стопроцентный деляга, – крикнул Доронин. – План зимнего лова имеет для нас огромное принципиальное политическое значение. А вы, как жалкий Манилов, декламируете о механизации и боитесь взяться за живое дело…
– Я Манилов?! – задохнулся от обиды Венцов.
– Вы хуже Манилова! Тот хоть был безвреден, а ваше преклонение перед японскими традициями может принести нам огромный вред. Советский инженер ссылается на японцев?!
Венцов вспыхнул.
– Вы с ума сошли! – выкрикнул он тонким голосом. – Я преклоняюсь перед японскими традициями?…
– Бросьте эту декламацию! – Теперь мне ясно, что за ней кроется. Так дальше дело не пойдёт!…
– Я не желаю с вами разговаривать! – крикнул Венцов и, хлопнув дверью, ушёл.
«Недаром этот человек сразу мне не понравился, – думал Доронин, взволнованно расхаживая по кабинету. – Сначала он предлагал законсервировать комбинат на зимнее время, теперь саботирует идею зимнего лова. Все это звенья одной цепи, сковывающей его по рукам и ногам. Трусость, рутина, слепая вера в незыблемость традиций – вот что это такое. Правда, кое-какие заслуги у него есть. Он немало сделал для того, чтобы усовершенствовать ремонт флота и наладить подготовку орудий лова. Когда передавали флот колхозам, он занял правильную позицию. Но в целом это трусливый человек, приносящий больше вреда, чем пользы».
Придя к этому выводу, Доронин сразу почувствовал, что владевшее им возбуждение улеглось. Венцов стал ему окончательно ясен.
Доронин подошёл к вешалке и стал одеваться. Он хотел узнать, не приехал ли Нырков.
А Венцов пришёл к себе и, не раздеваясь, сел писать заявление в главк. Он писал долго, и когда кончил, то увидел, что вместо просьбы об освобождении от работы у него получилась пространная жалоба на директора.
Изорвав её в мелкие клочки, Венцов написал короткое заявление об уходе. На вечерний обход комбината он не пошёл. Наутро решил не выходить и на работу.
ГЛАВА XVI
Второе письмо от Астахова Ольге принесли, когда она принимала больных в своей амбулатории. Как только приём окончился, – казалось, что на этот раз он продолжается бесконечно, – Ольга вскрыла конверт и развернула знакомую хрустящую бумагу.
«Здравствуйте, Ольга! – писал Астахов. – Сказать по совести, я знал, что вы мне ответите. Не сочтите это за самонадеянность. Тут дело совсем в другом. У нас с вами был на Сахалине такой разговор, после которого вы не могли не ответить на моё письмо. Когда мы расставались, я знал, что напишу вам и что вы мне обязательно ответите. Хотя сам по себе разговор шёл, кажется, о пустяках – я даже не могу вспомнить, о каких именно. Помню только, что вы рассказывали мне о человеке, который хотел обогнать вращение земли и в конце концов подвесил себя к потолку…
