– Я слышала, что строится стальной цельносварный сейнер, – не глядя на Доронина, наконец заговорила Вологдина, – и что его будто бы предназначают для Южного Сахалина. Вы не знаете, для кого именно?
– Не знаю, – ответил Доронин; ему было ясно, что Вологдина мучительно ищет тему для разговора.
– Послушайте, Нина Васильевна, – решительно начал он, – почему вы такая?
– Какая? – насторожилась Вологдина.
Доронин смутился, но останавливаться было уже поздно.
– Какая? – настойчиво повторила Вологдина.
– Странная… Живёте вот так… одна… замкнуто.
– Что значит замкнуто? – с вызовом спросила Вологдина.
– Ну… ну, сами знаете, что это значит, – тихо ответил Доронин, окончательно теряясь.
Его смущение, видимо, забавляло Вологдину. Чуть сощурив глаза, она в упор смотрела на него.
«Что за чертовщина! – мысленно выругался Доронин. – Ведь я же знаю, что хочу сказать, а бормочу какую-то ерунду!»
– Вот что, Нина Васильевна, – твёрдо сказал он, – есть вещи, которые меня не касаются. Но некоторые вопросы, мне кажется, я имею право вам задать… Как товарищ по работе, что ли…
– Спрашивайте, – кивнула Вологдина.
– Почему вы, – начал Доронин, – как-то сторонитесь меня, избегаете со мной встречаться? Ведь дружите же вы с рыбаками! Они в вас просто души не чают. Потом… Ну, это уже из другой области… Вы молодая женщина… неужели вас не тянет переехать куда-нибудь? В большой культурный город… Простите меня, вы были когда-нибудь замужем?
– Была, – ответила Вологдина. – Моего мужа убили в финскую войну, он служил тогда в армии. Что вас ещё интересует?
Доронин молчал.
– Между прочим, я вовсе не дружу со всеми рыбаками, – усмехнулась Вологдина. – С Весельчаковым, например, мы явные враги. Послушайте, Андрей Семёнович, вы, кажется, были у Русанова. Я тоже немного знаю этого человека. Как-то он сказал, что по доброй воле никогда не уедет отсюда. Как вы думаете, это была фраза?
– Нет, почему…
– Если бы вы присутствовали при этом, вы тоже спросили бы Русанова, не хочется ли ему переехать в большой культурный центр?
– Ну, знаете ли, Русанов…
– Что Русанов? – крикнула Вологдина. – Вы хотите сказать, что он поглощён большими государственными делами, а мы тут с селёдкой возимся?
– Вовсе нет, – начал было Доронин, не зная что сказать,
– Поймите, я родилась на Сахалине, я не случайный человек на этой земле.
– А я? – в упор спросил Доронин.
– Этого я ещё не знаю, – тихо ответила Вологдина.
– Нина Васильевна, а почему вы не в партии?
Вологдина смутилась.
– Не доросла, – помолчав, ответила она.
– Вы сами понимаете, что это не ответ, – возразил Доронин.
– Позвольте мне на эту тему поговорить с Нырковым, – неожиданно улыбнулась Вологдина, она уже справилась со своим смущением. – А сейчас, может быть, займёмся всё-таки планом зимнего лова?…
Утром Доронин вызвал к себе Венцова. Он хотел, чтобы при его разговоре с главным инженером присутствовал Нырков, но тот ещё не вернулся из леса.
Венцов внимательно выслушал директора и задал ему несколько вопросов: можно ли рассчитывать на новые орудия лова, не получит ли комбинат новые суда, не ожидаются ли с материка мотористы? Потом сказал, что должен подумать, и удалился.
Через два часа он вернулся, сел в кресло, обхватил руками своё острое колено и сказал, что, по его мнению, идея зимнего лова порочна, что это самая бесхозяйственная идея, о которой ему приходилось слышать за последнее время, и что он, Венцов, категорически против.
Хотя Доронин и не ожидал, что главный инженер поддержит его идею, он всё-таки почувствовал глухое раздражение.
– Объясните подробнее, – сквозь зубы попросил он.
Венцов спокойно объяснил, что его возражения идут по двум линиям – хозяйственной и, так сказать, психологической…
Зимний лов прежде всего совершенно нерентабелен. Число аварий неизбежно возрастёт. Орудия лова придут в негодность. При этом нет никакой уверенности, что вообще удастся взять рыбу. Если же иметь в виду, что комбинат и без того испытывает острый недостаток в судах и орудиях лова, то никчёмность всей этой «зимней авантюры» станет особенно наглядной.
