На другой день, возвращаясь вечером из амбулатории, Ольга лицом к лицу столкнулась с Венцовым, выходившим из райисполкома.
Она сразу узнала главного инженера, и ей захотелось по-благодарить его за вчерашнюю поддержку,
– Послушайте… товарищ, – обратилась она к нему. – Видите, я даже фамилии вашей не знаю. Вы ведь главный инженер рыбокомбината? Я врач Леушева, была у вас вчера, помните?
Венцов стоял перед ней, высокий, худой. Узкая японская куртка, которую он вновь стал носить, делала его похожим на юношу.
– Конечно, конечно, помню, – приветливо сказал он. – Вы были абсолютно правы. А зовут меня Венцов, Виктор Фёдорович Венцов.
«Какой приятный голос!» – подумала Ольга.
– Спасибо, что вы меня вчера поддержали, – сказала она. – Ужасно самолюбивый человек ваш директор.
– Что правда, то правда, – усмехнулся Венцов. – Однако вы, кажется, настояли на своём. И правильно сделали. Человек, убеждённый в том, что он прав, должен настаивать на своём.
– Ну конечно. А теперь я пойду. Всего доброго, Виктор Фёдорович. – Ольга протянула Венцову руку и через несколько минут забыла о нём.
Но он очень скоро напомнил ей о себе.
Во время очередного приёма в амбулатории Ольга вызвала больного и очень удивилась, когда в кабинет вошёл Венцов.
– Вы? – спросила она.
– Вас это, кажется, удивляет, – с улыбкой ответил Венцов. – Да, это я. Грипп одолевает. Дайте порошков.
– Садитесь, пожалуйста.
У него оказалась небольшая температура.
– Хорошо, что пришли, – сказала Ольга, протягивая ему таблетки. – Отвратительная манера запускать грипп. Три раза в день по одной таблетке. Как дела на комбинате?
– Сейчас затишье, – ответил Венцов. Присев на маленький японский стул, главный инженер, казалось, сложился вдвое.
Ольге хотелось поговорить с ним, в этом человеке было что-то от её мирного городского прошлого, но в коридоре ждали больные, и Венцову пришлось уйти.
Он явился к Ольге через несколько дней, вечером, когда она сидела у круглой японской печки, в которой весело потрескивали дрова.
Ольга и удивилась и обрадовалась в одно и то же время.
– Извините меня за вторжение, – вежливо сказал Венцов. – По пути к вам все подыскивал причину, но так и не нашёл. Мой грипп давно кончился. Честно говоря, я пришёл просто так. Ну, в гости, что ли…
Он улыбнулся, но глаза его сохранили при этом грустное выражение.
– Что ж, садитесь, – сказала Ольга, все ещё не зная, как ей отнестись к этому неожиданному посещению.
Венцов снял куртку и поправил галстук, повязанный небрежным узлом.
Сев на табуретку, он снова улыбнулся своей растерянной и немного грустной улыбкой. Ольге стало жаль его.
– Очень хорошо, что вы зашли, – сказала она. – Я ведь живу одна. Иногда скучно бывает.
– Я вот тоже один, – негромко отозвался Венцов. – Зимними вечерами такая скука… Никогда не думал, что на Южном Сахалине такие северные зимы. Вы хоть в городке живёте, а мы совсем на отшибе.
…Через полчаса Венцов стал собираться. Ольга чувствовала, что разговора не получилось. Она с преувеличенной любезностью попрощалась с Венцовым и несколько раз просила его заходить. Когда дверь за ним закрылась, она пожалела, что он так быстро ушёл.
На другой день Венцов пригласил Ольгу в кино.
В кинотеатре было много народу. Показывали старую картину, которую Ольга видела дважды: перед войной и во время войны.
На экране шумела летняя Москва, сверкали фонтаны Сельскохозяйственной выставки, освобождалось от лесов величественное здание многоэтажной гостиницы.
Странно и до боли приятно было видеть всё это здесь, на Сахалине…
Из кино Ольга и Венцов вышли молча.
– Я хорошо помню это время, – сказал наконец Венцов. – Тогда я только что поступил на первый курс института. В Москве передвигали здания, открылся Парк культуры…
– А я была тогда совсем девчонкой, – задумчиво сказала Ольга, – лет двенадцати, не больше.
Слово за слово, между ними завязался тот оживлённый разговор, который обычно ведут друг с другом люди, связанные общими воспоминаниями.
– А вы помните первый поезд метро?
– А первый карнавал в Парке культуры?…