Но… что-то мешало ему начать этот разговор. Доронин инстинктивно опасался, что Алексеев сразу спросит, почему он, Доронин, ушёл из армии, сочувственно покачает головой, пожалеет его.

«Нет, я не нуждаюсь в сочувствии, – сказал себе Доронин. – Я коммунист и выполняю свой долг, так же как Алексеев выполняет свой».

Он подтянулся, поднял голову и, чуть сощурив глаза, с вызовом посмотрел на полковника.

– Ну, брат, не стыдно? – шумно, с хрипом дыша, заговорил Алексеев. – Скажи на милость, не поехал! Да я Ганушкина посадить хотел! Ганушкин!

Появился Ганушкин.

– Так-таки взял и не поехал? – спросил Алексеев, кивая на Доронина.

– Не поехал, товарищ полковник, – о виноватой улыбкой отозвался Ганушкин.

– Хорош! – покачал головой полковник и, подмигнув в сторону стола, сказал: – Ну, действуй!

Ганушкин исчез.

Доронин снял пальто и повесил его рядом с шинелью Алексеева. Пока Ганушкин и молоденький, с детски открытым лицом солдат «действовали», расставляя на столе водку и закуску, Алексеев говорил:

– Вот ведь где встретились-то… Мне Ганушкин докладывает, а я не верю… Значит, ушёл, говоришь, из армии-то?

Доронин насторожился.

– Ушёл, – неохотно отозвался он. – Если можно так выразиться, демобилизован по партийной мобилизации.

Чтобы перевести разговор на другую тему, Доронин спросил о своём бывшем командире: где он сейчас.

– Павел Никанорыч – поднимай выше! – ответил Алексеев. – Генерала получил, дивизию дали.

– А Сухомлин, Горохов, Ванин? – перечислял Доронин своих друзей-однополчан.

Алексеев отвечал, что один из них получил очередное звание и служит в крупном штабе, другой – уже второй год в академии, третий – защитил кандидатскую диссертацию…

– Ну, а ты, Андрей, – обняв Доронина за плечи, спросил Алексеев, – что же ты теперь за человек?

– Ваш сосед слева, товарищ полковник. Директором рыбного комбината работаю, – сказал Доронин, глядя прямо в глаза Алексееву.

Полковник несколько секунд молча смотрел на него своими чуть красноватыми глазами из-под густых седых бровей, потом покачал головой и сказал:

– Вот оно что! Ну, теперь у тебя хозяйство-то, наверное, поболе полка… Гордишься небось? Нос задираешь?

Доронин покраснел и опустил глаза.

– Ладно, ладно, – продолжал полковник, – не скромничай. Тебе такое дело по плечу.

Доронин усмехнулся.

Если бы Алексеев знал, что сейчас представляет собой комбинат!

Они сели за стол. Доронину сразу стало весело – и от слов полковника, и от того, что перед ним стояли русские графины, тарелки, гранёные стаканы.

Полковник осторожно и сосредоточенно разлил водку.

– За встречу! – сказал он, подымая стакан.

Они чокнулись, выпили и некоторое время молча закусывали.

Потом Алексеев пододвинулся ближе к Доронину и тихо сказал:

– А у меня большое счастье, Андрей. Доронин с интересом посмотрел на него.

– Ты помнишь, Андрюша, кончилась война, и я, скажу тебе честно, задумался о своей судьбе. Ведь я старик, э-э, нет, не возражай, чего там, мне под пятьдесят, четыре войны за плечами… Вот я и подумал: куда меня теперь? В резерв? В отставку? Вдруг вызывают меня в отдел кадров. Слушаю – ушам своим не верю! Возвратили в родные погранвойска. Третью звезду дали и поздравили с почётным назначением на Сахалин. Как говорится, с повышением в должности и звании. – Алексеев засмеялся, и глаза его молодо заблестели.

Слушая Алексеева, Доронин смотрел на него со смешанным чувством восхищения и стыда.

«Как я мог подумать, что он осудит меня, будет сочувствовать, жалеть?» – думал Доронин. Просьба о помощи, с которой он собирался обратиться к Алексееву, теперь казалась ему простой и естественной, такой же естественной, как во время войны, когда он приезжал просить что-нибудь «взаймы» для своего полка.

– Пётр Петрович, – сказал Доронин, – от души поздравляю вас. Я понимаю, что значит такая честь для боевого офицера. Рад, искренне рад вашему счастью.

– Спасибо, Андрюша, спасибо, – растроганно проговорил Алексеев, пожимая протянутую ему руку.

– А я ведь к вам за помощью приехал, – начал Доронин, – Выручайте по старой дружбе.:

– Какая ещё помощь? – спросил Алексеев, сразу переходя на ворчливый тон, каким он всегда встречал «просителей», но глаза его лукаво заблестели, и Доронин понял, что Алексееву очень приятно выступать в привычной для него роли «богатого», хозяйственного командира.