сказал:
– Когда товарищ Костюков приехал, вы, Андрей Семёнович, ещё спали. Вот он и решил вас не беспокоить.
Доронин почувствовал раздражение и против Венцова, который, как ему казалось, посмеивается над ним, й против секретаря райкома, который, как нарочно, приезжает в такую рань.
Однако решил тотчас же разыскать этого Костюкова. Сев в полуторку, Доронин помчался на рыбозавод, расположенный в пятнадцати километрах от конторы комбината. Там ему сказали, что Костюков действительно приезжал, провёл на заводе несколько часов, а теперь уехал неизвестно куда.
Доронин решил, что секретарь райкома вернулся на комбинат и они разминулись в дороге. Он погнал машину обратно. Но секретаря райкома не было и на комбинате. «Куда же он запропастился?» – растерянно думал Доронин.
Наступил вечер, а Костюков так и не появился. «Как же так? – со смешанным чувством обиды и недоумения думал Доронин. – Он же знает, наверное, что я здесь новый человек, а не встретился, не поговорил…»
Пришла Вологдина и попросила разрешения не надолго расположиться в его кабинете. Вид у неё был озабоченный. Получив разрешение, она позвала в кабинет Черемных. Устроившись за столом, они принялись составлять завтрашний план выходов в море.
Доронин вышел из конторы, собираясь пройти на пирс, но в тот момент, когда он уже выходил из ворот, возле него остановился один из тех потрёпанных «газиков», которые на фронте называли «козлами». Из «газика» не спеша вылез человек огромного роста, в пиджаке, который, казалось, трещал на его могучих плечах.
«Костюков!» – сразу решил Доронин.
– Товарищ Костюков? – повторил он вслух,
– Я Костюков, – ответил человек.
У него было спокойное лицо медлительные движения и очень внимательные глаза.
– Доронин, директор комбината. – Это было сказано таким тоном, словно Доронин хотел упрекнуть секретаря райкома: «Видишь, я тебя жду, а ты даже поговорить со мной не удосужился».
– Вот и хорошо! – сказал Костюков.
У него оказался волжский окающий выговор. Он осторожно пожал Доронину руку. Очевидно, он побаивался собственной силы и сдерживал её.
– Знаю, знаю, что прибыл, – улыбаясь, продолжал Костюков. – Из обкома звонили, – добавил он, словно желая придать своей осведомлённости самое обычное объяснение. – Ты когда прибыл-то?
– Позавчера.
– Ну давай осматривайся.
– У меня есть деловой разговор, – официальным тоном сказал Доронин, – я хотел сегодня ехать к вам в райком.
– Да? – чуть подымая брови, произнёс Костюков. – Ты извини, что так получилось. Приехал я рано, решил тебя не будить. Думал, рано вернусь с рыбозавода. А там завертелся… Словом, пошёл с ребятами в море. Восемь часов проболтались… Видишь, какое дело!… Хотел сейчас зайти познакомиться, хоть час поздний…
Костюков говорил таким дружелюбным тоном, что на него невозможно было сердиться.
– У меня есть неотложные дела, – сказал, однако, Доронин. – Мне бы хотелось начать разговор сегодня.
– Сегодня? – переспросил Костюков. – Ну что же, давай сегодня.
– Вот только… у меня в кабинете люди работают, – смущённо сказал Доронин, – Придётся их попросить…
– Зачем? – возразил Костюков. – Походим по берегу, подышим воздухом.
Они вышли на берег. Было уже совсем темно. Доронин с опаской посмотрел на неясную, колеблющуюся массу воды, которая то приближалась к ним, то снова отдалялась.
– Вот какое дело, товарищ Костюков, – начал Доронин, – положение на комбинате тяжёлое. Во-первых, кадры. Мне кажется, что командный состав оставляет желать много лучшего. Например, Венцов, главный инженер. Странный человек. Произносит громкие лозунги, декламирует о рыбной индустрии, а все кругом разваливается. Или, скажем, Вологдина. Знаете её?
Костюков кивнул.
– Вопросы самолюбия, личного первенства у неё на первом плане…
Доронин остановился, чтобы дать возможность секретарю райкома проявить своё отношение к его словам, но Костюков по-прежнему молчал и сосредоточенно глядел себе под ноги.
– Оснащения на производстве никакого, – уже начиная горячиться, продолжал Доронин. – Флот – старые калоши. Жилья нет. Люди работают от случая к случаю. Коммунистов – раз-два, и обчёлся. Партийной организации нет. В путину нам предстоит взять сто десять тысяч центнеров сельди. Я спрашиваю: как мы их возьмём? – совсем уже разгорячившись, воскликнул Доронин.
Они шли возле самой воды. Совсем рядом вздымались, налетали друг на друга и снова опускались чёрные высокие волны. От близкого соседства этой движущейся воды Доронину стало не по себе.
– Ты, товарищ Доронин, человек женатый? – вдруг спросил Костюков.
– Нет, – буркнул Доронин.